эффект Доппельгангера

— Мой брат… Водил меня на цепи, — Шо склоняет голову на бок и складывает руки в замок за спиной. — Он считал, что это способствует моей дисциплине, хотя, как по мне, этому куску говна просто нравилось кинковать с моего вида на привязи. Шото поднимает злой взгляд на своего… Двойника. Он назвал впервые это эффект Доппельгангера. С разницей и оговоркой на то, что человек стоящий перед ним был не идеальной его копией. А был им самим. С оговоркой на другую вселенную, но это такие мелочи на, фоне глобального шока и тотальной злости, что данный факт меркнет по всем фронтам. Ошейник сдавливает горло, распорки на ногах точно не дадут подняться в полный рост и Шото чувствует бессилие, буквально, из-за наручников блокирующих причуду. Он не должен быть здесь. Не должен стоять в коленно-локтевой перед этим психом и судорожно перебирать варианты того, как, выйти сухим из воды. У Шо… Скучающий взгляд, ожог, что какой-то умник скрепил со здоровой кожей скобами, и это вызывает ассоциации с Даби и самоуверенный вид. — Пойми, ты мне нравишься. И мне бы не хотелось проходить с тобой тот процесс дрессировки, что был у меня с моим братом. Мы же оба разумнее, верно? — его спокойный и уверенный тон посылает мурашки по коже и этому ублюдку хочется плюнуть в лицо. Только Шото не в своем мире, здесь некому помочь, его буквально выкрали и заперли в тесном пространстве. Пол под ногами сырой и липкий, ладони немного стерты, так же как и колени. Поясница побаливает и… В целом его положение настолько проигрышное, что пора продумывать не то что план боя, а хотя бы пути отступления. — Хочешь продолжить играть в молчанку? — сочувствующе интересуется его злая копия. И тон у него точь в точь, как у мамы в этот момент. Тодороки дёргается будто от пощёчины, когда ласковая рука, затянутая в перчатку, ложится на его щеку. — Не вижу смысла отвечать тому, кто сам уже все решил. Поводок цепи опасно натягивается, а на его собственном лице, что как зеркало отражает все вплоть до зарождающихся морщинок под глазами, мелькают искры веселья. Мимика в этот момент у парня напротив и впрямь напоминает мимику Даби и от этого факта ползут неприятные мурашки по коже. «Мой брат водил меня на цепи» переливается неоновой синим в голове, а неприятная догадка насчет злодея, что остался бесконечно далеко, в его мире, озаряет мозг бирюзовой вспышкой. — Я тоже был упрямым, — почти равнодушно резюмирует Шо. — Но в отличии от братца, я знаю куда надавить, чтобы ты стал покладистым быстрее. Тебе понравится со мной. Страх липкой темной субстанцией разливается внизу живота происходящее, явно превышает градус безумия с каждой секундой все больше и больше. * Это начинается почти… Невинно. Приключение на пятнадцать минут, туда и обратно. Приключение, которое должно было быть безопасным. Подтверждение существования мультивселенной, подтверждение иных миров, это казалось… Интересным, действительно. Тем более положительный опыт Ииды давал понять, что бояться нечего и вот Шото стоит у портала, абсолютно не понимающий куда и зачем шагает, но уверенный, что это будет просто. Наивный. Каким же он был наивным. Особенно когда увидел Токио почти в руинах, нужно было бежать, но он сунулся в самую гущу событий, воспитанный и вырощенный геройским сообществом, альтруистичный до мозга костей, он побежал на зов о помощи, не зная, чем это обернётся. Ноги промокли в луже, дыхание так и не сбилось, а картина, представшая перед глазами, заставила потерять дар речи. — О, — его губы (нет, не его) губы сгибаются в насмешке. Человек напротив был его точной копией с оговорками на «но» и «если». Скобы на лице, антураж злодея британца, тяжелые берцы в довесок и рука, равнодушно сжимающая… Чьё-то обгоревшее тело. Вот его знакомство с новым дивным миром. Вот его судьба из серии " а что, если». Его худший ночной кошмар, тьма, скрытая за семью печатями. Инстинкт самосохранения сказал «беги» и он побежал, только в неверном направлении. — А ты более бойкий, чем предыдущие, — он будто кошка грациозно уклоняется от всех атака, сверкает яркими разноцветными глазами во тьме и движется со сверхчеловеческой скоростью. Шото не уверен, что сможет развить в себе такое хоть когда-нибудь. — Мне нравится. Но скорость у тебя хромает. Он будто дышит другим составом кислорода, у словно него нет костей и в целом, в нем настолько очевидно есть нечто сломанное, что это почти пугает. Он хватает Тодороки за шею, прижимает горячим гибким телом к кирпичной влажной стене и заламывает руки. — Девчонка была похожа на тебя, но очень быстро устала, — его голос грубее на пару тонов, будто прокуркн. Шепот на ухо обжигает. — Потом были еще двое. Но первый сбежал, а второй был слишком здоровый для меня, но ты… Шото активирует причуду и как можно сильнее бьет файерболом в чужое тело. Его двойник отскакивает, но не от ужаса или боли. Он впечатлен. Алые пряди прикрывают горящий чистым безумием бирюзовый глаз. Ощущение, что он на одной тропе с хищником не желает покидать ни на секунду. В подворотне душно и сыро, воняет мочой и чем-то разложившимся. Бежать — самый здравый выходи из ситуации. Потому что бороться с вот этим, Шото не должен никогда, но… Тупое отцовское упрямство передвигается ему в коде генофонда жжет почище пламени. Вот так он и загоняет себя в эту ловушку. Точка невозврата, и нулевой километр его корня и череды последующих бед. * Тогда ему удаётся, выиграть, и связав противника, чем нашел, подкинуть к дверям полиции, он отдаленно понимает, что ему это сделать… Позволили. Кем бы ни был он в новой вселенной, проиграть ему намного легче, чем выиграть. Бой будто постановочный, особенно, после демонстрации половины набора умений от этого оригинала. Шото вернувшись в родной мир постарался забыть это, как страшный сон… Только вот сны, как не иронично его стали кошмарами. И эта дурацкая сцена, где из раза в раз его злой двойник зажимает его у скользкой грязной стены. Только из сна в сон, она становится все развратнее и развратнее. Где-то чужие руки оглаживают раззадоривают его тело, а где-то длинные холодные пальцы стаскивают с него штаны оставляя в уязвленном положении. Шото после таких снов просыпается в холодном поту, уставший и загнанный, ненавидящий себя за проявление очевидной, как божий день слабости и… Какого, черта, вообще происходит? Чем дальше он погружается в эти мысли, тем страшнее становится от себя самого, пока в одну из ночей сон не перетекает в реальность, а чужое, жаркое тело, так похожее на его собственное по комплекции не прижимает его к деревянному полу. — Мне было трудно найти именно тебя, — собственный голос кажется радостным и чуть возбужденным. — Но я так рад, что добрался до твоего мира. Ты оценил мои подарки? Как тебе сны? Я повышал ставки и, вообще, твое тело начало правильно на меня реагировать. Тебе не нравится? Холодный пот до косточки и непродолжительная драка в тишине общажной комнаты. — Я бы превратил все ваше подростковое королевство в ледяной замок, если ты, конечно позволишь, — урчит он довольной кошкой. — Но ты такой добрый и так отчаянно за всех цепляешься. Такой недостаток у такого бойца. — Что тебе нужно? — кулак врезается в пол, а двойник ловко седлает его бедра и опрокидывает прямо лицом в футон. — Ты. Разве не очевидно? — спокойно интересуется он. — Ты интереснее их всех. Поэтому я хочу, чтобы ты был моим. Посмотрел на этот мир моими глазами. Тодороки шипит. — Тебе понравится, — мягко тянет он. — Просто подумай о перспективе. — Я просто хочу, чтобы ты оставил меня в покое! — Оставлю, — тихо произносит собственный голос. — Только побудь со мной. Совсем чуть-чуть. Ты оценишь этот мир, если глянешь на него под моим углом и уберёшь эти идиотские рамки. Пойдём со мной? Выбор без выбора, по тону этого психопата слышно, что ответ «нет» у него не котируется. Тодороки собирает все оставшиеся силы и бросает их на то, чтобы выбраться из захвата. Он дёргается, бьет наотмашь, посылает ледяную волну по полу, пока ловкая темная тень лишь лавирует уворачиваясь от его атак. — Говорю же. Ты чудо, какой хорошенький и интересный. Только все еще слишком медленный. Укол в бедро становится настолько шокирующим сюрпризом, что Тодороки чувствует себя идиотом. Нужно быть всегда начеку. Даже с самим собой. Особенно с таким самим собой. Страх пугает и разъедает все вокруг, пока мир плывет и сыпется пиксельными квадратами перед глазами. Острые колени врезаются в пол, пока чужие-родные руки подхватывают его подмышки. — Ты… — И не только я. Ты сам ко мне попался, — оставляя невесомый поцелуй на виске тянет далекий голос. — Говорю же, тебе понравится. * Ему совершенно точно не нравится стоять в этой позе, быть в этом мире, и уж тем более ему не нравится быть на цепи, перед этим подобием человека. Длинные пальцы ловят Тодороки за подбородок. — Будь хорошим мальчиком и открой рот, — тон сейчас точь в точь, как отцовский. — Я не в настроении вкалывать тебе что-то, да и в целом ты со своими красивыми губами будешь смотреться невероятно прекрасно с белой таблеткой на языке. — Даешь мне очередной выбор без выбора? — Шото пытается отстраниться. Пытается слово ключевое, потому что его злобный двойник накручивает цепь на кулак и тянет его лицо максимально близко к себе. — Обещаю не делать ничего странного, — хмыкает он. — Если ты меня об этом не попросишь. А ты попросишь, и мы оба это знаем. Такое себе обещание, особенно от подобного человека. Тело ещё слишком слабое после транквилизатора. Таблетку длинные узловатые пальцы пропихивают ему чуть ли не в глотку, несмотря на попытки сопротивления. Пальцы Шо держат, слишком крепко не давая никакого пространства для маневра. Шото глотает эту дрянь вынужденно осознавая сколько последствий будет иметь это действие и что вообще будет происходить с его телом в целом. Боже. — Хороший мальчик, — одобрительно треплет его по голове мучитель. — Жаль, что без методов брата до тебя достучаться не вышло. Но они действенные. Не беспокойся. И безболезненные… Ну разве что чуть-чуть. Собственное тело под одеждой становится каким-то непростительно тяжёлым и слишком чувствительным к малейшему трению. Скудное освещение почему-то становится ярче, одежда липнет к телу, а внизу все наливается таким знакомым теплом, от которого откровенно стыдно. Шото отчаянно сводит ноги, ну или пытается это сделать насколько позволяет сраная распорка. В его голове потрясающего масштаба вакуум, который поглощает собой все, включая любые здоровые мысли о побеге, о том, что ему в рот запихнули какой-то наркотик смешанный по эффекту с афродизиаком. Все такое непонятное и… влажное. Прямо, как он внизу. Парень опускается грудью на пол, утыкаясь щекой в пол, скребет короткими ногтями деревянные доски под собой. Высоко поднятые вверх бедра и слишком доступный вид. Он чертово блюдо дня и его беспокоит это в последнюю очередь. Тонкие длинные пальцы мягко гладят его по затылку. — Ты довольно легкий, раз тебя уносит с подобной дозировки, — сокрушенно цокает языком Шо, забираясь ладонью под рубашку. С губ слетает подобие стона. — Чисаки продает такие штучки в бордели. Знаешь, когда есть необходимость сломить волю и подчинить. Я тоже проходил через подобное… Мой брат, знаешь ли, думал, что это забавно. Умелые пальцы изучают тело Тодороки, а спокойный вкрадчивый голос продолжает рассказывать все новые и новые вещи, которые ускользают из головы на манер песка через решето. Крупицы-золота или остатки чего-то вразумительного долетают до Шото будто сквозь толщу воды этого океана безумия. Чуть полегче становится, когда с него стягивают пижамную рубашку. Голую кожу спины холодит сквозняк и дышать становится чуточку легче, правда облегчение это длится недолго. Наглые руки лезут везде, выкручивают соски, на ухо потоком из сладкой воды, льется водопад пошлостей вперемешку с похвалой… — Ты лучше адаптируешься, чем я, — шепчет Шо. — Ярче реагируешь. И знаешь, эрогенные зоны у нас одни и те же. Я могу довести тебя всего лишь прикосновениями. Лопатки. Ключицы. Соски. Колени. Конечно же бедра. Между ног упирается тяжелый член и потирается сквозь неплотную ткань полосатых пижамных штанов о судорожно сжимающуюся дурочку. — Думаю, что часто играешь с собой перед сном в последнее время? — наигранно заботливо интересуется голос злодея. — В душе или после, лежишь широко раздвинув ноги и с большим количеством смазки изучаешь себя. — Пода… подавись, — на грани здравого смысла выплевывает юный герой. — От Бакуго подцепил немного смелости? — сквозящая в этом тоне ревность скользит за километр. — Думаешь эта бравада тебе поможет? Ты же не настолько наивный? Ладонь Шо, оттягивает резинку пижамных штанов, а с губ парней срывается одновременный вздох. Белье все позорно пропитано предсеменем. Липкая, вязкая смазка изгваздала ткань белья. — Течешь, как девчонка, — ласково информирует двойник обвивая пальцами чувствительную головку. — А задницу отклячиваешь на манер первостатейной бляди. Скажи уже честно, что развлекался наедине с собой и представлял все самое вкусное с моим участием? Признайся и нам всем будет от этого легче. Легче явно будет кому угодно, но не ему. Шо зрит в корень всех бед. Говорит о том, что признавать стыдно, но до одури хочется. Как после душа, чтобы унять разгоряченное тело брал с собой смазку, как несмело заводил руки за спину и неспешно разрабатывал себя, представляя свой худший ночной кошмар. Как утыкался лицом в подушку и вскрикивал, кончая от переизбытка чувств, когда под веками вспыхивал знакомый образ. Насколько сильно ему гореть за все это в аду? Штаны, как и белье пропадает с космической скоростью, пахнет чем-то паленым навевая мысли о том, что элемент одежды на нем попросту спалили. Тодороки охает и старается сжаться, когда чувствует, как что-то гибкое и упругое утыкается в чуть растянутый вход. — Твое тело — это что-то с чем-то, — жаркое дыхание обжигает кожу бедер, а на правую ягодицу со звонким шлепком опускается холодная будто лед ладонь. — Поиграем в горячо-холодно позже? Хочу вылизать тебя и послушать звучишь ли ты так же как я или и в этом ты чувственнее? Эта ночь явно будет проклята… * Он не уверен точно ли кончил от того факта, что его вылизали и разработали в процессе, но точно готов присягнуть на святом кресте, что у него есть кинк на порку. Либо его тело настолько отреагировало на это чертово вещество… Шото вскрикивает и запрокидывает голову, когда очередной удар обрушивается на бедра. На этот раз это кажется, что его обожгли языком чистейшего пламени. Больно. Но хорошо. Стыд, на грани удовольствия. Чужие речи, что так неимоверно искушают дух и разум. Вакуум в голове заполняется похотью и становится плевать на все, даже на факт того, что его готовит для траха собственный двойник. — Можешь еще немного постонать? — Пожалуйста… — какое же жалкое слово, какое же жалкое ощущение и состояние. Слезы катятся градом, а единственное вразумительное желание наконец получить такую желанную разрядку. — Что «пожалуйста»? — собственный голос полон веселья и ласкает слух легким смешком. — Прекратить пороть тебя? Уделить внимание твоему члену? Или дырке, которую ты так активно то сжимаешь, то разжимаешь? Что мне сделать? Отпустить… — Трахнименя, — скороговоркой выдыхает юный герой. — Трахни меня, прошу. Острые клычки прикусывают хрящик левого уха. — А говорил, что ни о чем не попросишь, — довольным котом урчит злодей. — Справедливости ради, ты продержался несколько дольше меня. Сдался в руках брата спустя минут пятнадцать. Но этот гандон затолкал в меня жгучую смазку… Не то чтобы у меня было много ходов к отступлению. Щелкает колпачок крышки, а потом на оттопыренные ягодицы обильно льется что-то вязкое и теплое. — Я же не изверг, — ласково шепчет Шо. — Решил взять для нашей встречи — вибрирующую. Мне кажется, ты оценишь. У нее согревающий эффект. Пальцы, так похожие на его собственные, методично заталкивают лубрикант во внутрь разработанного входа. Большие пальцы раздвигают мышцы ануса, растягивают и позорно хочется сжаться, чтобы на него не пялились настолько в открытую. Эффект от смазки приходится ждать недолго. Разогревающий эффект накрывает раньше, чем чувство легкой вибрации-пульсации, что разливается с чавкающим звуком внутри. Длинные пальцы нарочно неспешно массируют раздразненный бугорок простаты, выбивая из груди жалобные всхлипы и отчаянные стоны, что раздаются гулким эхом от стен заброшенного помещения. Плевать на место. Плевать насколько тут грязно и плевать на весь мир, лишь его продолжали ласкать в этом неспешном издевательском ритме. Мышцы обхватывают все четыре пальца, удерживая их во влажном жарком плену. Ощущение заполненности дарит покой, но ненадолго. Ровно до момента, как Шо со смешком не начинает имитировать фрикции, работая рукой вперед-назад. Хлюпающие звуки становятся невыносимыми. Шото прогибается в спине почти до хруста и толкается бедрами вперед буквально пытаясь трахнуть воздух. — Ну-ну, слишком мало терпения, — довольно журит его собственный голос. Шо отвешивает шлепок по попе и сладкая боль разливается по венам вместе с возбуждением. — Расслабься, парень, и желательно будь послушным. Иначе придется тебя обжечь. Слышно, как расстегивается молния на ширинке чужих штанов. * — Будешь зажимать и будет только больнее. Этот нравоучительный тон будет ему в кошмарах снится. Шото царапает ногтями пол и жмурится до звезд перед глазами пропуская твердую головку члена в разработанный вход. Края так опасно натягиваются и даже с переизбытком смазки, кажется, что его вот-вот порвут. Яички поджимаются, а изо рта вперемешку со стонами выливается откровенный всхлип. — Боже… — Глубже? — насмехается Шо толкая короткими движениями вперед. — Такой ненасытный, со мной так не было… Надо будет показать тебя брату. Ты ему понравишься. Его насаживают до упора, на колом стоящий член, и Шото буквально кричит, когда ногти двойника впиваются в его бедра. Больно, сладко, странно. Слишком много. Он просто не вынесет всего этого… То ли поцелуй, то ли укус в загривок, разгоряченное тело, капающая на грязный пол смазка и чувство, что распирает все внизу. — Ты меня… — Не порву, не беспокойся, — двойник чуть отстраняется, головка проезжается по простате, а затем резко ударяется об нее же при грубом толчке. — Добавим еще немного смазки. К натруженным краям приставляется носик бутылочки лубриканта и во внутрь льется еще немного смазки. Вибрирующее разогревающее ощущение затапливает низ живота с новой силой. * Он трахает его то неспешно с оттяжкой, то в бешенном темпе, удерживая ладонью за отросшие пряди. Он дразнит. Обзывает, шлепает и кусает. Он… доводит его до трех оргазмов, два из которых случаются буквально на сухую. Тодороки бессильно опускается щекой на залитой собственными слюнями и слезами пол, когда двойник наконец покидает его тело. Бедра не получается не свести, не опустить. Шо шикает на него, довольно что-то комментирует, а потом приставляет к анусу что-то холодное и… стеклянное. — Это на первое время, — увещевает он. — Чтобы тратить меньше времени на подготовку и нам обоим было легче. Пробка, догадывается уставший и измученный разум. — Мне не легче… — Ты привыкнешь, — гибкое тело льнет к нему, окутывая запахом пота, мускуса и одеколона. — Обещаю. Двойник неспешно снимает с его ног распорки и утягивает к себе на колени баюкая, будто дитя. Шото позорно прикрывает глаза и обещает себе, что придумает. Как выпутаться отсюда чуть позже. Точно позже. А пока… он засыпает в ласковых руках дьявола с его лицом и с распирающим чувством внизу. Он отсюда выберется. Если очень повезет.