Сжечь к чертям

      Сатору допустил огромную ошибку позволив Двуликому делить тело с неопытным магом.       Огонь жадно поглощает остатки от деревянных домиков, в которых совсем недавно отдыхали ученики магической академии. Жар от пламени приятно согревает, дарит ощущение хаоса и осознание приближающегося конца этой недолгой, но чертовски желанной ему битвы. Ярко-красные кеды, которые так нравились Итадори, пропитаны кровью тех, кого он знал, на кого ровнялся, с кем общался — кровь магов не отличается от крови обычных людей, но Двуликий втягивает воздух ноздрями со свистом, наслаждаясь этим металлическим ароматом вперемешку с режущим глаза запахом опаленной кожи. Так пахнет победа. Победа, которую он действительно заслужил. Ведь терпение всегда вознаграждается. Бессмысленно спорить — Сукуна был победителем, потому что терпел не одну сотню лет. Но всякому терпению приходит конец. Король проклятий оглядывает свои старания и из его груди поднимается утробный, практически истерический смех. Он смеется, смотря на обугленные и изуродованные тела людишек. Сукуну переполняет счастье и ему кажется, что его вот-вот разорвёт от собственного превосходства — его буквально распирает и он понимает на собственной шкуре, какого это, чувствовать настоящие эмоции.       Итадори Юджи был крепким парнем, но поддатливым и наивным, точнее будет сказать — напуганным. Он боялся подвести всех тех, кто доверился ему. Идиоты. Они и правда верили, что пацан справится с Двуликим — искусным манипулятором. Сломить доброго дурака оказалось проще простого — Сукуна ухмыляться, мысленно похвалив парня за силу волю, хоть и бессмысленную. У страха глаза большие, а у Юджи большое сердце — это и сломало жизнерадостного парнишку. Он настолько пытался уберечь людей от короля проклятий внутри себя, что даже не заметил, как Сукуна овладел его сознанием, управляя, как куклой. Итадори ломался не один раз, каждый раз Сукуна устраивал ему неплохие качели, на которых раскачивал его, заставляя сделать чёртово солнышко. Юджи уходил в себя, занимался бессмысленным самокопанием, убивался из-за каких-то пустяков и пытался быть хорошим для всех — это давление оказалось губительным для ещё неокрепшего сознания мальчишки. Боже, да он ведь всего лишь подросток, Двуликий до сих пор не понимает, о чём думали маги, отсрочивая казнь сосуда. У них были все шансы, но они послушали одного мага, очень самоуверенного…       Двуликий вздрагивает всем телом и, замахнувшись, выстреливает огненным шаром в полуразрушенную магическую школу, окончательно превращая местность вокруг себя в руины. Его сила разрушающая, мощная, нечеловеческая. Среди всего хаоса и эйфории, Сукуна неожиданно чувствует некое разочарование — это было слишком легко. Бой был ярким и увлекательный только за счёт Годжо — сильнейшего мага человечества. Конечно же, после Сукуны. Ремён разачарован, что его приравнивали к нему. Обернувшись, проклятье смотрит на мага сверху вниз с мягкой, не естественной для него улыбкой. Сатору нравился ему, несмотря на вечное неуважение и идиотскую самоуверенность. У этого мага были красивые способности, интересные — среди людей Годжо был богоподобен, но Сукуна видел его насквозь — ничего святого в нём никогда не было. Красивая оболочка прятала ужасно грязную душу — склизкую и чёрную. Это привлекало короля проклятий. Хотя бы потому что Годжо так искусно прятал свою тёмную сторону, что люди, не подозревая о чём думает этот человек, слепо восхваляли его. Действительно, как бога, отчего, сам того не понимая, Сатору поверил в свою ложь под гнётом всеобщей любви. Именно поэтому он проиграл. — Я тебя уничтожил. Признай уже! — Двуликий подходит к мужчине и садится на корточки рядом, пытаясь поймать взгляд мага, но тот лишь опускает голову ниже, расстраивая проклятье. Разве уничтожить магическую школу вместе с её учениками было недостаточно, чтобы Шестиглазый удостоил Сукуну взглядом, полного ненависти и злости? Двуликий уверен — эти глаза стали ещё прекраснее, отражая поглощающий мага хаос в его душе. Ведь всё это его вина. Сукуна в равной степени испытывал к нему странное обожание и вместе с тем, ненавидел. Именно так Двуликий показывает свои неоднозначные чувства, дразнящие его все эти годы. Лишь для того, чтобы Годжо воспринял его всерьёз. Чтобы, наконец, обратил на никому не любимое проклятье своё внимание. А может, чтобы Сатору принял себя настоящего? Двуликий проводит рукой по влажным волосам мага и сжимает их у корней, поднимая голову, в надежде увидеть ту самую ненависить. Сукуна до дрожи в мышцах хотел увидеть, как сильнейший из магов осознает собственную слабость, как будет захлебывается в собсвенной ненависти к Двуликому, а потом и к себе. Он хочет видеть, как ломается эта наглая и красивая мразь. Потому что знает — Годжо не будет раскидываться словами, не подарит ласкающие уши крики боли от хруста собственных костей и не будет молить о пощаде — Двуликий жаждет получить лишь один взгляд, самый красноречивый и испепеляющий. Пальцы грубо сжимают мужские скулы, заставляя мага поднять взгляд, и Сукуна широко улыбается, когда Годжо смотрит на него убийственным, полного отвращения взглядом. Двуликий судорожно дышит, когда видит своё отражение в стеклянном взгляде, готов тонуть в этом омуте голубых глаз и на секунду забывается, поглощённый негативными чувствами исходящие от Шестиглазого. Такая потрясающая, плотная, пропитанная гневом и отчаянием энергия, что Сукуна начинает дрожать. Выше всяких похвал. Это даже больше, чем он ожидал. Сатору поистине прекрасен в гневе. Влажный язык мажет широкую полосу по исцарапаеной щеке Сатору, пробуя его слезы отчаяния на вкус. Двуликому нравится вкус Сатору, проклятье хочет распробовать мага получше — вдыхает его запах. Воздух вокруг пропитан смертью и страхом, но от Шестиглазого исходит другой, немного странный запах, от которого проклятие блаженно прикрывает веки. Ведёт мокрую линию по острым скулам, слизывая с мужчины кровь смешанную с грязью и потом. Двуликий практически теряет рассудок, вкус проигрыша мага на языке неимоверно заводит. Мага воротило от этих мокрых прикосновений, выворачивало наизнанку от действий короля проклятий не имеющие никакой логики в сложившейся ситуации. Мужчина морщит нос и пытается отодвинуться, но тело неслушается — Двуликий мог делать с ним всё, что пожелает.       Сукуна обожал сочетание красоты, силы и, черт возьми, готов был дрочить на этого голубоглазого падшего ангела. Он так долго придумывал, как будет унижать Годжо, столько лет так небрежно разговаривающего с тем, кто сейчас смог поставить его на колени и признать поражение, что в самый ответсвенный момент забыл о своих планах. Вновь сжав кореи волос мужчины, Сукуна тянет мага на себя еще ближе, првктическм прижимая к себе, будто в его руках был маленький, брошенный котёнок. — Сатору, ты ведь хочешь сдохнуть? — Двуликий выплевывает каждое слово и тело его соаьо виьрирует от злости, когда они не слышит ответ. — Но я так не хочу исполнять твою волю… даже если это твоё последнее желание, понимаешь, о чём я? — острый чёрный ноготь с лёгкостью проводит по тонкой коже, оставляя небольшой порез на шее. Алый взгляд будто клыками впился в его плоть, туда, на скользящую вниз алую капельку крови. Продолжает смотреть даже когда она впитывается в порванный воротник. Наклоняется и слизывает кровь с шеи, словно не хочет, чтобы мужчина чувствовал боль — нежно зализывает небольшую царапину, как животное. Уголки губ приподнимаются, язык движется увереннее, когда проклятье слышит, как Сатору скрипит зубами — он злится, очень злится. Его душа была многогранная, наполненная забвением, отчаянием, самоуверенностью, страстной любовью и было в нём что-то отчаянное и давно забытое для Двуликого. Сукуне нравится в этом человеке абсолютно всё. — Хочешь я покажу тебе рай? — Сукуна саркастически засмеялся. — Если хочешь помереть быстро, то тебе придётся выполнить моё желание. Рëмен знал, что Годжо скорее плюнет ему в лицо, чем будет плясать под дудку короля проклятий. Это просто нравилось Двуликому. Нравилось, как он разжигает в Сатору ненависть с новой силой, хотя, он и представить не мог, что люди способны испытывать столько презрения. Поразительно!       Маг его презирал, ненавидел по настоящему. Желал бросить проклятие в огонь или кислоту, чтобы от него не осталось даже костей, отрубил бы ему каждую конечность и скормил псам, но не мог этого сделать, потому что уже проиграл. Совершенно обессиленный и истекающий кровью, Годжо стоял на коленях перед этим ублюдком. Проглатывал издёвки и режущие сердце слова, не в силах больше бороться. Сатору не чувствовал унижения, ему не было страшно — он испытывал жгучее желание вырвать поганый язык стоящего перед ним и так открыто насмехающегося над его болью Сукуны. Так жалко убивать такого человека. Если бы он не был таким упрямым, то из них получилась бы отличная пара. Годжо больше некуда податься. Сукуна уничтожил всех магов, оставив эту блядскую школу на десерт, и сейчас она горела адским пламенем, а после исчезнет, будто её и не было никогда. Он уничтожил всё, что было дорого магу. Уничтожил всех. И уничтожит самого Годжо. — Рай? — беловолосый мужчина вдруг усмехнулся. — Разве такому как ты известно, что такое рай? Столько отвращения в тоне. Сатору всё так же не ставил Рëмена ни во что. Он был лишь проклятьем, ничего человеческого. Годжо больше всего ненавидел таких. Наглых, считающими себя людьми. А считал ли сам король проклятий себя человеком? Когда-то он им был. Давно, слишком давно, чтобы вспоминать о ненужной человечности. Будь он сейчас также смертен и слаб, смог бы одолеть Сатору? Нет. Сукуну переполнял восторг от того, что он более не человек. Теперь он убийца. Безжалостный, жаждущий искупаться в алой крови тех, кто был слабее него. Практически всех…но этот маг… — У тебя ещё есть силы дерзить? — король проклятий наклонил голову вбок, грозно щурясь. Ему нравилась эта дерзость, особенно когда дерзил Сатору, но сейчас это мешало полностью насладиться моментом. Резко схватив обессиленного мага за горло, Двуликий поднялся, одной рукой поднимая мужчину, впечатывая его в остатки стены, слыша приглушённый стон боли. У Годжо многочисленные переломы, рваные раны, гематомы. Его тело в агонии, ему противно от собственной слабости. Он ненавидел этого ублюдка, но больше, чем Двуликого, он ненавидел себя. Дыхание спирает, когда лицо Рëмена оказывается невообразимо близко и горячие губы накрывают его. Чужой язык пытается пробиться сквозь стиснутые зубы. Годжо быстро разжимает челюсть и через мгновение Сукуна хватается ладонью за лицо, отступая от мужчины. Беловолосый спускается по стене, стиснув в зубах язык короля проклятий. Сквозь пальцы Двуликого просачивается кровь и он испепеляет мага взглядом полным ярости и непонимания. Несмотря на своё состояние ещё пытается бороться и наверняка испытывает невероятное наслаждение, сжимая в зубах язык Двуликого. Сатору и правда испытывает наслаждение, смотря на растярянное лицо Двуликого. — Неблагодарный выродок! — как только язык регенерировал, Сукуна замахнулся рукой, ударом по лицу отбрасывая Годжо от стены на землю. — Ты! Единственный из магов, кого я действительно пощадил! Какого хуя ты такой упёртый? Небо разразилась вспышка молнии и на них обрушился мелкий град с дождём.       Сатору больше не слушал Двуликого. Не чувствовал, как неприятно град хлестал его истерзанное тело. Выплюнув чужой язык, маг опустил веки, вслушиваясь в шум дождя, желая, чтобы холодные капли заполнили пустоту внутри него, а после испарились вместе с ним. Сил подняться не было. Годжо с трудом повернулся на спину, впитывая грязь с земли в порванную и пропитанную кровью одежду. Дождь хлестал по лицу, затекал в раны. В голове пустело. Темнота начала поглощать его до того, как расчерченные чёрными полосами руки схватили мага за грудки. — А ты ведь мне так нравился… — грубый тембр рвано вырывался из губ Двуликого, он скалился и злился. Неожиданное осознание прошлось током по татуированному телу. Он вовсе не хотел его убивать. Увлёкся. Переоценил силы противника. Да блять! Сжимая обмякшее тело, Сукуна осматривал результат своих же трудов. Слишком много крови. На теле нет живого места. Чертовы людишки, такие жалкие и слабые. Даже сильнейший из них был невообразимо хрупок. Неспособный регенерироваться, он умирал на руках у того, кто лишил его всего. — Ха… — Рëмен усмехнулся, крсаясь грудной клетки мага. — Ты, как и все, выбрал смерть, а не меня… Как же я всех ненавижу! Вы, люди, единственное зло в этом мире. Вы же и создали меня… И я вас всех уничтожу! Король проклятий кричал Сатору прямо в лицо. Никто и подумать не мог, что он стал таким из-за одиночества, людского презрения. Он всегда был чужим. Его презирали за силу, за другой склад ума. Люди убивали его просто потому что Сукуна всегда был другим, не таким, как остальные. Но почему Сатору Годжо, так похожего на прошлого Рëмена превозносят и любят? Несправедливо. Двуликий чувствовал огромную пропасть между ними. Ему просто не повезло. Считая пальцами рёбра мага, Сукуна надавил на грудь, медленно погружая пальцы в плоть через сломанные рёбра. Сердце еле бьëтся. Вибрации проходят по телу, когда ладонь полностью обхватывает человеческое сердце. Медленно сжимает руку, другой прижимая мужчину к себе ещё ближе. Он будто не верит, что Сатору так легко умрёт. Или же, ему не понятно, зачем он его добивает. — Надеюсь, когда- нибудь мы встретимся в аду… — слова заглушает оглушающий раскат грома. Годжо закашлял кровью. Боль с новой силой накатила на него огромными волнами, а после, когда рука Двуликого с силой сжалась, раздавливая человеческое сердце, Сатору обмяк. О чём он думал, прежде чем умереть? Рëмен выпустил тело мага из рук, смотря на свою окровавленную руку. Ладонь всё ещё чувствовала тепло его сердца. Двуликий, впервые за сотни лет чувствовал, что принял неверное решение. Он не хотел убивать Годжо, но эти дерзкие и наглые речи до одури раздражали, доводили короля проклятий до безумия и потери контроля над собой. Никто так открыто не насмехался над ним, как делал этот ублюдок Сатору. Позволяя дождю смывать с себя чужую и свою кровь, Сукуна отошёл от бездыханного тела мага. Он уничтожил всех магов. Даже того, которого хотел подчинить и оберегать. Он недоволен и страшно расстроен. В горле противным комом застыл крик отчаяния. Всё произошло совсем не так, как он хотел. Сейчас, не зная что делать дальше, Рëмен направился в город, чтобы залить свой неутолимый голод человеческой кровью. Он уничтожит всё живое. Несомненно. Это не он никому не нужен. Двуликий сам не хотел делить своё существование с кем-то. Он будет единственным в этом мире, как и всегда, одиноким, наедине со своими извращëнными мыслями. Отвергнутый всеми, он никогда не простит людей за боль, которую они причинили ему. Он обратит этот чëртов мир в пепел.