Посмертная невеста

Я не знаю, как рассказать им о твоей смерти, Покко. Твои отец и мать смотрят на меня, ожидая, что я отвечу им на их наивный вопрос. Ведь мы уезжали вместе. И должны были вернуться вместе. Но жизнь — непредсказуемая штука, да, Покко? Ты навсегда остался там, в Раю. Ты умер с крыльями свободы на спине (и, наверняка, в сердце). Но тогда я почувствовала, как кто-то отрубил крылья на моей. Я даже не успела как следует оплакать твою гибель: всё так закрутилось, завертелось, и снова мне пришлось оказаться в круговороте событий, но уже без тебя. Времени на горе совсем не оказалось: нужно было спасти мир. Точнее то, что от него осталось. Эрен Йегер неплохо потрепал всем нервы, да? По крайней мере, уж его-то ты невзлюбил даже больше Райнера. Забавно, ведь я не думала, что такое возможно… У меня не было времени на осознание того, что я тебя больше не увижу. Никогда. Больше никто не будет укрывать меня одеялом, когда я неожиданно усну в самом неподходящем месте, или слушать, как я читаю книгу, пытаясь делать это с выражением. Больше никто не скажет, что я самая красивая девушка на свете. (А даже если и скажет, то мне будет всё равно, ведь это будешь не ты) Когда я думаю об этом, мне становится смешно. Я даже и не замечала, что ты такой романтик, Покко… Многое мы замечаем уже после того, когда близкий человек умирает. И почему я так долго не замечала твоих чувств? Мы успели побыть счастливыми совсем немного — ты признался мне в чувствах перед моей первой миссией на остров Парадиз. Ты так боялся, что я не вернусь. Всё целовал меня и целовал, параллельно умудряясь проклинать местную верхушку за то, что мне осталось так мало времени. Я все ещё чувствую прикосновение твоих губ к моим. Наверное, я никогда этого не забуду. Ведь в нашу последнюю ночь, проведенную перед твоей смертью, ты целовал меня точно также. Страстно и в то же время трепетно. Словно ты чувствовал, что мы вместе в последний раз. Иначе, что значили все твои странные разговоры? — Пик, если со мной что-то случится, пообещай никогда не опускать руки и жить полноценной счастливой жизнью, — неожиданно произнёс ты, когда я положила голову тебе на плечо в приступе бесконечной нежности. Твои слова вызвали во мне беспокойство. К чему был этот тон? — Покко, ты всегда ругаешь меня за такие разговоры. — Я знаю. Просто хочу убедиться, что если меня не станет, ты не наложишь на себя руки, не станешь затворницей или что-то в этом роде. — Порко, — я никогда не была так серьёзна, как в эту ночь, впервые за долгое время называя тебя полным именем. — Это я должна так говорить. Мне осталось пять лет. Ты не умрёшь раньше меня. — И всё-таки, Пик, — ты впервые меня не слушал, полностью погрузившись в свои мысли. О чём ты думал, когда говорил мне эти слова? — Пообещай мне. — Что именно, Порко? — Даже если меня вдруг не станет, ты продолжишь жизнь и не станешь горевать обо мне, по-крайней мере, долго. Пообещай быть счастливой. — Если я пообещаю, ты больше никогда не будешь заводить такие разговоры? Ты говоришь так, будто знаешь это заранее. Так… Нельзя. Можно привлечь беду. — Я не знал, что ты такая суеверная, — фыркнул ты, обнимая меня так сильно, как будто хотел, чтобы мы стали одним целым. Мне стало трудно дышать, но я решила промолчать: не хотела рушить это чудесное мгновение. — Но да, я больше не подниму этот разговор. Я знаю, как это… Неприятно. Ты ведь перед каждой миссией заводила такую шарманку! «Если я не вернусь, Покко, то не вешай нос, ведь жизнь так чудесна!» — ты пародировал меня слишком смешно, что я невольно рассмеялась. Хотя мне было отчего-то очень грустно. — Хорошо, Покко, я обещаю. — Спасибо, Пик! Ты сдержал своё обещание и действительно больше никогда не заводил подобных разговоров. Как и любых других. Лучше бы ты нарушил своё обещание. Но ты всегда был человеком слова — этого у тебя не отнять. По привычке мне хочется поделиться своей радостью победы с тобой — я поворачиваю голову в надежде увидеть тебя, ведь ты всегда стоял рядом. А потом воспоминания обрушиваются на меня огромным снежным комом. Тебя больше нет. И как я должна произнести эти слова твоим родителям? Как я должна признаться самой себе, что больше никогда тебя не увижу? Слова застревают в горле — я отвожу взгляд от лица твоей матери, которая и без моего словесного подтверждения всё поняла. Наверное, новый летающий титан Фалько успел многое сказать твоим маме и папе. Но надежда всё равно умирает последней — они хотят услышать последние роковые слова от меня. Почему я? Почему не Райнер? Энни? Кто угодно? Почему я должна это говорить? Ведь если я не признаю вслух твою смерть, то значит ли это, что мне можно позволить сохранить в своём сердце надежду? Да, глупую и наивную, но даже такая надежда куда милее суровой реальности, в которой тебя нет. Кто-то положил ладонь мне на плечо. Ты? Нет. Папа. Я его тоже очень люблю, поэтому тепло накрываю его руку своей, продолжая молчать. А ведь мы победили. Правда, победили! Микаса отрубила голову Эрену. Кажется, она им дорожила. На самом деле я бы не смогла отрубить тебе голову, даже если бы ты вдруг пошёл против всего мира. Наверное, я бы пошла за тобой. Я слишком любила тебя. Поэтому поступок этой девушки с Парадиза восхищает: пожертвовать своим миром ради всего остального… Знаешь, а демоны с Парадиза вовсе не такие демоны, какими мы их считали. Ты бы наверняка восхитился Леви — подобных командующих в Марли днём с огнём не сыщешь. Кроме Магата, конечно. Его, кстати, тоже больше нет… И Кольта. И даже Зика. А ведь я когда-то шутила, что он всех нас переживёт… Остальные ребята тоже неплохие, пусть я им и не доверяла в начале. Они дорожили Эреном, даже несмотря на всё, что он натворил. И хотя Эрен мне не друг, но мотивацию ребят я понимаю. Сейчас, когда всё закончилось, я признаю, что элдийцы с острова точно такие же как и мы. Есть и всегда были. Не было никаких демонов, Покко. Зато силы титанов больше нет. Как и тебя. И в первое, и во второе сложно поверить. А я и не верю. Не может быть, чтобы после всего, что мы пережили, ты не вернулся домой! Это несправедливо! Почему ты? Почему… Не я? Я с радостью бы отдала все свои тринадцать лет жизни ради тебя! Знаешь, я чувствовала себя живой только благодаря тебе, твоим шуткам и скверному характеру. Кому же мне теперь обрабатывать царапины после уличных драк? Ты был тем ещё хулиганом, постоянно ища повод сцепиться с кем-нибудь из-за пустяка. Удивительно, что был таким нежным со мной, как будто я какая-то хрупкая. Нет, Покко, я всегда была и остаюсь воином, но ты, кажется, этого не замечал. Для тебя я всегда была обычной девчонкой, которую ты мягко называл «нежной». Хотя это я спасла задницы Бронированного и Звероподобного! (кажется, я начинаю думать так же, как и ты. Иначе откуда в моих мыслях такие грубые словечки?) Мне нравилось быть с тобой в минуты грусти и тоски, радости и счастья, страсти и нежности. И как бы я не любила малыша Фалько, мне бы не хотелось, чтобы наши воспоминания передались ему. Это личное. То, что навсегда останется между нами. Я любила тебя за всё. Сложно выделить что-то одно. Ты был особенным человеком. Даже умер ты по-особенному: с улыбкой. Я была достаточно близко, чтобы увидеть её, но слишком далеко, чтобы помешать Фалько съесть тебя. Ты всегда был слишком самоотверженным. Но я не могу тебя судить. Я рада, что ты спас Фалько. Спасибо тебе. Мальчику ещё жить да жить… По щеке твоей матери скатилась слеза, но я не могу её утешить. Ведь то, что я должна сказать, будет куда более жестоко. Они потеряли старшего сына, а теперь и тебя. Тебе нужно было беречь себя, Порко… Если не ради меня, то хотя бы ради них. Они не заслуживали потерять обоих сыновей на этой безумной войне. Подумать только — сейчас бы у нас была впереди целая жизнь, чтобы любить друг друга! Но что теперь об этом говорить… Я никогда не понимала Зика, когда он сигаретами заглушал свою душевную боль, про которую никогда подробно мне не рассказывал. Бывали моменты, когда Зик мог без остановки курить весь вечер. Я ругалась — он молчал. Какой смысл портить свои лёгкие нам, и без того обреченным на раннюю болезненную смерть, воинам? Но сейчас мне почему-то хочется закурить. И ни о чём не думать. Но вместо этого я возвращаю затуманенный взгляд к твоим родителям. Ещё раз вспоминаю тебя. Твоё доброе лицо и нежный взгляд, твою улыбку и прикосновения. Разве можно позволить кому-то касаться меня так, как это делал ты? Ты единственный, кто заглянул в мою душу и остался там. Сам. По своему желанию. Я люблю тебя. Боже, как я люблю тебя. Я бы хотела всю оставшуюся жизнь говорить это тебе. Каждое утро. Каждый вечер. Перед сном. Каждую секунду не переставая напоминать тебе о том, как сильно я тебя люблю… Я никогда не умела выражать свои чувства, как ты. Когда ты шептал мне на ухо всякие милости, у меня получалось только смущенно улыбаться в ответ. Но в моей душе был огонь невысказанных слов… Если бы только мне вернули тебя! Клянусь, ты бы устал слушать о моей любви к тебе, ведь я бы замолкала о ней, наверное, только во сне. Я смотрю на твоего отца и вижу тебя. Закрываю глаза. Открываю снова. Наваждение спало. Я должна исполнить свой долг воина: идти до конца, каким бы тяжелым не был путь. — Порко Галлиард больше не вернётся, — я слышу себя и свой голос будто со стороны — ты умер. Не могу поверить до сих пор… Это больше похоже на злую шутку. Но это правда. — Он умер героем, отдав свою жизнь ради спасения Фалько, Райнера и всех нас. Твоя мама понимающе кивает — она терпеливо ждала, когда я скажу эти слова, хотя и без них уже обо всём догадалась. Прежде чем повернуться к мужу, она передаёт мне маленькую коробочку, которую я запоздало и с удивлением принимаю. — Вот. Возьмите, милая Пик. Вы всегда были опорой для нашего сына — он мечтал стать вашим. Но не случилось. Как жаль! — её плечи затряслись в рыданиях, и она поспешно закрыла лицо руками, захлёбываясь плачем матери, потерявшей сына. Отец Порко, всегда суровый и строгий мужчина, сейчас заливался слезами вместе с ней. Я, ничего не понимая, раскрываю коробочку и вижу маленькое обручальное кольцо. Такое красивое… Мне хочется его примерить. Я с трепетом и каким-то странным восторгом надеваю его на четвёртый палец правой руки. В самый раз. Вот она я — посмертная невеста. Что-то во внутри меня обломилось — кажется, это был треск моего сердца. Оно больше не выдерживало этой боли. Мне показалось, что все услышали, как моё сердце разлетелось по кускам. Но нет. Мою боль видит только отец. Вместе с Порко умерла я. Осталось только это кольцо. И ничего больше.