A Year and a Day/Год и Один День

       13 августа       Гермиона уставилась на классную доску, на которой она записала уравнения, необходимые для вычисления чар увеличения. Ведьма пыталась разобраться в нем, но это было трудно. И единственным человеком, которого можно было в этом винить, был Малфой. Когда она ворвалась в его офис на прошлой неделе, чтобы накричать на него за то, что он избавился от ее поставщиков, она рассчитывала, что выскажет ему все, что думает, добьется своего, а затем уйдет. Чего Гермиона никак не ожидала, так это того, что на долю секунды ей покажется, будто он хочет поцеловать ее. Он подцепил пальцем ее обручальное кольцо, притянул ее к себе, и она могла поклясться, что у него был такой вид, будто он хотел ее поцеловать.       Но опять же, это был Малфой, и вероятнее всего, ее влечение к нему влияло на ее восприятие. Что только делало ситуацию еще более неловкой. Она едва могла вынести ужин в этой большой столовой с ним, Скорпиусом и Нарциссой, потому что ловила себя на том, что поглядывает на него краем глаза, следя за его движениями. Он был занозой в ее заднице. И самое печальное, она даже не могла пойти к Гарри и поговорить с ним об этом, или к Джинни, если уж на то пошло, если один из них знал, то и другой немедленно узнает. Ей определенно не хотелось выслушивать нотации типа: «хватит того, что ты вышла за него замуж, перестань страдать Стокгольмским синдромом».       Девушка потерла лоб и записала еще одну часть уравнения, а затем покачала головой. Это не работало. Ей хотелось тихонько взвизгнуть, потому что часть ее хотела стереть с доски все, что она уже записала, и вместо этого нарисовать таблицу «за и против» и провести глубокий анализ того, почему она находила Малфоя привлекательным. Обычно Гермиона была не из тех женщин, которые залипают на мужчин из-за внешности. Да, это играло свою роль, но в первую очередь ее интересовала личность человека, а Малфой большую часть времени вел себя как гребаный придурок.       Придурок, который несколько раз довольно яро защищал тебя и выглядел при этом чрезвычайно сексуально.       Этот крошечный злой голосок в ее голове не давал ей покоя. Гермиона так сильно потерла лоб, что у нее заныла кожа. Ей хотелось выбросить его из своей головы, потому что она не могла смириться с мыслью о том, что прошло всего пять недель после их свадьбы, а она уже смотрит на Малфоя по-другому.       Но он другой.       Голос, казалось, был одержим желанием прервать ее мысленные процессы. Она сильно поморщилась. Да, он перерос полного засранца, которым был в школе. Он больше не смеялся над ее волосами или зубами. На самом деле он вообще не насмехался над ней, просто называл ее занудой и иногда язвил. Но он также огрызался и на Гарри, когда Ал приходил потусоваться со Скорпиусом, и на Забини, когда тот приходил ненадолго навестить его. Казалось, что язвительность была у него заложена в ДНК.       Гермиона быстро тряхнула головой, пытаясь отогнать эти мысли. Не хватало еще спорить самой с собой о плюсах и минусах ее симпатии к Малфою. Она действительно не хотела погружаться во все это, потому что у нее было чувство, что это откроет целый ящик, полный боггартов, с которыми у нее не было сил разбираться. Она и так боролась с осознанием того, что находит его привлекательным и что от его прикосновений в ее глупом животе начинают порхать дурацкие бабочки.       Гермиона задавалась вопросом, стоит ли списать все на то, что у нее уже несколько лет не было секса. Это казалось хорошим поводом и можно было свалить все на это. Ее либидо просто реагировало на то, что к ней прикасался относительно привлекательный мужчина. Похоже, так оно и было. Не могло быть и речи о том, что она искренне находила Малфоя привлекательным и, возможно, хотела расцеловать его до потери сознания в каком-нибудь темном углу.       Ее лицо тут же вспыхнуло, и она раскрошила мел, который держала в руке. Гермиона издала стон, откинув голову назад и уставившись в потолок.       — Почему я? — она захныкала, не в силах ничего с собой поделать. Ей было за тридцать, время, когда в животе начинают порхать бабочки от одного прикосновения мужчины давно прошло. У нее не должны были порхать бабочки, она не должна начинать заикаться из-за его ухмылки, посланной в ее сторону, и уж точно у нее не должно возникать желания поддаться своим чувствам и накинуться с поцелуями на гребаного Малфоя.       Она снова застонала, выпрямляясь, оглянулась на классную доску и бросила половинку сломанного мела на подставку.       — У тебя от этого болит голова? — Гермиона подпрыгнула от неожиданности и резко обернулась. Скорпиус с улыбкой смотрел на нее, и она сморщила нос, задаваясь вопросом, как долго он там стоял.       — Можно и так сказать, — она слегка натянуто улыбнулась ему, изо всех сил стараясь избавиться от своих прежних мыслей. Это было совсем не то, о чем ей стоило думать в компании мальчика.       Скорпиус подошел к ней.       — На доске много чего написано, — он посмотрел на записи, и Гермиона кивнула. — Ты не обсуждала это со мной, — он перевел взгляд на нее, и волшебница приподняла бровь, слегка улыбаясь. — Ты не обязана, — он сказал это так поспешно, что Гермиона не смогла удержаться от смеха.       — Хорошо, я пока не буду показывать тебе, как использовать арифмантику при разборе и воссоздании заклинаний, — она протянула руку и взъерошила его волосы. Они были мягкими, как шелк, и настолько светлыми, что безошибочно выдавали в нем Малфоя.       — Так что же здесь не так? — он поднял на нее глаза, и она тяжело вздохнула. — Что не так с этим заклинанием?       Она понятия не имела, как Хэмиш Хогсвейм вообще заставил это заклинание работать с тем количеством сторонней магии, которое в нем было.       — Много всего, — она раздраженно фыркнула, взглянув на доску. — Хэмиш Хогсвейм работал над этим заклинанием параллельно с Аберто , Алохаморой, заклинанием против обмана и Эпоксимизом. Но всякий раз, когда я добавляю их в деконструкцию, заклинание все равно не работает должным образом. Там должно было быть что-то еще, но во всех текстах, где обсуждается метод Хэмиша, упоминаются только заклинания, которые он создал в тот период. Поэтому я не знаю, что может вызывать колебания.       — А как насчет заклинаний, которые он произносил до этого? — Скорпиус поднял на нее глаза, и она тяжело вздохнула.       — Я уже пробовала их.       Все они приводили ее в тупик. Дело дошло до того, что она уже хотела бросить все это к черту. Она бы этого не сделала, конечно, она бы этого не сделала, даже если на решение у нее ушло бы лет тридцать, но иногда ей очень хотелось.       — А как насчет того, как ты работала?       Гермиона нахмурилась. Когда она взглянула на него, Скорпиус снова изучал доску с таблицами заклинаний.       — А как я работала? — она не совсем понимала, о чем он говорит, но не собиралась отмахиваться ни от одной из его идей. Гермиона хорошо знала, каково это, когда над тобой смеются и не любят за то, что ты высказываешь свое мнение. Она бы никогда не подвергла этому Скорпиуса или любого другого ребенка, если уж на то пошло.       — Ну, ты начала с вестников-компаньонов, но потом оставила это и поработала над Люмосом, а затем над своей волшебной броней, — он поднял на нее свои глаза. — А что, если он делал то же самое? — в нем было столько невинного любопытства, что Гермиона поражалась тому, насколько хорошо Малфой справился с воспитанием сына. Она ни разу не видела, чтобы мужчина вел себя по отношению к Скорпиусу так, как Люциус вел себя с ним. Он слушал его, играл с ним в игры, они дразнили друг друга, и она точно знала, что у Малфоя был с ним свой ритуал перед сном. Он не ставил никаких преград на пути Скорпиуса и не возлагал на него никаких ожиданий.       Она не знала, какой была Астория, но из того, что слышала, женщина казалась слегка рассеянной матерью, которая, как правило, предпочитала гала-вечера и приемы всему остальному. Похоже она не особо интересовалась тем, что нравилось Скорпиусу. Что для Гермионы было немыслимо. Скорпиус был забавным и сообразительным мальчиком и потратить время на то, чтобы поиграть с ним или поговорить, стоило гораздо больше, чем все проекты и любые светские мероприятия вместе взятые. В конце концов, дети быстро росли, они не оставались маленькими вечно.       — Например, что если он начал придумывать какое-то заклинание до того, как создал это, но оставил его в какой-то момент и закончил уже потом? Как и ты, — слова Скорпиуса поразили ее, и Гермиона моргнула раз, а затем еще раз.       — Повтори, пожалуйста? — выдохнула она, мальчик смутился и сморщил нос.       — Что если он начал одно заклинание, потом перешел к этому, и закончил первое уже потом?       Она чуть не взвизгнула от восторга и притянула Скорпиуса в объятия, крепко прижимая его к себе.       — Должно быть, так и есть! — Гермиона поцеловала его в макушку и побежала к своему столу, где у нее хранились все тома об увеличительных чарах. Она начала просматривать страницы в поисках более поздних заклинаний и чар Хэмиша. Скорпиус сделал это! Он скорее всего решил проблему, которая беспокоила ее уже несколько месяцев. Она нашла только два заклинания и исполнила небольшой победный танец, прежде чем развернуться и лучезарно улыбнуться Скорпиусу. — Ты самый умный мальчик на свете! Пятьдесят очков Скорпиусу! — знакомый звук оранжевых самоцветов, падающих в его колбу, разнесся по комнате, и мальчик от гордости выпятил грудь.       Он заслужил это, Гермиона была уверена, что он понял, в чем заключалась ее проблема, ей оставалось просто собрать все воедино и посмотреть, сработает ли все это. Она бросилась к своей классной доске и начала писать.