Telling myself I won't go there Oh, but I know that I won't care
***
Видели ли вы когда-нибудь смешение двух столь противоречивых черт в одном человеке, как полнейшее безрассудство, так и искрящееся в глазах, и страх, затаённый в дальнем углу души, отчаянно кроющийся в самой её глубине? Если нет, то, скорее всего, вы просто никогда не были знакомы с Чэном Сяоши. Он хуже бури в стеклянной банке и внушительнее лесного пожара; он более непредсказуем, чем псих, вырвавшийся из смирительной рубашки; он упрям, как горная река, годами оттачивающая камни. Он — редкостный идиот, но настолько искренний и добросердечный, мать его, идиот, что за ним идти почему-то хочется, да хоть с обрыва сигануть, лишь бы за ним. А глаза у него — те же пламенные искорки — завораживают, как огонь, вода и буря вместе взятые. Взглянет разок — а там уже пиши пропало да полёт в бездну, потому что сам этим безрассудством заражаешься. Вот Лу Гуану хватило одного лишь такого взгляда, чтобы теперь лететь в пустоту и, честно, не то, чтобы об этом жалеть.***
— Я понять не могу, ты там умер или отчаянно к этому стремишься? Побыстрее ехать нельзя? — А какого чёрта ты гонишь как ненормальный? Шило в жопе мешает, домой побыстрее хочется? И всё-таки, хоть выйти на недолгий отпуск было хорошей затеей — хвала Цяо Лин и её доброте — даже в это время в Чэне было полно энергии, словно не отдыхать приехали, а на соревнования, ей-богу. Которые, судя по всему, он как раз собирался устроить: отдаляясь на старом, но, кажется, вполне рабочем велосипеде, он явно намеревался ответить на колкость. — А ты ближе подъедь и ещё раз в лицо мне это скажи! — Ты во мне сомневаешься? Судя по всему, отдых будет разве что активным. Дорожка была узкой, но протоптанной не за один день; из-за уходящего вниз спуска возникало ощущение полёта и неимоверной, всепоглощающей свободы и наслаждения от происходящего. Нарастающий адреналин мешался с азартом, словно от результатов этой гонки реально что-то зависит, а стук сердца перекрывал собой любые другие звуки. Поля с обеих сторон, казалось, были единственной статичной фигурой в пейзаже вокруг, пока фонарные столбы и редкие знаки дорожного движения — интересно, кому они нужны в этой глуши? — появлялись на секунду и исчезали также быстро. Да и смена обстановки — вещь приятная, особенно после будней в фотоателье и порядком надоевшей городской суеты. Тем временем ветер в ушах становился громче по мере ускорения, а тучи над головами — темнее и гуще. Отлично, видимо, сейчас ещё и дождь пойдёт. — И это всё, на что способен наш хвалёный Лу Гуа… Эй, какого хера?! — оставшись позади, Сяоши не расслышал тихого смешка друга, вмиг обогнавшего его. Ну а что, он сам хотел сражения. — Ну так что ты там про «побыстрее» ныл? — бросив очередную шпильку в адрес отстающего, Гуан подставил лицо прохладному потоку, на секунду прикрывая глаза от удовольствия. И если так задуматься, то этот момент немного начинает напоминать сон: тучи, грозящиеся вот-вот разразиться своим небесным плачем; шум листвы и травы вокруг, поднимаемый сильным, какой бывает перед дождём, ветром; а эта гонка на старых великах, словно они с Сяоши — малые дети… Тем не менее, ещё не значит, что Лу Гуану из этого сна хочется проснуться. — Сейчас ливанёт, походу… Над головами парней громыхнуло гораздо ощутимее, чем в прошлый раз. — Наш невероятный Лу Гуан так сильно боится намокнуть? А я говорил тебе, чтобы мы быстрее ехали, дебик, — парни поравнялись, проезжая поля и фонарные столбы на одинаково большой скорости. — Чё делать будем? Если верить картам, до нашей деревни ехать ещё долго, не факт, что успеем. Ну вот говорил же… — Слова — серебро, а молчание — золото, слышал о таком? Вот тебе молчание прямо-таки к лицу, — проигнорировав вопрос о непогоде, Гуан продолжал гнать, как ни в чём ни бывало. — Это ты сейчас мне комплимент сделал? — Это я тебе сказал хлебало завалить. Чэн закатил глаза, нарочито дуясь, но снова не получая в ответ никакой реакции от друга. А вот природные стихии снова дали о себе знать — вдалеке сверкнула молния. — Странный ты какой-то сегодня. Вот вроде обычно сам обо всём печёшься, словно мамка, а сейчас будто только меня волнует то, что мы хер знает где, почти без вещей и вот-вот попадём под дождь, — уже не стараясь обогнать друга, добавил позже Сяоши. И правда, сегодня Лу Гуан сам на себя не похож: на надвигающийся дождь ему было абсолютно всё равно, хотя в любой другой день он бы первым начал читать нотации о том, что нужно предусматривать вариант плохой погоды и не переться в соседнее село за продуктами в пасмурный день. — Цяо Лин разрешила нам выйти на, и без того короткий, выходной, так что я планирую по полной этим воспользоваться. Вот ты верно сказал, что за тобой нужно вечно как мамка ходить — так наслаждайся каникулами, дитятко. Диалог сошёл на нет: насупившийся Сяоши и неразговорчивый — впрочем, как и всегда — Гуан продолжили ехать молча, слушая разве что редкие раскаты грома, подоспевшие за молниями. И даже в этом молчании, прерываемом бушующей стихией и недовольным бормотанием Чэна, было что-то приятное, родное такое. Как будто и не уходили в отпуск, а просто локацию сменили — вместо привычной фотостудии были лишь бескрайние поля, столбы и чёртовы тучи, много туч. Возможно, эту обстановку даже можно было бы назвать романтичной, если бы не… — БЛЯТЬ! …жалобный скрип деталей велосипеда, за которым последовал глухой удар чего-то тяжелого о землю, звук рассыпавшихся пакетов с продуктами и гора трёхэтажного мата, заставившие Гуана резко затормозить и обернуться к источнику шума. — Чёртова цепь! Ну вот нахера мы взяли эти развалюхи, неужели в этой глуши никакого другого транспорта нет… Пока Сяоши причитал и проклинал всех и всё на свете, Гуан тут же оказался рядом, протягивая руку, чтобы помочь парню подняться. — А вот нечего было гнать как ненормальный, зная, что с транспортом проблемы, — осмотрев состояние друга и велика, парень нахмурился: у первого были разодраны джинсы и колени в кровь, а у несчастной «развалюхи» отлетела цепь; про разбросанные по траве и камням коробки и пакеты вообще стоит промолчать. А ещё нельзя забывать, что вот-вот пойдет дождь, а они находятся чёрт знает где. — Как ты там сказал? Молчание — золото, а? Ну так не начинай… — Прекращай нытье и скажи лучше, как себя чувствуешь? Ничего не сломал? — снова сменив тему и будто с беспокойством бросил в ответ Гуан. — Вроде нет… хотя колени саднят адски, — Сяоши поднялся, держась за протянутую руку будто чуть дольше дозволенного, игнорируя факт долгого прикосновения и незаметно мелькнувшего блеска глаз напротив. — В любом случае, ходить могу. — И на том спасибо. Тогда давай посмотрим, можно ли что-то сделать с цепью, соберем вещи, а там уже домой доедем, — Гуан продолжал чтение нотаций, неосознанно поддаваясь иррациональному желанию продлить прикосновение как можно дольше. Раз уж всё происходящее похоже на сон, можно хотя бы ненадолго уступить собственным желаниям, не так ли? — Но на этот раз без соревнований, слышишь? Не хватало нам ещё проводить свободное время в разъездах по больницам. — О, ну наконец-то наш нудный Лу Гуан вернулся! Я уже почти соскучился по такому тебе, — нарочито томно выдохнув на последних словах, усмехнулся парень, а затем чуть подался вперед, сокращая расстояние между ними. Вот вроде и мелочь, причём, с учетом характера Сяоши, самая обыденная, так почему же внутри всё цепенеет? И снова этот чёртов взгляд, из-за которого Лу Гуану хочется свернуть горы, сбегать туда-обратно на край света и бонусом сделать тройное сальто назад с закрытыми глазами — да вообще всё, что только пожелает Сяоши. Сжав пальцы на чужом запястье, парень нахмурился: это он специально так, или этот болван даже не осознаёт, над чем может иметь контроль? — Не хочешь прогуляться перед дорогой? Схватив руку Гуана крепче, Чэн резко дернул за нее, увлекая парня за собой. Там что-то про прыжки с обрыва в бездну и марафон до конца света говорили… Получите, распишитесь: пробежку по полю под начинающимся дождем заказывали? — Какого чёрта ты творишь?! — чуть не потеряв равновесие, но всё же избежав падения, на выдохе прошипел Лу Гуан. — Может, ты уже забыл, но мы бросили на дороге велики и продукты, ты секунду назад жаловался на разодранные колени, а уже несёшься непонятно куда! И ещё вот-вот пойдет чёртов ливень! — Ага, — нагло хмыкнув, Сяоши продолжал бежать вглубь поля, игнорируя всё перечисленное Гуаном. Господи, у него вообще мозги есть? Видя, что, судя по всему, вышеупомянутые мозги у Сяоши отсутствуют, парень решает взять дело в свои руки и остановить сие действо — им сейчас не до игрищ в траве где-то у чёрта на куличках. Причем решение это вызвано не столько праведным гневом и беспокойством за оставленные вещи, сколько мыслью, что здесь что-то не так. Ну неправильно это всё. Неправильно держать его за руку так крепко, словно отпустишь — и навсегда потеряешь; неправильно слышать стук собственного сердца, ускоряющийся, когда он близко так подходит; неправильно вот так смотреть на него со стороны, любоваться завороженно. Идиот, редкостный идиот. Вот только теперь Лу Гуан не понимает, кто из них бо́льший. Решив, что пора остановить происходящее, несмотря на всё более нарастающее желание ему поддаться, Гуан резко выдёргивает руку из цепкой хватки. Но и ошибку свою осознает слишком поздно, когда картинка перед глазами проносится мимо, словно в калейдоскопе, а сверху на него обрушивается что-то — точнее, кто-то — тяжёлое. Поза, в которой они оказались, получилась довольно компрометирующей: два парня лежат в траве, точнее, один нависает сверху. На периферии сознания мелькает мысль о том, как тяжело будет отстирывать вещи от травы и дождевой грязи, а сам Лу Гуан… Сам Лу Гуан не знает точно, от чего именно ему хочется исчезнуть отсюда или слиться с землёй, к которой его фактически припечатали: из-за нарастающего смущения; совершенно бессмысленного беспокойства за бесстыдно брошенные на дороге велики и пакеты; или же из-за всячески отрицаемого, но в глубине души давно принятого осознания того, что он бы провёл в таком положении всю оставшуюся жизнь. На фоне бьющего набатом, будто содрогающим своим стуком всю землю, сердца, уже даже совсем близко грохочущий гром кажется не громче крыльев бабочки. Вообще ничто уже не имеет значения, когда есть только расфокусировавшийся от внезапного падения, почти дикий, взгляд; только растрепавшиеся и взмокшие от бега и гонок черные пряди волос; только часто вздымаемая грудь и тяжёлые вздохи; только всё ещё сцепленные руки, крепкой хваткой держащиеся друг за друга. Ничто не имеет значения, когда рядом есть Чэн Сяоши. Адреналин от происходящего плавил вены, а голова, даже будучи наполненной сотнями мыслей, казалась пустой. Этот момент длится секунду, или несколько лет, или уже несколько жизней, никто, случаем, не знает? Или это продолжение того сна, из которого теперь точно не захочется выбираться в четыре стены фотостудии, к бесконечной работе от Цяо Лин и такому далёкому, несмотря на расстояние, Сяоши? Первая капля дождя. В глазах Сяоши — безумие, в глазах Гуана — буря, а вокруг лишь ветер, неслышимый из-за нарастающего напряжения. С учётом специфичности их работы можно начать по-настоящему ценить время, даже каждую секунду. Ведь быстротечность мгновения нельзя просто продлить, заморозить, схватить за руку с криком «Эй, постой!». Нельзя, но с Чэном Сяоши можно всё. — Какой же ты идиот, — будто сквозь воду, хрипло прошептал Гуан. И в этой фразе сквозило не столько привычное раздражение, сколько уже более глубокое, долго скрываемое, тепло. Сяоши усмехнулся: это он-то идиот? — Смотрю, такое вполне в твоём вкусе, так что вот, стараюсь не упускать шанс, — шепча в ответ, словно кто-то здесь мог их слышать, довольно ухмыльнулся Чэн. И ведь на этом не остановился: опасно сокращая расстояние, опалил горячим дыханием чужую щёку. — Не поверишь, какая удача… но мне зануды нравятся. Точнее, один конкретный, — шепчет чуть сбивчиво, но явно не сомневаясь в сказанном. Секунда. Нужна лишь секунда, чтобы клапаны предохранителей с треском лопнули, уже не оставляя возможности держаться. Лишь секунда — и Лу Гуан шлёт к чертям все мысли о неправильности происходящего, разрешая выйти наружу чувствам и касаниям-касаниям-касаниям. Лишь секунда — и он позволяет себе доселе невиданную роскошь — целоваться с Сяоши. Целоваться, зарывшись руками в чужие волосы; целоваться, нелепо сталкиваясь зубами и языками с непривычки; целоваться до звёздочек в глазах, искр под кожей и чёртовых бабочек в животе. Капли уже полноценно начавшегося дождя попадают на лицо и волосы, но не имеют сейчас никакого значения, потому что целоваться с Сяоши — это лучше дождя, солнца и радуги вместе взятых, независимо от предпочтений в погоде. Лу Гуан запомнит на всю оставшуюся жизнь этот манящий янтарный блеск в глазах напротив, мелькнувший за секунду до хлынувшей наружу лавины чувств, касаний и эмоций. Он запомнит каждое прикосновение губ, каждое подрагивание тёмных ресниц, каждый вздох, каждую деталь в Чэне Сяоши в этот миг. Сяоши же думает только об одном: если бы ему дали сфотографировать этот момент и возможность перемещаться в фото больше одного раза, он бы возвращался сюда бесконечно. Если бы Лу знал, что целовать Чэна настолько приятно, он бы решился гораздо раньше. Если бы он только знал, сколько нежности будет в этих касаниях, сколько тепла будет в каждом его взгляде, он бы не отталкивал навязчивые мысли о нём так долго. Уже вовсю разошедшийся дождь не сразу, но всё же отвлёк парней, вызвав у Сяо смех, а у Гуана — не самую широкую, но искреннюю улыбку. И не то, что бы Гуан до этого когда-либо целовался, не то, что бы ему было, с чем сравнивать. Но эту всепоглощающую, бушующую внутри, бурю, все остальные мысли под себя, словно цунами, подминающую, он навсегда запомнит. Рывок — и Гуан меняет положение, теперь уже сам нависая над Сяоши сверху, прижимая того к мокрой траве и чуть ли не пожирает того взглядом безудержным. А Чэн не очень-то сопротивляется — новый, более смелый поцелуй начинает. Хотя, казалось бы, куда смелее — кислорода в лёгких как ни бывало, а сердце вот-вот готово было выскочить из груди, проломив рёбра. Над головами парней громыхнуло заметно сильнее, чем в прошлые разы, наконец заставив их по-настоящему отвлечься и вернуться к насущным проблемам: брошенные вещи, ухудшающаяся погода и неприятное ощущение мокрой одежды, прилипающей к телу. Но даже несмотря на эти немного назойливые, но уходящие на второй план, мысли, Гуан бы сейчас душу Дьяволу продал, лишь бы не двигаться с места. И только Сяоши — вот кто хуже всех известных бесов — вернулся в свой выходной образ энерджайзера и попытался встать с влажной травы, предварительно снова взяв Лу за руку. Ну нет, только не говорите, что… — Ну так что, гулять пойдем? — в янтарных глазах снова мелькнул знакомый блеск, словно Чэн определенно что-то задумал, но не спешит открывать свои планы так быстро. Снова держась за чужую руку, Гуан нехотя встал — серьёзно, что только что вообще произошло? — и взглядом выдал немой вопрос. Зачем вставать и куда-то идти, зачем думать о, столь неважных сейчас, житейских проблемах и зачем вообще прекращать начатое, если Сяоши имеет наглость являться, даже будучи растрёпанным и мокрым от дождя, таким красивым? Вопросов много, но ответа не последует — Чэн набросился на Лу так, словно не обнять хочет, а, подобно дикому зверю, снова повалить того на землю. Вообще, частые проявления тактильности со стороны Сяоши не были чем-то особенным: даже больше, они были вполне повсеместным явлением в их с Гуаном общении. Но сейчас, когда он так носом в чужое плечо утыкается, так крепко всем телом прижимается, словно отпускать уже не планирует, это обыденное действие лишается своей ранней незначительности. Теперь, когда несмотря на погоду, стало тепло так по-домашнему, Гуан не может в привычной своей манере фыркнуть раздраженно. И вот правду же говорят про золотое молчание: сейчас слова не нужны абсолютно, потому что гораздо красноречивей будут ответные, до боли нежные, прикосновения бледных рук, что не только в дождь, но и в снег, и в град, и вообще в любое время дня и года от всех проблем укроют. Потому что им никогда не нужны были слова: недаром золото дороже серебра. *** Лу вообще человек честный и слово, даже данное себе в мыслях, держит — решил, что сделает всё, чего только пожелает неугомонный Сяоши, значит сделает, верно? И если тот предпочел добежать не до края света, но до конца сраного поля, то кто Гуан такой, чтобы ему в этом отказывать?