Искушение

Буквы плясали перед глазами, не складывались в слова — затертые, напечатанные на скверной бумаге заковыристым церковнославянским шрифтом. Боря крепко зажмурился раз, другой. Посмотрел в окно кельи на темнеющее небо над лесом, поправил слабенькую настольную лампу и снова перевел взгляд на страницу. Нет, не выходит. Из того, что удалось разобрать, следовала совершенная ерунда. Если же он понял текст правильно, ему нужен Вася. Нужен его совет. В келье его не оказалось — Боря постучал, подождал несколько секунд, приоткрыл дверь. Пусто. Скорее всего, Вася гулял или тренировался, Боря успел изучить его достаточно хорошо за те два года, что они провели в «Оке» бок о бок. Для тренировок он выбирал трапезную как самую просторную комнату в монастыре или, когда позволяла погода, двор позади здания, по соседству с огородом. Сегодня, однако, дождь и порывистый ветер исключали второй вариант. И точно: из трапезной доносились частые шаги, будто кто-то боролся или танцевал. Пока он спускался по скрипучей лестнице, к шагам прибавилось отрывистое дыхание и легкий стук. Вася и впрямь танцевал. Боря задержался в дверях трапезной, чтобы полюбоваться, как тот кружит между пустых лавок, легкий и быстрый, сосредоточенный, без привычной рясы, в трико и футболке. В руках мелькала палка бо, Вася атаковал невидимого противника, уклонялся, ставил блок и начинал заново: атака, уклон, блок. Одежда, влажная от пота, позволяла увидеть игру мускулов, и Боря почти физически ощущал, как чужой пульс разгоняет кровь по венам. Кажется, он засмотрелся, потому что Вася заметил его на очередном повороте, опустил оружие. Сосредоточенность уступила место улыбке и тому блеску в глазах, какой — Боря знал это — появлялся у него после тренировок. — Верховный? Голос Васи звучал почтительно и спокойно, но через это спокойствие пробивалась горячка недавнего танца, отчего приветствие прозвучало по-особенному, интимно, и заставило Борю снова — в который уже раз — смирить мысли. Он вернулся к насущному вопросу: — Мне нужен твой совет, Вася. Поднимись ко мне, когда закончишь тренировку. Вася качнул головой, подхватил сложенную на лавке рясу. — Я закончил. — Тогда идем. *** Вася сидел за его столом и вчитывался в строки так напряженно, что Боре захотелось поторопить его. Неужели все зря, и они не смогут провести ритуал? Неужели упустят эту возможность совершить прорыв? И найденная святыня так и останется бесполезной деревяшкой с вырезанным на ней узором… Вася наконец оторвался от книги. Нахмурился: — Добровольная человеческая жертва. Я бы мог, но… если я умру в этом мире, сработает ли это? И если нет, как нам провернуть это в настоящей реальности? — Есть… альтернатива, если я правильно понял. — Боря почувствовал, что неудержимо краснеет, и кивнул на книгу. — Читай дальше. Вася снова склонился над раскрытой страницей. Хмыкнул и покачал головой. — Тогда все просто. — Просто? — изумленно переспросил Боря. На его взгляд, предложенный вариант ритуала был немногим проще жертвоприношения. Вася пожал плечами: — Я почти уверен, что имеется в виду обычный секс. Обычный секс! В месте, где на сотню километров ни одной женщины, и уж тем более — женщины, которую можно посвятить в то, что они делают… — Но… где мы найдем… — начал Боря, совершенно обескураженный реакцией, но Вася не дал договорить: — Борь, расслабься. — Он усмехнулся и помедлил. — Я тебе отсосу. Этого должно хватить. Слова, сказанные легким спокойным тоном, будто нечто само собой разумеющееся, ударили под дых не хуже палки бо. А еще — вынудили снова прибегнуть к сосредоточению мыслей. — Тебе не обязательно это делать, — сказал Боря твердо, не пуская в голову ни единого образа, которые пытались предстать перед глазами. Вася выбрался из-за стола, присел на край. Посмотрел прямо и спокойно. — Верно. Но если мы хотим провести ритуал и не посвящать в дело посторонних, это — самый простой выход. Он был прав. Боре даже в голову не пришло, что для ритуала может хватить их двоих, но это действительно позволяло обойтись без жертв и не привлекать никого больше. Вот только… Нет, Боря вовсе не был праведником. У него были отношения с женщинами. С мужчинами — ни разу, но не оттого, что это были мужчины, а оттого, что это были братья, сперва однокашники-семинаристы, а затем такие же церковнослужители, как он сам. Не был Боря и слепым или святошей, он знал, что подобные отношения в их закрытом обществе — не редкость, и понимал намеки. Но игнорировал. Нельзя сказать, что не хотел: считал неправильным, неприемлемым для себя. Справлялся смирением и молитвами. Справлялся — пока не зашел за какой-то надобностью в самую обычную православную церковь, не увидел молодого черноглазого священника и не подумал, совершенно несправедливо, что изрядную часть прихожан привлекает его красота. Однако проблемой это стало не сразу: в тот момент священник, которого звали Василий, показался строгим и суровым, даже занудным. А несколькими днями позже Боря показывал ему истинный мир и Вася смотрел на него как на мессию, с чистым восхищением и обожанием. Должно быть, тогда Боря пропал окончательно. Вася присоединился к «Оку» и стал правой рукой Бори, даже другом. И вместе с тем — величайшим испытанием выдержки. Не только потому, что от Васиной красоты, его движений и голоса перехватывало дыхание. Нет, хуже было другое: Боря знал точно, чувствовал неким шестым чувством: его желания взаимны. Боря не обольщался, он уже тогда нарушил заповеди Христовы, когда впервые посмотрел на Васю и осознал, насколько тот его привлекает. Как сказано в Евангелии: всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем… То, что Вася был мужчиной, сути не меняло. Единственное, что он мог сделать, — не поддаваться безрассудству. Это было в его власти долгих два года, пока Вася не предложил провести ритуал вдвоем и не назвал вещи своими именами. Сейчас Боря смотрел, как тот сидит на его столе, вытянув стройные ноги, привычно сосредоточенный, прекрасный, и хотел его до темноты в глазах — и не только того минимального, что было необходимо для ритуала, хотел его всего, всё, что они могли друг другу дать. Вася ждал, глядя с прежней невозмутимостью, и это помогло собраться. Боря прикрыл глаза, усмирил плоть. Подумал о ритуале, который должен был включать не только секс. Вася был прав, лучше никого не посвящать. И это ничего не меняло в их отношениях. Сейчас Боря был уверен, что взнузданная воля сможет удержать чувства в рамках ритуала. — Ты прав. Встретимся в часовне в полночь. *** Огонь лампад бросал отблески на Васино лицо, с воздетых над ним рук Бори капала кровь, густо-черная в неверном свете, боль от свежих порезов мешалась с наслаждением. Вася стоял перед ним на коленях и был так хорош и так раскован, так спокоен. Он бесстыдно ласкал Борю ртом, но глаза были прикрыты, руки покоились на коленях, и это придавало ему вид послушника, прилежно внимающего проповеди. Этот контраст затягивал в омут ощущений так же надежно, как влажный жар и мягкость Васиных губ. Боря торопливо отвел взгляд, сфокусировался на собственных кровоточащих руках. Слова ритуала, давно заученные, легко всплывали в памяти, фразу нужно было повторить не менее трех дюжин раз, и он повторял, слушая собственный голос, предательски охрипший, но ровный. Контроль над телом почти вернулся к нему, когда снизу послышался шорох. Боря опустил глаза и в смятении увидел, как Вася прикасается к себе через одежду, а затем тянет подол рясы и разводит колени. Вася, Васенька, что же ты творишь… Ему чудом удалось не сбиться, слова ритуала слетали с губ автоматически и возносились под гулкий купол без его воли, но сам Боря не мог оторвать от Васи взгляда и завороженно смотрел, как тот кладет одну руку ему на бедра, а другой расстегивает молнию своих брюк и высвобождает напряженную плоть. Господи Иисусе. Голос все-таки сорвался. Вася вздрогнул, посмотрел вверх. И встретился глазами с Борей. Прежний Вася, собранный, мрачноватый и немного занудный, исчез. Сейчас Боря видел припухшие и блестящие, будто у блудницы, губы, обхватившие его плоть, и глаза, совершенно безумные и черные, как две бездны. Вася выпустил член изо рта с бесстыдным звуком и тут же широко провел языком по стволу от основания до головки, не сводя с Бори взгляда и будто говоря: ну же, упади в эту бездну вместе со мной. Этого оказалось слишком много. Невероятным усилием Боря удержал себя от того, чтобы вцепиться в его волосы и насадить до основания, но не удержал от другого, и теперь смотрел, как семя растекается по охотно подставленным губам и языку. Несколько мгновений тишину нарушало только биение крови в ушах. Боря поднял взгляд на горнее место, на святыню над алтарем, и почувствовал, как с вершин экстаза падает в отчаяние: узор не изменился ни на йоту. Ритуал провалился. А значит, все было зря… Вася не дал додумать мысль. Рывком поднялся на ноги, смял в кулаках полурасстегнутую Борину рясу и впился в рот, а Боря, не отдавая себе отчета в том, что делает, стиснул его плечи и ответил на поцелуй. Целовал Вася так, словно сегодня был их последний день на земле, щедро делясь вкусом семени и прижимаясь каменно-твердой плотью, умоляюще, отчаянно. Собственная страсть, давно искавшая выхода и отпущенная наконец на волю, откликнулась молниеносной готовностью к продолжению. Вася почувствовал это, застонал в поцелуй, а затем, оттолкнув его, посмотрел пьяно и решительно и на ощупь сделал два шага назад. К алтарю. Какая-то часть Бори пришла в ужас от предстоящего святотатства, другая же представила так ярко, что возбуждение стало мучительным, почти болезненным, и Боря мог только смотреть, как Вася торопливо стаскивает армейские ботинки и брюки, задирает рясу и садится на алтарь. Вася предлагал себя бесстыдно, раздвинув ноги и запрокинув голову, его отверстие влажно блестело и легко впускало пальцы, пока он ласкал себя, и Боря в смятении подумал, что он, должно быть, подготовился заранее, предполагал, что они дойдут до этого рубежа… Сопротивляться этому было невозможно. Боря преодолел расстояние между ними, уложил Васю на спину и развел его колени еще шире, прижимая к алтарю: одно — рядом с напрестольным крестом, другое — рядом с Евангелием. Что же они творят… что же творит он сам. Он взял Васю прямо там, в часовне, на алтаре. Мысли о ритуале маячили где-то на краю сознания, но сейчас он мог только двигаться в рваном ритме, задыхаясь от страсти и глядя в искаженное наслаждением Васино лицо, а потом, в конце, накрыть его тело своим и свести его запястья над головой. Когда оба отдышались и отлипли друг от друга, Вася сел, поправил рясу, прикрывая наготу и следы семени на животе и бедрах, пригладил волосы. Глаза сверкали тем же огнем, что и после тренировок, но теперь — с ноткой сытости, удовлетворения. Огляделся — алтарь был в полнейшем хаосе, просто удивительно, как им удалось ничего не уронить, — и спросил с легкой тревогой: — Ты в порядке? Боря мог только покачать головой. — Я чувствовал, как легко умереть в твоих объятиях, Вася. Ты — мое искушение. Я его не выдержал. — Но ритуал мы выполнили, — Вася улыбнулся тонко и хитро. Боря, вспомнив про святыню, поднял взгляд. Узор сиял кровавым цветом. Вопреки всему у них получилось. — Выполнили, — признал он, не в силах сдержать ответную улыбку. Вася сделался серьезным, спрыгнул с алтаря и подошел ближе, положил руки ему на плечи. Сказал: — Знаешь, я бы не хотел, чтобы это осталось только ради ритуала. Я хочу быть с тобой, Борь, по-настоящему. Вот как. Боря вдруг понял, что не удивлен. Что готов попробовать, более того, желает этого. Что долгое время подавлял не только похоть, но и многое другое, и что ни для одного из них произошедшее не было простым прелюбодеянием. Похоже, главные открытия им еще предстояли, как предстояли главные сложности, но теперь, поддавшись искушению и приняв его, он был готов идти до конца. Не терзаясь больше сомнениями, Боря шагнул в ждущие объятия.