17 день месяца Нокойрэ
465 год Солнца
Тэльпэринкваро Куруфинвиону
Тэльпэ! Я решил написать тебе с последней заставы. До неё мы добрались целиком, так сказать, а дальше — жизнь покажет, если останется. Ты тогда не дал мне сказать, но если я не вернусь, обними за меня всех покрепче и скажи Амбарто, чтобы не смел обрезать волосы! Я тогда пошутил. Да сгинут наши враги!Амбарусса-Дириэль Фэанарион
Лорд Тэльпэринкваро! Отряд выйдет в сторону отрогов Криссаэгрим 18 дня месяца. В последнюю неделю Тху снял часть постов на границе с Димбаром и перенёс к Эред Вэтрин. Это странно, но даёт дополнительные шансы отряду лорда Тэлуфинвэ. Проход Анаха спокоен уже седьмой день, но из разведки в Дортонион никто не вернулся. Возможно, там частично собирают силы. Да сгинут наши враги!Алассармо Алассэмион,
командир шестой заставы.
— Дай сюда, Алассэ, — Хисьвэ коротко коснулся плеча пограничника. Воин недоуменно пожал плечами, передал только что дописанное письмо вместе с деревянной разделочной доской, на которой пристроили лист бумаги. Хисьвэ взял свинцовый карандаш.Куруфинвэ Нэлья!
Вывел округлыми, крупными тенгвами. Выступайте. Вместе с синдар. В любом случае. Мы сделаем все, что нужно.Cano Хисьвэ Тиулуссэ
— Вы — командир отряда? — Алассармо удивлённо вскинул бровь. — Да, — кивнул Хисьвэ, — я. Как старший. Пограничник коротко склонил голову. — Я отправлю письмо завтра утром. — Спасибо, — по губам, кажется, метнулась тень улыбки. Вышли ещё затемно. Поздний зимний рассвет — красота несказанная — застал их уже в пяти верстах от заставы. Красноватое солнце, недовольное и заспанное, медленно и очень неохотно выкатилось на сероватый, почти ощутимо холодный небесный свод. Алыми, пламенными отблесками засиял снег и свет растекся по всей земле. Острые клинки холодных лучей растворились в воздухе лёгким туманом, какой бывает в предрассветные мгновения жаркого летнего дня. Но очень скоренько замёрзшее солнышко закуталось-замоталось в одеяла пушистых снеговых облаков. Те сползли на самый краешек неба, нависли низко, наливаясь свинцовой тяжестью. К полудню провалил крупный снег — медленный и неторопливый, но обстоятельный товарищ. Такой любые следы завалит — только в путь. Благодарение, словом, Манвэ за мелкие радости. Отряд их отважный сейчас бодро вышагивает на север. Кругом белым-бело, разумеется. Даже деревья тощенькие попрятались-скорчились под тяжёлыми шапками, невесть как уцепившимися за не сказать чтобы надёжные тонкие ветви. Лесок постанывает под ношей, то тут, то там с темных древесных рук срываются маленькие лавины, рассыпаясь яркой пылью, отчего кажется, что снегопад, презрев приличия или вовсе нахватавшись искажения, идёт теперь снизу вверх. Да и сами они ползут сугробиками — разве что глаза да нос отличаются от общей цветовой гаммы. У Рыжика-младшенького, нацепившего пушистую овечью шапку, вообще кажется, будто облако сошло на макушку. Зима. Чудное, страшное время… Хрустальная тишина лесов, белая холстина и на воде, и на лугах. Волчий угрюмый вой, орочьи разъезды… Эндорская зима. Нет, таких не было в Амане. Интересно, есть ли сейчас? В Амане снега серебрили лишь верхушки Пелор, заносили предгорья и робко стучались в ворота Форменоссэ. А здесь зима была могучей владычицей, попробуй не считаться! Она учила тишине, расчету, заставляла тем больше ценить не слишком щедрое лето. Они шли друг за другом. Дириэль замыкающим, перед ним Мирьо и Фион — Артарестовы дружинники с Минас Тирита. Сам Хисьвэ — первым, задавая скорость, устремив взгляд вперёд, сквозь подлесок, залитый тусклым, прозрачным светом. Хорошо одно — с таким отрядом, пожалуй, можно и смерти в лицо поплевать. Тэльво — понятно, его сын. Только младший, и оттого страшно за него, безумно страшно. За Нэльяфинвэ и Певца всегда спокойно было. Они будто вечность стояли бок о бок с Мастером, как теперь стоят бок о бок друг с другом, и как тогда, до Солнца, стояли одни, каждый со своей ношей. Спокойно было за занозу-Морьо, Морьо-Мрачного. Вот уж кремень! Такой выстоит, не сломится. На них вдвоём, с Канафинвэ, все, пожалуй, и держалось тогда. Куруфинвэ-Татья и Тьелкормо… Не огонь и вода, конечно, дурное сравнение. Но, словом, как-то уравновешивали они друг друга. Да что там! Просто все пятеро были пусть и младшие, но лорды. А близнецы… А близнецы мотались по Форменоссэ, ездили в Тирион, приводя в замешательство половину населения, доводили подростковыми взбрыками не то что нервного Мастера, но и выдержанную Махтаниэн. Их же приходилось гонять от Куруфинвовых механизмов и кладовых с вареньем. Так сказать, ну какая Клятва? Дети, мальчишки же! Но случилось. Вот за младшеньких и волновались особенно. Когда время и силы находились на волнения. А они — ничего. Выстояли, не перегорели. На Амон Эреб до сих пор по ночам можно на кухне встретить — заспанных, а в руке краюшка с вареньем. — Cano Тиулуссэ! — Да, мой лорд? Канафинвэ спокоен. Ровен, как дальние поля, как оставленные луга Йаванны в Амане. — Прошу вас, проследите за младшими лордами. Чтобы не сбежали. — Куда, — спрашиваю, — не сбежали? — В Ангамандо. С тех пор, кажется, Хисьвэ и знал по-настоящему Амбаруссар Фэанариони. — Ты следишь за нами! Это Макьо приказал, так? — Амбарто умел вот так, с места в карьер, говорить и спрашивать все, что угодно. Дириэль рядом, бледно-рыжей тенью поддержки: — Уйди, — просит. Он встретил их у конюшни, ночью. Хотя — там всё ночью было. В общем, по часам лагерь спал. Честно говоря, тогда — не следил вовсе, просто уснуть никак не выходило, да и за прошедшую неделю бдительность поугасла — повода не было. — Вы куда? — Свежим воздухом подышать! — опять Амбарто, упорно не поднимая глаз, — Не мешай! — У конюшни? — У конюшни, — твёрдо поддерживает Тэльво. Как же! Воздухом дышать! А сами плачут по ночам в подушки — по Старшему. — В спасатели записались? — Да! И спасём! Уходи! Уходи к своему нолдорану! Вы все — предатели! Ишь, до чего додумались… Развернулись прочь, кажется пешком спасать решили, герои. — А ну — стоять! — громковато вышло, пожалуй. Но действие возымело. Близняшки замерли, не оборачиваясь. Пришлось догонять. — А вы подумали… — Подумали! — шепотом крикнул Дириэль, — Мы все продумали! — А вы подумали, что будет с остальными? Легко называть брата предателем. — Он бросил Нэльо! В плену! — Амбарто сделал попытку уйти вперёд. — Стой! Напряги голову, сын Короля, не заставляй меня разочаровываться. Ты предлагаешь Канафинвэ согласиться на требования Моринготто? Или послать на смерть Верных в безнадежной попытке взять Ангамандо? Вы думаете — ему легко? Им всем — легко? А если они потеряют и вас? Вот было семеро, стало четверо — наплевать? Амбаруссар молчали упорно. Но, видимо, нашумели они достаточно. От возвышения, где стояли шатры лордов, приближалась чья-то темная фигура. Сперва подумалось — Певец! Наместник нолдорана новоиспеченный. Неплохой, к слову сказать, наместник, если бы ещё титул не отзывался такой болью в горле. Но потом ясно стало — точно не он. Слишком высокий рост, слишком широкие плечи. — Карнистиро? — шепчет Амбарто, — Ох… И точно — Морифинвэ темной тенью перегораживает натоптанную тропку. Скала такая — хмурая, хмурая, нависает над младшенькими. Они и сами — высокие, но Карьо, смуглолицый наш, дышит в затылок лорду Майтимо. — Aiya, Тиулуссэ, — коротко кивает он Хисьвэ, — Благодарю. — Aiya, лорд Карнистиро. Рыжие замирают, как мыши под веником, но смотрят на старшего исподлобья — гневно, упрямо. — И куда вы собрались, дражайшие братья мои, скажите на милость? — изысканно вежливо, как на приеме в Тирионе, изрекает он. Дражайшие братья молчат, одинаковыми жестами вцепившись в лямки рюкзаков, будто их у них отбирать собираются. — Макалаурэ услышал шум, хотел сам идти сюда, но я отговорил. С одной, собственно, целью — оборвать вам уши лично! В темноте видно плохо, но все же достаточно, чтобы заметить, как заливается гневным заревом Самый Средний, от шеи до самых кончиков ушей. — Вы — парочка безумцев! Теперь — от меня ни на шаг. К Макалаурэ лучше вообще не подходите, чем смотреть на него таким взглядом. Ему и без вас тошно, — Карнистиро говорил нарочито спокойно, прожигая младших глазами, — Он уже третью ночь не спит. Из-за вас, придурков, в том числе. Если так дальше дело пойдёт, нолдораном вообще Тьелко станет. — Карьо… — уже жалобно шепчет Дириэль. Амбарто пока держится, только глаза прикрыл. — Со мной пошли, припасы разбирать. И только попробуете слинять — запру к валараукар прокопчёным. Амбарто всхлипывает. Надрывно, явно не сдержавшись, тут же утирает мокрый нос. Лицо Морифинвэ приобретает какое-то испуганное выражение, будто он не знает что делать и говорить. Второй Рыжик не отстает — совсем как в детстве: один плачет, и второй тут же. — Думаете, нам хорошо? — тихонько спрашивает у младших Карнистиро. Спустя три минуты он уже неловко гладит обоих по макушкам, а те отчаянно рыдают ему каждый в свое плечо. Впрочем, Хисьвэ видит уже издали; кажется — вовремя отошёл. За последующие годы до восхода лагерь вырос в надёжный укреплённый город, наместник Канафинвэ времени даром не терял. Даже острая, недоверчивая боль от гибели короля и плена старшего лорда стала не такой страшной. Для него. А они чувствовали всё. Старший был ещё жив — чудо чудное, Макушка Рыжая, молодчина. — Он дождется, когда мы сможем, — говорили теперь, — Он сильный. А потом этот свет — сребро-белый, сквозь веки. Он тогда на охоте был, с близняшками как раз — они заехали подальше, в леса Хисиломэ. На страже сидели Дириэль и один из мистаринговских синдар — Риодорон, Дубовый венок, то бишь. Амбарто спал, свернувшись клубочком на еловом лапнике, а сам Хисьвэ скорее дремал, прикрыв глаза. Так и почувствовал, будто проблеск луча Тэльпериона коснулся глаз. А уж потом и Дириэль вскочил на ноги, переполошив всех. Светом резануло по глазам так, что хлынули слезы, жгучие-жгучие, медленно ползущие по щекам. Амбарто ошалело мотал головой, даже не соображая, что происходит, Дириэль моргал часто-часто, смахивая с ресниц прозрачные капли. Риодорону досталось поболее всех, он и вовсе лицо руками закрыл, прижал так плотно, что костяшки побелели. — Что… это? — едва выдавил он, — Что?.. — Свет, кажется, — прошептал Раумиро, ровесник Рыжих и верный охотник, — Свет… Тэльпериона… — Silpion ithil? Но почему от него так больно? — невнятно, но с отчётливым недоумением спросил синда. — Давненько мы не видели света… А сам Хисьвэ отчётливо вдруг почувствовал далёкое присутствие Серебряного Охотника. Этот — не бросил. Рассмотреть без боли в глазах желто-серебряный диск удалось лишь на следующий день. Называть его Тилионом язык не поворачивался, а вот эпессэ последнего прижилось: Тилион-Рана, лучник своенравный. — Пусть будет Рана, — хмыкнул пришедший в себя Амбарто, — Привыкнем как нибудь. А через седмицу взошла Васа — Ариэн Пламенная. Радостно, конечно, но кабы Моринготто она тоже не мешала, мог бы Враг взять их тёпленькими. И напрягаться не надо. Ясный свет слепил глаза, едва позволяя видеть; эльдар будто заново узнавали мир, вспоминая, что трава может быть зелёной, небо синим-синим, а знамёна алыми. Тени появились вдруг, восходы опять же, закаты. Расцвела Арда, рассиялась яркими, сочными тонами. И в этой новой, совсем незнакомой Арде ещё надо было как-то жить. *** А Васа уже перевалила за полдень. Не как летом, через вершину небесного купола, а будто перекатилась побоку. Идем-идем… Скоро лесок должен кончится, а там и до ледяного Сириона рукой подать. Перейти бы его сегодня и остановиться на ночлег ближе к Завесе. Восьмиглазые зимой спят беспробудно, там безопаснее будет. — Лучше всего, конечно, никаких иатрим не встречать. — Ясно дело, лучше, — откликнулся идущий следом Мирьо, — Но вряд ли, сам понимаешь, cano. — Естественно, понимаю. Мирьо был ровесником Нолофинвэ, жил на хуторе близ Тириона, учился сперва у майар Йаванны, потом у майар Оромэ. Был хорошим другом Финдис Финвиэн, но в Амане остаться отказался, ушел в Исход с Верными Третьего Дома. А вот через Хэлкараксэ ему перейти не довелось, уговорил Тьелкормо взять с собой в первый рейс кораблей. Хисьвэ хорошо знал его, даже очень хорошо. Именно он, Мирилиндо Морно, спас едва не сорвавшиеся первые переговоры с Нолофинвэ, сумев каким-то чудом, не иначе, поколебать невесть с чего возникшую веру в предательство. Друга Финдис, любимой сестры, по крайней мере согласились спокойно выслушать, после чего обе стороны сошлись, наконец, на общей теме горячей ненависти к Моринготто. Вспоминать, сколько нервов ушло на те переговоры, до сих пор не хотелось. После них Макалаурэ, впервые забыв про ежеутренее совещание, проспал в своем шатре не меньше десяти часов. А весь город ходил на цыпочках — хоть бы не потревожить! А снег все падает, кстати, крупный и липкий, цепляется иголочками за ресницы. Весь день сегодня. Впереди белеет заснеженная прогалина, а за ней рябыми пятнами проступает поредевший без листьев рамень. За ним где-то в семи верстах — пологий спуск в пойму Сириона. Чуть левее, в низине, белеет длинный ствол заваленной снегом сосны. — Привал. Отдохнем, — тихонько командует Хисьвэ, — Все тихо пока, хвала Эру. — Воистину! — подтвердил Дириэль, замирая и вслушиваясь-вглядываясь в окружающее пространство, — Ну точно, все тихо. — Волосы под шапку убери, — хмыкнул Хисьвэ, — Рыжик. Тэльво заполошно, резко дёрнул рукой к щеке, заправил под свою облачную шапку бело-рыжую, с намёрзшим инеем прядь. — Опять! Да когда ж она отрастёт уже! Уже третья остановка. Они подходят к сосне, тяжело приваливаются к широкому покатому боку. Хисьвэ стягивает широкие шерстяные варежки, тоже белые, из колючей шерсти. Слегка закостеневшими пальцами достает флягу со жгучим гномьим самогоном. От одного глотка эльда не опьянеет, зато согреется уж точно. Рядом друзья-соратники тоже отпивают, устало выдыхают, морщась от ядрености настойки. Молчаливый Фион уже аккуратно разворачивает бумажный свёрток с испечёными с утра ржаными лепёшками и холодной олениной. Первый день пути, пока ещё можно не переходить на дорожные сухари и твердую колбасу — чудесно. Только вот снег валит, оседая на хлеб, да так и оставаясь на нём холодными звездчатыми каплями. — Пока спокойно… — замечает Мирьо. — Пока, — морщится Дириэль, — По окраине идём, сюда орчины не любят соваться: Дориат, Бретиль… Халадин их особенно не жалуют. Да и синдар, надо признать. — Да, о синдар, — кивает Мирьо, — Араниэн… — Ну вот не надо, — кисло морщится Рыжий, слегка невнятно выговаривая слова сквозь немалый кусок лепешки, — Вот не надо мне сейчас про Араниэн. Очень прошу. Иначе ничего хорошего я не скажу. — Если встретим — придется говорить. Тебе, кстати, — хмыкнул дружинник. А пальцы без рукавиц мёрзнут — подумалось. Хисьвэ на миг решил прикрыть глаза. — Скажу правду, — помолчав, вновь заговорил Тэльво, — Хотя не хватало ещё наступление расстроить внезапным скандалом с Эльвэ. Морирахтар должен был прибыть от Иврина со вторым отрядом Хисиломэ четыре дня назад; он и будет воевода, кстати. Но пусть этим ваш лорд занимается. Наше дело — Артафиндэ. А к вечеру перешли Сирион. Эру и Эа, что за река! Ещё не широкая, только воды Истока да Ривиля, слившиеся воедино в Ущелье между Эред Вэтрин и Криссаэгрим, ещё не впитавшая воды шумной Миндеб, полноструйного Эсгалдуина, спокойного Тейглина, она уже прекрасна. Даже под снегом, сонная и закутанная метелью в белые шали. Когда они только подходили к ней, пересекая пологий берег, ещё блистали по льду отсветы последних лучей, но пока переходили, на другом берегу простёрли крыла поздние сумерки. Снег утих, успокоился, даже небо было не темно-мутным, а обсидианово-черным, почти безоблачным. Отряд поприжался к подлескам закрытого чарами леса. Найти бы место поскорее, да отдохнуть, хоть глаза ненадолго прикрыть. В ложбинках в рыхлую белизну можно было провалиться по пояс, Хисьвэ отчётливо чувствовал в правом сапоге вязкую подтаявшую воду. Надо бы поскорее просушить обувь. Наверное и не только ему. Нашли, наконец. Фион, ни слова не говоря нацепил сайдак и направился к краю скрытой снежными наносом полянки. — За хворостом? — окликнул Мирьо, — Обожди! Вдвоём давай. Дириэль уже устанавливал палатку из шелка-сырца, более лёгкого, чем старая добрая парусина. — Хисьвэ, помоги, пальцы совсем закоченели. Вставили шесты. Рядом соорудили хрупкий навес из притащенных Фионом сучьев, разгребли свежий снег, насыпав рыхлую кровлю. Дымил костёр. Наверное, это последний хороший привал. Дальше — aiya холодным ночам в раскопанном снегу, мокрым одеялам, холодной ветчине… Ну хоть не привыкать, хотя каждый раз, как снег на голову. Вот влажно запахло мокрой одеждой и мятой заваренного кипятка, у Тэльво выразительно булькнуло в желудке. — Присаживайтесь, — с усмешкой окликнул Мирьо. Вокруг всё ещё было тихо. *** Артаресто уехал семь дней назад, вдрызг разругавшись с Артанис. — Я тоже могу быть полезна! — волосы Нэрвен растрепались величественным ореолом. — А город я на кого оставлю? Нет уж, дорогая сестра, оставайся. Ты нужна здесь, — Арафинвион был сам по себе раздражен очередной неприятной поездкой в Дориат, — И не обсуждается! Я всё-таки старший брат и глава нашего Дома. — Финдэ — глава дома! Не смей хоронить его! — взвилась Артанис, — А ты! Ты… Тэльпэ уже десять раз пожалел, что вообще вошёл. — Артаресто? Простите, леди Алатриэль. Артаресто, можно тебя на минутку. Они вышли в коридор дворца. — Ох, спасибо… — устало вздохнул тот, — Тэльпэринкваро, держись тут. — Как сказал однажды Морьо: как хорошо, что у нас нет сестры. — У вас? — хмыкнул Артаресто, — И давно ты на положении брата? Тэльпэ хихикнул. — У нас с Амбаруссар не многим больше разница, чем у них с отцом. Дед точно за восьмого сына принимал. Тем более, что… Тэльпэ осекся. — Не важно… Я хотел попросить, передай там письмо через пограничников. — Лорду Куруфинвэ? — Да, отцу. — Постараюсь, — тихонько кивнул Артаресто. — Спасибо. Удачи тебе. Разошлись. Письмо Арафинвион убрал за подкладку. Левое крыло дома Фэанаро на окраине Тириона. Первый дом… Родной, счастливый… Кажется, тогда горели только свечи. Отец деревянно обнимал его, машинально разбирал незаплетённые пряди. Близнецы прижались к Нэрданэли. Остальные молча глядели на язычки огня и медленно капающий воск. — Папа! Пап, а дедушка уехал на Таникветиль? — Да, уехал, Тэльпэ. — А мама? — Мама у дедушки Тэллуина. — А когда она приедет? — Не знаю. Мама приехала на следующий день, в самый разгар суматохи сборов. Папа сказал, что они поедут в путешествие, совсем как в легендах! Это было бы чудесно! Только никто почему-то не радовался… Хмурый дедушка Фэанаро молча, стараясь ни на кого не глядеть, упаковывал походные палатки. Старших и дяди Морьо не было, ушли куда-то непонятно зачем. Нэрданэль нарочито скупыми жестами складывала в саквы зелёные рубашки дяди Майтимо. Папа с дядей Тьелкормо тихо ругались в сторонке, тыча пальцами то на повозку, то куда-то в сторону улицы. Мама была грустная и сердитая. Очень странная. Но папа тогда будто не заметил. — Лэхтэ! Ты уже знаешь… — Да, Курво. Я пришла за Риньо. — Мама! — Тэльпэ бросился к ней навстречу, — Мама, а ты поедешь с нами в путешествие? — Нет, милый, мы не поедем в путешествие. Вернее, мы поедем, но в другое. Хочешь в гости к дедушке Тэллуину? Мама подхватила его на руки, погладила по голове. — Но мама! Я хочу в путешествие с папой! — удивлённо воскликнул Тэльпэ. Она прижала его голову к плечу и, наверное, посмотрела на отца. Сказала странным голосом. — Куруфинвэ Атаринкэ! Что значит — в путешествие? Ты собрался забрать в изгнание нашего сына? Стало тихо-тихо. Замер вполоборота дядя Турко. А больше на дворе никого не было. — Лэхтэ… — наконец сказал папа, — Так ты?.. — Конечно. Я думала, и ты останешься с нами, с сыном. Папа тоже замер. — Я не оставлю отца, — выговорил он. — Но твой отец — безумен! Зачем тебе следовать за ним? — Ты ничего не знаешь! — Это ты, Курво, ничего не понимаешь. Риньо, собирайся, — холодно сказала мама, опуская Тэльпэ на землю. — Но мама! Я не хочу к дедушке Тэллуину. Я хочу с папой в путешествие. — Сынок, папа сказал неправду. Это не путешествие, это изгнание, — устало вздохнула мама. — Но я всё равно… — Риньо! Не обсуждается! — строго сказала мама. Первым отмер дядя Турко. — Погоди, Лэхтэ, — тоже как-то странно сказал он, — Это обсуждается. — Сын должен быть с матерью, а не с семьёй безумца, напавшего на собственного брата, Туркафинвэ Фэанарион. — Не тебе судить нашего отца. Не зная правды. Мама крепко взяла Тэльпэ за руку. — Отец был прав. Вы все одинаковы, даже не раскаиваетесь. Пойдем, сынок. — Лэхтэ. Ты не будешь решать за Тэльпэринкваро. — Предлагаешь ему самому решать? Он ещё ребенок! И тут Тэльпэ обиделся. — Я не ребёнок! Я хочу с папой! В путешествие. Он метнулся к отцу. Тот мягко присел рядом с ним на корточки. — Ты уверен, Тэльпэ? — Да! Мама так грустно и гневно посмотрела на сына, что он снова подбежал к ней. — Мама! — дёрнул за рукав платья, — Мама, поехали с нами! А потом я съезжу к дедушке Тэллуину, правда! Но мама повела себя совсем странно. — Вы задурили ему голову! — сквозь слезы выкрикнула она, — Ненавижу!!! И убежала. — Мама! Мама!!! — Тэльпэринкваро! — А? Что? Ох, прости, Халатир. Задумался. — Вооружение пяти сотен окончено, мой лорд. Закончено. — Спасибо. Все будет, как должно. Точно за восьмого сына принимал. Тем более, что матери у меня толком не было.