Дисбаланс

Карл не любил прохладные зимние вечера в своём доме, полном одиночества, как он сам. Вообще то он не любил любые вечера. Ему хотелось быть где угодно, только не дома, только бы не видеть и не чувствовать эту пустоту, окружающую его со всех сторон. Но он был узником своего неприветливого дома, куда ему приходилось возвращаться снова и снова, после работы ли, или после бара, или после ресторанчика, где они часто обедали с Ассадом — его напарником по работе. За два с лишним года, с тех самых пор, как Ассад познакомил его с этим местом, Карл успел полюбить этот ресторан: маленький, уютный, где его окружали люди, их голоса, ненавязчивая музыка и превосходная еда. Он стал для него гораздо приятнее и теплее собственного дома. Так повелось. После развода он остался один, почти одичал. Подкрепил его уход в себя и случай, произошедший на работе, чёртов несчастный случай, случай ли? Виновен был он, поспешил поймать ублюдка, не дождавшись подкрепления. И что он получил в итоге? Навсегда прикованного к постели напарника и собственный больничный на пол года. Это окончательно выбило его из колеи, он стал почти нелюдим, хотя и прежде не отличался дружелюбием. Мрачный, закрытый, самоуверенный, саркастичный трудоголик, таким его знали на работе. Таким он знал сам себя. Теперь же эти качества только усугубились, усугубилось и его душевное состояние. Чувство вины не отпускало ни на минуту. Он нещадно пичкал себя транквилизаторами и алкоголем, смачно закуривая всё это недешёвыми сигаретами, но предательски дрожащие руки выдавали его с головой, и ни черта не помогало. Когда он время от времени навещал напарника в больнице, ему хотелось умереть или оказаться на его месте, но не навещать он не мог. Они о чём то говорили, потом молчали и снова говорили и Карлу было невыносимо тяжело смотреть лежащему напарнику в глаза. Он старался смотреть в пол, на стены, на одеяло, только не в глаза. Напарник это знал, пытался приободрить его, но всё было тщетно. И когда их взгляды всё же встречались, ему хотелось почти броситься на колени и умолять того о прощении. Но прощения не будет. Нет, не от бывшего напарника, он наверняка его простил уже не один раз. От самого себя. Он сгрызёт себя без остатка, но не остановится. Карл не мог иначе, это его натура. Не верящий ни в Бога, ни в дьявола, он верил в правосудие. И его суд над собой будет жесток и бесконечен, как этот мир. Сидя на своём диване, иногда прямо в верхней одежде, он пил каждые выходные, а в понедельник с головной болью, приняв дозу обезболивающих, снова ехал на работу, где с головой уходил в любимое дело. Это отчасти спасало его. Правда, работа уже была несколько иная. Как сейчас он помнил то утро, когда после бесконечно длящегося больничного он наконец вышел на работу, а его, как нашкодившего пса выставили за дверь. Его, Карла Мёрка, лучшего полицейского в их участке выставили из убойного отдела в подвал, в архивы с замысловатым названием «Отдел Q». Он пытался препираться, но Маркус был беспрекословен. Его мотивация была предсказуема: После опрометчивого, рокового проступка он больше не будет работать в своём отделе, кроме того, Карла не выдерживал никто, кроме его искалеченного напарника, с ним не смогут работать другие, он не командный человек. Карл принял это известие с тяжёлым сердцем, но с горьким сарказмом успел подумать, что подвал теперь будет олицетворять для него преисподнюю, куда он сослан за свою безалаберность и браваду, за свою причастность к исковерканной жизни напарника. Туда ему и дорога. Ассад, его напарник в архивах (звучит несколько забавно) понравился Карлу почти сразу, хотя вида он, конечно же не подавал. За несколько месяцев новой работы в отделе Q он успел и восхититься им и даже, пожалуй, чему то научиться у Ассада. Он искренне недоумевал, как они не могли раньше встречаться в их участке? Но вся его искренность и восхищение были тщательно спрятаны под привычной угрюмой маской на лице Карла. Маской, которая выражала лишь вечное недовольство и иногда удивление с крайней заинтересованностью, когда дело касалось работы. Но Ассад, этот весёлый и одновременно серьёзный, набожный Ливанец с добрыми глазами, разбавил его жизнь чем то новым, чем, он и сам ещё не понимал. С ним ему начинало казаться, что жизнь, возможно, не так беспросветна и он, кажется, снова встретил того, кто может претендовать на роль не только ещё одного напарника, который его понимает, но и лучшего друга. В один из пятничных вечеров он снова напился, с негодованием отмечая про себя, какая отвратительная погода стоит за окном и что в такую погоду, вероятно, было бы идеально прикончить с этой жизнью. Эти мысли часто посещали его под воздействием алкоголя и не только, но возможно, транквилизаторы или что-то иное не давали ему переступить эту черту. Этим чем то иным была его работа, это то, что хоть как-то держало его на плаву. Он должен и будет бороться с отморозками и защищать людей от этих тварей! Он должен и будет! Водоворот мыслей поглощал его затуманенный разум, когда на журнальном столике внезапно зазвонил его мобильный. Ассад. Вот так всегда, он всегда появлялся внезапно, но как будто вовремя, будто знал, когда ему тяжело, это так странно. И это иногда раздражало, это давало ему дополнительную пищу для размышлений, которые Карла вовсе не радовали. — Ассад? -Карл, просто хотел сказать, что в понедельник у нас поездка в Оденсе, ты помнишь, надеюсь? Не нужно, чтобы от тебя несло. — Конечно я помню, Ассад! Что за бред? Я не стану надираться в воскресенье. И после некоторой паузы — Обещаю. На том конце провода повисло молчание. Это «обещаю» насторожило Ассада. То ли Карл уже хорошо надрался, то ли это не Карл. Смешно. Ассад никогда не слышал от него чего-то подобного и он никогда не мог распознать по голосу, пьян Карл или нет, это была ещё одна из его идеальных конспираций, вроде той, как умело он скрывал свои эмоции. — По моему, Карл, тебе не стоит надираться не только в воскресенье… Когда ты перестанешь себя гробить? — Только не нужно становиться слишком назойливой мамочкой, я тебя умоляю. Могу я быть предоставлен сам себе в мои законные выходные? — Карл начинал психовать. — Мамочкой? — Разве не так это выглядит со стороны? — Карл, как ты не понимаешь? Ты мог хотя бы не мешать грёбаный алкоголь со своими транквилизаторами! — В голосе Ассада послышалось разочарование и как будто отчаяние. Карл замолчал. Он отчего то сразу представил обеспокоенное лицо Ассада и его карие глаза и ему на мгновение стало тоскливо. Когда он перестанет о нём волноваться? Он вполне может позаботиться о себе сам, разве не так?! — Карл напряжённо сжал губы и посмотрел на бутылочку с лекарством. -Ассад, я ценю тебя как напарника, но не нужно пытаться корректировать мою жизнь, у меня для этого есть таблетки. -Что ж, я рад, что у тебя такая мощная группа поддержки, поздравляю! Увидимся в понедельник, Карл. Не опаздывай. — Ассада явно задела фраза Карла и он поспешил нажать отбой. Карл не изменится никогда, потому что это Карл, умный и упёртый, и в тоже время такой идиот! Он ценил чьи угодно жизни, но только не свою собственную. Ассад искренне надеялся, что в понедельник тот будет в полном порядке, потому что пару- тройку недель назад утром он умудрился явиться на пятиминутку в светлой рубашке, на которой красовалось огромное пятно от кетчупа, а он даже не смутился. На замечание Маркуса он безразлично ответил, что в подвале его никто не видит кроме его компьютера ну и, вероятно, ещё 2 пар глаз, подразумевая Ассада и их секретаршу Розу. Другого от него ожидать и не стоило.