За кадром.

      Дэвид проводит языком по губам.       Это не нормально, это пиздец. На коллег, друзей так не смотрят. Ни на кого, кроме жены он не должен так смотреть. Он не должен сейчас сидеть напротив гребаного Майкла Шина и желать его даже не поцеловать, а засосать. И чтобы продолжение было такое грязное и громкое. Чтобы рот его пришлось зажимать или перекрывать поцелуем, потому что тогда их услышит весь персонал BBC. А это плохо для репутации. Хотя, какая нахуй разница, если он хочет переспать с Майклом Шином. Звездой "Сумерек" и "Мастеров Секса". Взяли бы лучше на роль Кроули Джонни Деппа, как планировалось изначально и отлично было бы всё. Но нет же, Гейман решил передумать и выбрать именно их. Этого Майкла с чертовой улыбкой, и похуй на то, что играет он ангела. Сейчас, на самом деле, похуй было на всё.       Когда напротив тебя сидит Майкл Шин, то всё теряет свой смысл. Абсолютно всё. И все, в том числе. Будь это Анна или, боже прости, Джорджия. Но вы, блять, видели Майкла? Если не видели, то и не надо. Дэвиду хватит больше.              — Ты покраснел, — замечает этот гребаный валлиец, и его губы шевелятся как призыв к поцелую. Как будто они были созданы, чтобы Теннант их целовал, — ты в порядке?       Засунь свою заботу куда подальше. Желательно себе.       блять.       — Думаю вот, — выдохнув, отвечает Дэвид, — насколько бы сложилась иначе судьба сериала, если бы на мою роль взяли Джонни Деппа, а на твою — Робина Уильямса, — оправдывается Дэвид, но всё-таки расстегивает верхнюю пуговицу рубашки. Майкл это замечает и делает вид, что всё же не обратил на это внимания. Главное, чтобы он не понял, — Ты не против, если я сделаю кондиционер холоднее? — спрашивает Дэвид, постукивая пальцами по пульту, который любезно оставила секретарша.       Майкл немного тушуется:       — Да, мне тоже душно, — и снова он это делает. Улыбается. Запретите ему это, потому что ради такой улыбки Дэвид сделает всё. Дэвид ставит холоднее на несколько градусов, — а насчет ролей... — Шин задумывается, а после пожимает плечами, — мне кажется, что у сериала была бы другая целевая аудитория. Многие посмотрели "Благие Знамения" только потому, что там есть тот самый Дэвид Теннант из того самого "Доктора Кто".       — И тот самый Аро из тех самых "Сумерек", — дополняет Дэвид и получает на это согласный кивок. Майкл даже покраснел немного. Дэвиду нравится думать, что это из-за него, но что-то подсказывало ему, что это всё из-за правда душного помещения.       как же тут душно.       Дэвид тянется и расстегивает верхнюю пуговицу рубашки, не помогает. Потому что не в рубашке тут дело, а в гребаном Майкле Шине перед ним.       Теннант сидит на каком-то кресле, закинув ногу на ногу, а перед ним Майкл Шин на диване. В руке у него открыт твиттер и он снова возвращает взгляд к нему, его брови хмурятся, а на губах неуверенная усмешка: словно он не знал, можно ли веселиться оттого, что он увидел.       Валлиец поднимает голову:       — Ты знал, что нас шипперят? — спрашивает он и в горле Дэвида пересыхает, он невольно ведет плечом и наигранно прыскает смехом, — называют шиннантами.       — Даже там твоя фамилия первая, — Теннант скрещивает руки, стараясь перевести тему.       — Ну, не знаю, мне нравится, — отвечает Майкл, после чего быстро добавляет, — в смысле...       — Я понял, — мгновенно говорит Дэвид и проклинает себя за это.       — Отлично.       Тишина.       блядская тишина.       Майкл снова лезет в телефон, старается спрятаться от неловкости. Дэвид решает продолжить.       — Я бы тоже нас шипперил, — начинает он и ловит взгляд Шина, — у нас химия невероятная в сериале. — кажется, он делает только хуже, но если рисковать, то рисковать, — и на интервью тоже.       Пальцы, держащие новый IPhone белеют от того, как сильно сжимают телефон. Вся комната, кажется, сжимается только до двух актеров в ней. Майкл не знает: смеяться сейчас или нет. Поможет ли глупая усмешка в этой ситуации? Поможет ли она от карих глаз напротив, которые, кажется потемнели. блять.              Это получается как-то странно, непонятно в какой-то степени. Они встают одновременно и между ними ничего бы не поместилось, ну, больше стакана точно. Майкл смотрит на Дэвида и Теннанту непонятно, что означает тот взгляд.       "что за бред ты творишь?"       или       "я и так шипперю нас".       Шотландец ощущает, как его руки сжимаются в кулаки, впиваясь ногтями в ладонь, тем самым оставляя следы за собой. Ему нужно сосредоточиться на руках. Блять, нет, на своих руках, не Майкла. нетнетнет.       — Это бред.       — Думаешь, фанаты ошибаются? — отвечает Теннант. Он ощущает чужое дыхание на себе.       — Как можно думать сейчас? — валлиец тоже ведет плечом.       За свои пятьдесят лет Майкл преуспел в искусстве целоваться, теперь Дэвид сам стал свидетелем этого. Поцелуй жадный, грязный и обоюдный. Теперь бы между ними и не поместился сценарий. Руки Дэвида проводят по чужой спине, спускаются на бока и останавливаются лишь на пару мгновений на тазу, сжимая так сильно, словно валлиец намеревался куда-то сбежать. Никто из них бы даже не сказал, чья конкретно это была инициатива. Но Майкл предполагает, что первый поцеловал его Дэвид. И руки Дэвида везде: на шее, на спине, под одеждой.       Поцелуй прерывается:       — У нас есть ещё шанс остановиться, — негромко говорит Дэвид, пока его руки стягивают чужую жилетку.       — Да заткнись ты, — шепчет Майкл Шин и обхватывает щеки Дэвида, вовлекая в очередной поцелуй.       Майкл не знает куда деть свои руки: столько искушений и столько возможностей, что перед глазами плывет. Дэвид, какого хуя ты такой идеальный. Руки касаются плеч, опускаются по рукам, потом перескакивают на талию. Слишком узкую талию. Внутри, кажется, взрывается одновременно множество вселенных и никто из них не хочет останавливать Армагеддон на этот раз.       не сегодня.       Дэвид ощущает, как чужие пальцы расстегивают его рубашку. Руки Майкла трясутся, пальцы не слушаются, пиздец как вовремя. Этот гребаный шотландец, видимо, везде. Горячее дыхание на шее вовсе не способствует тому, чтобы получилось быстрее расстегнуть эту рубашку, но как же она хорошо на нём сидит. Майкл упирается лбом в чужое плечо, ноги почти не держат, но руки Дэвида поймают. Потому что держит он Майкла слишком сильно.       как он будет объяснять Анне эти синяки?       Они не понимают, как оказались на диване, но когда смотришь на Дэвида снизу вверх — забывается всё. Всё теряет своё значение, когда Дэвид смотрит на него как на что-то ценное, когда это не роль, когда... блять. Чужая жилистая рука обхватывает член Майкла сквозь штаны и ему кажется, что он может кончить только от этого. Только от одного касания Дэвида.       Им не надо спрашивать друг у друга, продолжать ли. Им не нужно спрашивать, верны ли их действия по отношению друг к другу. Вопросы сейчас лишние, слова — тоже. Сейчас нужны действия, движения. Грязные и пошлые. Вот, что кроется за любимыми актерами, думает Майкл. Вот что кроется за кадром.       Это неправильно, этого не должно быть. Но запретный плод слишком сладок. Никто бы не удержался. Невозможно отказаться от Дэвида с расстегнутой рубашкой и еле заметным прессом. Это должно быть нелегально — быть таким худым, что тазовые кости торчат. Майкл — эгоист и даже не думает о том, что его надо откормить. Майкл — эгоист, и он думает о том, что хочет смотреть на картину взъерошенного Дэвида Теннанта со сбитым дыханием.       Пальцы проводят по напряженному животу шотландца и то, как он напрягается — поддевает Майкла еще больше. Он подцепляет ремень брюк Теннанта и поднимает взгляд: ему не нужно согласие, ему интересна реакция. Что он заставляет ощущать. То, как смотрит Дэвид, заставляет сглотнуть и начать расстегивать ремень.       Острая коленка Теннанта впивается ещё сильнее в пах Майкла, а рука скользит чуть выше и нагло залазит под брюки и боксеры Шина. Так, словно он делал это всегда. И, боже, член он обхватывает так, как будто это не их первый раз. Майкл не выдерживает и негромко скулит, закрывая глаза.       — Тише, — шепчет Теннант.       тише.       тише, блять.       Дэвид помогает Майклу лишь очередным мокрым поцелуем и то, помощью это хер назовешь. Он скорее дразнил, нежели помогал. Весь Теннант — сплошной способ подразниться, Дэвид это синоним к слову "дразнить". И, боже, как же он прекрасен в этом. Он прекрасен не только в игре, не только в вилянии этими бедрами, он идеален во всем и это пугало. Майкла пугала эта идеальность.       Какие же у тебя минусы, Дэвид мать-твою Теннант?       Брюки спадают с Дэвида, когда Майкл наконец справляется с ремнем. И лучше бы он не опускал взгляда, потому что, когда его глаза спустились по линии пресса и остановились на боксерах, которые обтягивали заметный стояк. От этого собственные ноги раздвигаются сами. А рот наполняется слюной, требуя большего.              Острая коленка продолжала давить, пока рука шотландца нагло сжимала член и, когда перед глазами поплыло, а Майкл откинул голову назад, нагло отпустил член, явно намекая, что так просто сегодня не будет. Блять, конечно, просто не будет, взгляд Теннанта надо было видеть. Это не Дэвид, это не Кроули, это абсолютное воплощение похоти. И это уже казалось слишком. Всего Шина переполняло желание.       Майкл никогда бы не предположил, что подумает о таком, но:       как же он хочет член Дэвида.       — Мне нужно твоё словесное согласие, — сказал негромко Дэвид, его голос был таким низким и обжигающим, что Майкл забыл как говорить.       Он бы мог сейчас возмутиться на то, насколько эта просьба нелепа.       Но, с другой стороны, в чем он был не прав? К чему недопонимания?       — Дэйв, — прохрипел Майкл, — пожалуйста, трахни меня уже.       Дэвид мог поклясться, что после этой фразы в нем что-то перещелкнуло, что-то встало на своё место. Он стянул, нет, сорвал с Майкла штаны вместе с бельём, запоздало понимая, что им ещё в этой одежде выходить на сцену. Возбуждение было настолько сильным, что перед глазами темнело пиздец как.       Дэвид запустил руку под свой пиджак и достал совсем маленький тюбик смазки вместе с презервативом.       — Похоже на дешевый порнофильм, — сказал Майкл, — ты всегда с собой такой набор таскаешь?       — На гастролях разное случается, — ответил он, выдавливая смазку себе на пальцы, — у нас с Джорджией относительно свободный брак, — добавил Дэвид, после чего закинул одну ногу Майкла себе на плечо, а средним пальцем, дразня, обвел кружочек мышц и ввел одну фалангу.       Если сериал продлят на третий сезон, то Дэвид не знает, как будет смотреть на Майкла Шина. Но явно иначе. Всё будет иначе после сегодня. Дэвид полностью вошел средним пальцем и спустя совсем немного времени ввел уже и указательный. Он тяжело дышал Шину в шею, покрывая бесконечным количеством нежных и мокрых поцелуев. Майкла хочется, и он не может этого отрицать. Хочется до потемнения перед глазами, хочется до боли.       Когда Майкл готов принять самого Теннанта, шотландец вытаскивает пальцы под чужой возмущенный и разочарованный вздох и, спустив свои боксеры, натягивает презерватив на член. Возбуждение было таким, что член почти болел. Но он не мог причинить Майклу боль. Никогда.              Член входит в Шина и он весь выгибается и даже если ему больно, то он слишком явно кайфует от этой боли. С Дэвидом невозможно не кайфовать. Теннант крепко держит чужие бедра, когда вторая нога Майкла тоже оказывается на его плече, он начинает медленные движения. Сколько же ему стоило, чтобы не сорваться, потому что Майкл — узкий. И потому что он — Майкл. Дэвид готов был сорваться ещё когда сидел на кресле, но, слава актерской выдержке, он смог и сможет сейчас. Движения только начинают набирать темп, но Майкл уже кусает руку и не может найти себе места. Ощущений слишком много, всего слишком много. Только Дэвида внутри — до прекрасного ужаса — идеально.       Дэвид входит полностью, по самые яйца, и Майкл, ранее уверенный, что лучше быть не может, не сдерживает стона. Может. Ещё куда. Губа Дэвида вся искусанная до крови, а взгляд такой сосредоточенный, словно проводит какую-то операцию. Он не издал ещё ни звука. Его руки лапают, сжимают так по-собственнически, что Майклу хочется кричать от этого ощущения принадлежания кому-то. Сейчас хочется кричать от всего, от каждого касания, от каждого толчка. Но вместо этого он сжимает зубами тыльную сторону своей ладони.       Дэвид двигается размашисто, быстро и громко. Шлепки разносятся по всей гримерной, можно их сравнить с аплодисментами. Настолько они были частыми. Майкл уверен, что он уже не выдерживает. Он цепляется рукой за спинки дивана, чтобы была хоть какая-то деталь, держащая его еще здесь. Да и Теннант двигался так, что Майкл почти бился головой. Но как же было всё равно.       Майкл прекрасен, думает Дэвид. Смотреть на Шина, пока он выглядит так: раскрасневшийся, запыхавшийся и с закрытыми глазами — кажется незаконным, потому что это как призыв. Как провокация на всё. На что угодно. Шин цепляется ногами за шею Дэвида так, что Теннант может освободить одну руку и накрыть ею член Майкла.       — Дэвид, — тихо скулит валлиец. Он уже на грани развязки. Его руки хватаются за Дэвида, водят по дивану, закрывают его рот — чувств было слишком много.       Шотландец делает несколько финальных движений для себя и кончает в презерватив, а его рука продолжает движения на члене Майкла, немного сжимая. Наконец и Шин выгибается и кончает в руку Дэвида, грудь Майкла часто вздымается, а Дэвид тянется за салфетками, вытирая руку и самого валлийца.       Теннант дышит тяжело, его плечи напряжены до ужаса. Майклу кажется, что он чувствует это даже ногами, которые всё ещё нагло лежали на Дэвиде. То, что произошло между ними ощущается таким непонятным, что внутри одновременно взрывается чувство и неправильности, и верности произошедшего. Дэвид выходит из Майкла, и ощущение пустоты расцветает в груди тоже. Теннант завязывает презерватив и кидает его в мусорку вместе с салфетками. Майкл хочет что-то сказать, но, когда на его ноге расцветает нежный поцелуй шотландца — все слова пропадают и остаётся лишь этот след аккуратного прикосновения губ и шершавой бороды.       — У нас выход через семь минут, — говорит он, когда убирает чужие ноги с себя. Интонация непонятная, или просто Майкл сейчас не соображает.       — Да, точно, — Майкл соглашается и садится ровнее, он натягивает на себя брюки вместе с бельём, боже, они целы. А то были бы вопросы у секретарши, когда он бы попросил новые.       Майкл наблюдает за тем, как Дэвид (с уже застегнутой рубашкой) наклоняется к зеркалу и приводит свои волосы в абсолютный беспорядок. Казалось бы, куда ещё больше.       — Нам надо это обсуждать? — спрашивает Теннант, а Майкл ощущает, как внутри что-то надламывается.       — Не сейчас, в любом случае, — Шин отвечает, пока надевает ободок, который слетел с головы на диван.       — Как скажешь, — Дэвид так на него и не посмотрел.       Так вот, какой у тебя минус. Дэвид.       Ты боишься.