***
Сегодня он подошёл ко мне. Сам подошёл, один, без друзей. Я даже глазам своим не поверил. Дело было в столовой. Я завтракал, как всегда, наблюдая за врагом, парни тоже на него время от времени поглядывали. Вдруг Мандюр, как всегда окружённый людьми, что-то стал им говорить. Видимо, в чём-то убеждал их, потом что постоянно улыбался и кивал. Интересно, о чём он с ними говорил? Потом посмотрел на меня. Трудночитаемым взглядом. Приятели Мандюра ушли, а он сам направился ко мне. Я велел своим парням нас оставить, явно разговор предполагался с глазу на глаз. — Что случилось? — сразу же спросил я его. — Ты не знаешь? — Мандюр внимательно смотрел на меня. — Нет. Что я должен знать? Что с тобой происходит? Я всё же не удержался от этого вопроса. Беспокоился за него, моего врага! Хотя, может быть, я потому и хочу, чтобы с Мандюром всё было в порядке, чтобы уничтожить его и чувствовать себя победителем, сразившим равного, а не жалким неудачником, воспользовавшимся слабостью противника. Что я творю?! Жалость к врагу недопустима, воин не должен любоваться цветочками на поле боя, которые всё равно может снести своим взмахом меча! — Это… делаешь ты? — Что я делаю? Я ничего не делаю, Мандюр! — закричал я. Возмущение мне, кажется, хорошо удалось подделать. — Ты только следишь за мной? Всё же узнал… Впрочем, он и до этого видел мои манёвры. — Да, — я прямо посмотрел ему в глаза, — я слежу за тобой. — И только? — Да… На сей раз я действительно удивился. Что же с тобой происходит, Мандюр? Он внимательно смотрел на меня некоторое время. — Хорошо, — сказал Мандюр. — Я тебе верю. Верит? В чём он мне верит? Я не понимаю. Но, конечно, я этого не сказал ему. Мандюр в скором времени отошёл от меня, пошёл на занятия. Я хотел его догнать, спросить, в чём дело, но не стал. «Люк Мандюр — мой враг, — напомнил я себе. — Я могу только радоваться поражению своих врагов». Но со своими парнями решил на всякий случай поговорить.***
— Дарящий, — начал Гултон после моего вопроса, — клянусь своей жизнью и жизнью своих близких, что ни я, ни кто-либо ещё из нас не предпринимал, не предпринимает и не собирается предпринимать никаких действий против Мандюра без твоего согласия. Я внимательно посмотрел на него. Конечно, вероятности того, что подопечные выйдут из-под контроля, невелика, и всё же… Они могли желать Мандюру зла! После позорного поражения я стал чаще сражаться с другими учениками школы, да и честь моего рода для них — самое главное, они просто не могли допустить оставить всё безнаказанным. И видя мою слабость… — Дарящий, — продолжил Гултон, — мы искренне сожалеем о том, что произошло с нашим родом и о вашем проигрыше, но мы не можем противоречить тебе. Твоё слово для нас — закон, и кроме того, ты прав, Дарящий. Нельзя нам сейчас идти на отчаянные поступки. Я взглянул на него, прямо в его карие глаза. И осознал, они знают, каким непочтительным восхищением я проникся к врагу, которого должен уничтожить. И от этого мне стало только хуже. Я должен избавиться от Мандюра, пока не поздно, ради его же блага! — Хорошо, — тяжело вздохнул я, опускаясь на кровать. Разговор вёлся в моей комнате. Ворной и Фарвен, поклявшись, что они также не причём, ушли, а Гултон остался. — Матиас… — тихо позвал он меня. Ясно, значит, хочет поговорить как друг, а не как подопечный. Гултон это редко себе позволял, всё же мы с ним на разных ступенях иерархии… Только теперь рухнувшего величия. — Знаешь… — я прикрыл глаза, — я просто хочу честного боя. И не хочу, чтобы Мандюр сломался раньше времени, хочу, чтобы он был полон сил. А ещё я очень боюсь дойти до такой степени отношения врагу, что оно уже превращается в восхищение, даже обожание. Помнишь, как там у одного моего славного предка «Мне остаётся только завидовать ему. И мечтать стать таким же совершенным, как и он. И ненавидеть за то, что я так слаб, что я не могу достичь того же совершенства, что и он». Я очень боюсь дойти до этой грани, ведь мой предок с трудом пережил смерть врага, а потом жестоко отомстил его убийцам… Да, была у нас такая печальная история. Один из моих далёких предков как-то столкнулся с человеком, который был сильнее его. Мой предок словно сошёл с ума, все свои усилия он направил на борьбу с этим человеком, из-за чего упустил несколько важных врагов из виду. Когда расправились с кумиром моего предка, он занялся его врагами, а не нашего рода, в результате — то была одна из самых печальных страниц в истории нашего рода. Не самая печальная (наше изгнание оказалось в разы хуже!), но тоже… — Простите, Дарящий… — вмешался в мои мысли голос Гултона, — но не лучше ли будет вам сейчас расправиться с Мандюром? Я вздрогнул. Словами о дальнем предке я хотел успокоить Гултона, а получилось, наоборот. Но ещё не всё потеряно. — Я к тому веду, что если не одолею врага в честном поединке, то проникнусь к нему восхищением и постоянно буду задаваться вопросом, а честно ли я его победил. Выиграв в честном поединке, я смогу забыть о Мандюре, как о сильном, но всё же побеждённом сопернике. — Уверены, Дарящий? — Да. Я смотрел ему прямо в глаза. Гултон кивнул, и на этом наш разговор был завершён. Надо готовится к урокам… Мандюра же лучше победить не только с помощью меча, не так ли?***
С тех пор я стал не только тайно следить, но и тайно охранять своего врага. Люк сильно побледнел, и меня это очень беспокоило. — Зачем ты это делаешь? — как-то спросил он у меня. — Просто так. Надо было сказать «Жду возможности напасть», но в тот момент этот ответ просто не пришёл мне в голову. Мандюр некоторое время странно смотрел на меня, словно с какой-то болью, а потом ушёл. Я всё меньше и меньше понимал этого человека. Но — поневоле — по-прежнему им восхищался, а ещё мне очень хотелось бы узнать тайну моего врага. И при этом я понимал, что если узнаю эту тайну, то могу окончательно сойти с ума, думаю постоянно о Мандюре, о том, как он мужественно и отважно боролся с неприятностями. Я должен его защитить, но от чего? Я не знаю, и не уверен, что мне удастся узнать. По крайней мере, от самого Люка. А его друзья, даже если и знают, то мне ничего не скажут. Впрочем, в начале нашего знакомства я наблюдал за Мандюром, потому что с нетерпением ждал момента — когда же он упадёт. И отчего у него такие хорошие отношения с людьми? Он же слабак! Теперь же я понимаю, что этот человек не слабак, и я обязан… Боги, сколько раз я иду по одному и тому же кругу! Сколько раз можно обдумывать один и тот же поступок одного человека, врага?! Кажется, я и в самом деле дошёл до той стадии уважения, до которой боялся дойти. И это плохо. Может, мои родственники как-то повлияли, и из-за этого у моего врага теперь проблемы? Недаром же он всегда бледнеет, когда видит меня.