Лиечка - моя девочка

Я живу с Лиечкой. Она моя девочка. Моя любовь. Моя навсегда. Нам хорошо вместе. Она ходит каждый день на работу. Она воспитательница в детском саду. Я остаюсь дома. Я работаю из дома. Пишу контент. Пишу статейки. Могу писать про лечение импотенции, про эко-туризм или выбор свадебного кольца. Главное, чтоб было аутентично. Бывает, Лийка злится на то, что зарплата моя подолгу не поступает и мы живем на ее деньги. Но, зато, когда клиенты оплачивают все махом, Лийка довольная, тогда она бегает вокруг меня, веселится, балует меня. Это бесит меня, но я стараюсь не обращать внимания. Мне кажется нечестным получать знаки внимания только с зарплаты, но Лиечка такая. Она моя девочка и любит меня. Конечно, я тупо захотела ее, когда увидела ноги, идущие передо мной по тротуару. Я уже не помню, куда шла сама, но, как приклеенная, пошла за ее ногами. Ноги привели меня в сток -очередная дурочка, подумалось мне, как вдруг увидела, что она набрала кучу разных наборов для детского творчества. Я сразу подумала, что она, наверное, добрая очень, раз детей любит. Доброты мне как раз и не хватало. — Я могу помочь донести до машины, — неуклюже начала я с ней разговор. — Не надо. — Почему? — Я не вожу, я на автобусе. — Давай подвезу? Вон моя машина, — я указала на видавший виды сузуки свифт. Лия смотрела на меня и колебалась. Нет, я определенно не террористка и не извращенка. — Я живу неподалеку и время у меня свободное есть… Как хочешь, короче, — не без сожаления я улыбнулась ей и пошла. Жаль, ну что… Через секунду я услышала: — Подожди, пожалуйста. Я с готовностью обернулась. — Да, если можешь, хотя, правда, не надо… — Конечно, могу, — с энтузиазмом проговорила я. — Я знаю, что не надо. Смотрю в ее лицо. Карие глаза, гладкий чистый лоб, блестящие, закручивающиеся в мелкие кудряшки длинные темно-русые волосы, ростом с меня примерно, розовые губы приоткрываются в неуверенной улыбке. Хорошо, что лицо приятное, хотя мне неважно. — А может ты сразу в садик довезешь. Это недалеко от дома. — Конечно, — с радостью соглашаюсь. Мы идем вместе. Разговариваем. — Давно воспитательницей работаешь? Мне кажется она очень-очень молоденькая. — Три года. — А где училась? — В Левински. — Ааа. — А ты чем занимаешься? — Я? Я из дома работаю. — Программистка? Ну, конечно, все кто работают из дома - программисты. — Нет. Пишу. — Писательница?! -А как же, — усмехаюсь. — Пишу всякий бред на сайтах, чтобы активней посещали. — Ааа. Сели в машину. И вправду недалеко, но не знаю, как она со всеми этими мешками собиралась дойти. — Меня Лия зовут, а тебя? Попыталась было соврать, но передумала: — Ддд… Ддд… Диана. — Спасибо, Дайана. — Диана, — повторила я безнадежно. — Диана. Я запомню. — Лия улыбнулась мне. — Надеюсь еще увидимся — Надеюсь. Всего тебе доброго. Мы вышли из машины Она подхватила мешки и бодро пошагала к синей двери, я за ней. Она отперла, внесла все вовнутрь. Я осталась снаружи ждать. «Может подождать? Да не, че как дура. Пристала к незнакомой девушке на улице. Не. Стремно, пойду домой, там как раз какая-то статья лежит , недописанная. Хотя денег я и так за нее не получу -заказчик слился, сука, но тема интересная. Еще поразмышляю.» Лия выглянула из-за двери: — Спасибо тебе. Я все. Она вышла, заперла дверь на ключ. И мы вышли из калитки. — Сколько тебе лет? Как ты справляешься с малышами и их родителями? — Шу сколько мне лет? 28! Нормально справляюсь. У меня упала челюсть. — Я думала тебе 22 -23, ну, знаешь. Думала может после армии уже+ колледж — 24 максимум. — А я в армии не была. Я альтернативную службу проходила… Я почувствовала себя уверенней. Хорошо, что не соплячка, может, че и выгорит. Выгорело… Да так, что мы съехались с ней. Я снимала жилье неподалеку от нее, а она жила в старой бабушкиной квартире. Когда мы съехались, я настояла на том, чтобы оплачивать полностью коммунальные услуги и интернет и налог в мэрию. В остальном тратились на еду да на поездки заграницу. Хотя это была пытка, конечно. Лийкина семья - очень набожные люди, свято блюдут традиции — кошерность, шаббат, ходят в синагогу. И Лийка тоже. Я — абсолютно другой продукт плавильного котла — религия для меня пустой звук, семья моя не соблюдает кошерность, в синагоге я была лишь один раз, на бар мицве Лийкиного брата. Ее родители не знают про нас. Они думают, что Лийка сдает мне комнату и таким образом зарабатывает еще. А Лийка, моя любимая девочка, не разубеждает их в этом. С Лийкой удобно. Она хозяйственная, заботливая, уходит из дома рано, никогда не опаздывает на работу, раз в неделю по средам, у нее выходной. Я только к 10, а иногда к 12 продираю глаза, отмокаю под душем, думаю про новые идеи и думаю про Лийку. Она вернется домой после четырех, будет обедать, потом пойдет на кружок — она любит рисовать. А я буду сидеть за компом — то работать, то делать вид, что работаю. Когда она вернется, то будет шуршать по хозяйству. Я пишу сразу на трех языках — разное. По-английски серьезные статьи, с заумными словами, хорошо, что есть люди, которым это надо- не знаю зачем правда, на иврите — пишу всякую всячину — начиная от выращивания помидор в Негеве и конца и края не видно безымянным статейкам моего авторства, мелькающим в ивритском сегменте. И только по-русски я в основном хулиганю. По-русски я полноценно не разговариваю уже 30 лет, болтая 85-90 процентов времени на иврите, но наверное, в советской школе, что-то залетая в одно в ухо и вылетая в другое, застревало в моем корпусе коллосуме или где там еще, потому что получается неплохо, но коротко. Слов не хватает. Из-за того, что я работаю из дома — я стараюсь поддерживать форму. Лиечка стройная, с белой нежной кожей и гибким телом. Я тоже стройная, но эта стройность достаётся мне кровью и потом — день бег на эллипсе или спиннинг, день йога виниаса. С этой йоги виниасы и началась какая-то нездоровая х…ерунда. Ее звали Ротем. Красивенькая такая блондиночка. Такая вся кокетливая, такая как–мне казалось, что она содержит в себе все 4 ипостаси из старинной игры — модница, балетница, воображуля, сплетница. Она всегда улыбалась и здоровалась со мной. Я вежливо отвечала ей в ответ. Здоровалась и спрашивала «как дела», но не более — от таких как она только и жди беды. Мой опыт меня не подвел. Однажды учительница йоги поставила нас в пару — то ли ноги поддерживать, то ногами упираться в крестец, чтобы почувствовать шевелится ли там что-то или наоборот, не двигается. Я Ротем толком и не замечала, пока она мне лапами в крестец не уперлась и после погладила босой ногой мою задницу. Это застало меня неподготовленной — я всегда неподготовлена к тому, когда распускают языки, руки или ноги. Меня это в какой-то ступор ввергает. К сожалению, опыт имелся — и в автобусах-трамваях я ездила, и в клубы ходила, да и просто по улицам. Причем, нагло лезли ко мне в двух странах проживания — и в бывшем Советском Союзе, и в Израиле. В Израиле меньше- может пару раз, но и я была постарше, а лет 13ти в 90-х был вообще пиздец — я ходила лишь в школу и на общественном транспорте в секцию спортивную ездила, а еще в магазин за хлебом ходила и иногда в гастроном. Так вот, один раз, то есть не один раз, в трамвае … Но хватит, я отступаю от темы. Скажу лишь, что второй раз это не срабатывает- я уже реагирую. Когда второй раз учителка нас поставила в пару и опять лапища Ротем соскользнула на мой зад — я громко поинтересовалась — вся группа из 12 баб сразу вскинулись — специально или случайно босая ее ступня мне поглаживает ягодицу? Ротем покраснела до корней волос. Идиотка, что она себе вообще думала! После того, как урок закончился, Ротем сбежала. А вот кое-кто подошел ко мне, участливо поинтересовался мною. Я взглянула в ярко-голубые глаза на немолодом лице, широкую улыбку, и голос, нежный голос, которым она говорила со мной, окутал меня, заворожил. Я на секунду перестала соображать, переспросила что ей надо от меня. Что этот человек хочет от меня? От меня? Неудачницы по жизни, без нормальной работы, без статуса, без… Серая посредственность, прячущаяся за словами. Живет бесцельно, только небо коптит. Кто вспомнит про ее писанину, кто вспомнит про нее — ни друзей, ни семьи, и даже Лийка не знает, а она моя девочка и любит меня, что я там кропаю по ночам. Она так мне улыбалась, что … Да я не знаю что. Мне только хотелось смотреть на нее, и улыбаться в ответ. Вспомнив о приличиях, я с трудом выдавила из себя: — Все нормально. Просто девушка зарвалась — мне захотелось осадить ее. — Это правильно, — улыбнулась она еще раз. — Ты молодец! Учить таких надо! Она протянула мне руку: — Эстер. Я вяло пожала ее пальцы, силясь выдавить из себя свое имя: — Ммм… Диана. С тех пор я на уроки йоги бежала, как подстреленная. И почему я ее раньше не замечала? Ну да, она ходила нечасто, зато я стала образцово посещать — иногда аж 5 раз в неделю в надежде встретить Эстер. И иногда я встречала ее — она улыбалась мне и тепло от ее улыбки заливало меня с ног до головы. Я знала это чувство, оно было мне знакомо. Никакие бабочки в животе не сравнятся с этим теплом. Дело не в том, что мне хотелось переспать с ней или соблазнить ее. Нет, мне просто хотелось ощущать на себе ее взгляд. Чтобы она улыбалась мне, при моем появлении и да, на самом деле я была ей готова поклоняться- доброта и ласка, с силой выплескивались из этой женщины, озаряя все вокруг. Конечно, это мое поклонение могло бы быть ей приятно, но я вела себя ровно, ничем не выдавая себя. Нет, я не скрывала ни от кого и от нее тоже, что я люблю женщин, кроме может Лийкиной семьи и то, по Лийкиной настойчивой просьбе. Но мне уже не 15 лет, когда случалось бродить по Хайфе, в надежде встретить любимую учительницу, которую тоже звали Эстер. И которая казалось мне суперэкзотичной, но со временем я поняла, что в Израиле такие бывают и, что они всегда предпочтут не меня. Мой удел — это моя Лиечка. Она мое счастье.Она моя девочка и любит меня. Я вспомнила ту, и думала часто об этой, и в моих снах они постоянно перепутывались, обе голубоглазые с короткими белыми волосами, сны эти доводили меня до ручки. Они были не эротического содержания — Эстер учительница иронически улыбалась и говорила: «Диана, ты такая умная, такая способная — всего три месяца учишь иврит, а как ты читаешь и пишешь, а слов сколько знаешь!» Тогда я была как раз в стадии все понимаешь, а сказать не можешь. Учительница Эстер улыбалась доброй улыбкой, а Эстер с йоги вопрошала: «а ты с Лией надолго?» и я отвечала правду: «Лиечка моя девочка и она любит меня.» Я просыпалась от чьих-то саркастических слов, сказанных во сне: «Ой ли?» Осматривалась в полумраке спальни, прижимала к себе спящую Лийку, она с удовольствием потиралась о меня, тыкалась с закрытыми глазами мне в шею: «Ди-а-на. Давай завтра. Мне так хочется спать.» Я нежно целовала ее в висок: «Конечно, Лиечка, конечно». Вставала, шла к компу, выключенному час назад, включала и быстро-быстро писала Эстер письмо. Я не отправляла, просто тупо сохраняла на диске. Этих писем насохранялось множество всего лишь за несколько месяцев, а тело мое стало гибким из-за постоянных тренировок йогой. С Эстер мы иногда после йоги шли в Аркафе, я заказывала холодный Американо, она капучино и беседовали. Оказалось, что она учительница на пенсии, живет от меня неподалеку в новом районе. Ей 62 и она открыла частную клинику сразу после того, как вышла на пенсию. Частную! Клинику! На секундочку! Учительница. Частную клинику для детей с дислексией, с дискалькулией, дисграфией, с синдромом дефицитом внимания. Несколько лет ходила в один из лучших центров развития ребенка, училась, практиковалась — стала коррекционным педагогом. «Пенсию обязательно нужно планировать.» — говорила она. Вдова, трое взрослых детей, внуки. С мужем они познакомились в армии, поженились сразу после и прожили вместе 40 лет и ушел он в один день от сердца. Все это она мне рассказывала, а я смотрела на нее и благоговела. Заинтересованно улыбалась, кивала, слушала, чувствуя себя не на своем месте — она должна приглашать на кофе не меня, а кого-то другого и кому-то другому рассказывать о себе. Это чувство оказалось таким сильным, что я с трудом удерживала себя, чтобы не оглянуться- вдруг это не мне. Желание видеть Эстер потихоньку становилось маниакальным — когда я оставалась одна, я видела ее глаза, подернутые дымкой страсти или она закрывает их во время…? Мне хотелось потрогать ее шею, плечи, исследовать грудь, талию, ягодицы, хотелось ее босые ступни на своих плечах. Интересно, а она здорова или больна? Ведь лет уже много… Но спрашивать я, конечно, не спрашивала, ждала пока сама расскажет. «Лиечка, жизнь моя, я так люблю тебя!» — обнимаю я свою девочку, когда она не драит стенки и унитазы с раковинами. Можно подумать, что в крошечной квартирке живут не две женщины, а рота солдат. «Лиечка, давай переедем в новый дом, недалеко отсюда, в новом районе, а эту квартиру ты сдай.» Лиечка сначала упрямится, но я нашла квартиру дверь в дверь с Эстер и пообещала заплатить сразу за аренду за весь год. У Эстер много учеников — родители приводят детишек и платят. Не просто так платят, а хорошо платят. Каждый раз я вижу родителей с ребёнком — она встречает их у входа в квартиру, улыбается, ласково приветствует и маму/папу, и их сокровище — Господи, да только после этого 50 процентов занятия пройдено — настроила ребенка сразу на улыбку, на предчувствие радости. Я уверена, уроки проходят также — и уходит от нее ребенок счастливым, с верой в себя, в свои способности. С верой в этот мир. Я тоже хочу, чтоб мне так улыбались. Она приглашает меня в гости, случайно встретив на нашем этаже. Я пьяна после деловой встречи, которая неожиданно перешла в неделовую. — Проходи, посмотришь мой ремонт! Я соглашаюсь. Я очень хорошо подшофе. Просто очень хорошо. Чересчур. Очень подшофе. И меня понесло. Я была готова ей отдаться за нежный голос, веселые глаза и интеллект. Только не нужна я ей — она самодостаточна, прекрасна и совершенна. Она не втыкает, что я пьяна в слюни, поэтому она улыбается мне и не видит того, что вижу я. А я вижу улыбку, дивную улыбку, несмотря на троих детей, менопаузу, неожиданное вдовство, в конце концов, эта дивная улыбка стирает все — заботы, беспокойства, тяготы. Как будто не было никаких трудностей в жизни. Я тоже хочу выглядеть так в 60. Всегда при параде — глаза накрашены, брови сделаны, белые зубы, ласковый взгляд голубых глаз. Я шепчу ей сквозь пьяный туман: « Эстер, Эстер, Эстер. Какое же у тебя имя! Древнее, душа твоя древняя, как попала ты в наш мир? Как горец? Как чернокнижник? Эстер? Эстер! Что за секрет ты хранишь? Открой мне свои тайны — где тайна улыбки и искренней, неподдельной радости, и, не побоюсь, счастья? У тебя же диабет, гипертония и старая ты уже, но не страдаешь! Ты, дочь своей матери. Матери, которая не случайно выжила в Геноциде в прошлом веке. В уголках твоих веселых голубых глаз всегда печаль узника мрачных пределов. Невозможно, насколько это сидит у вас в подкорке — Избранный народ, вечно гонимый народ, уничтожаемый народ, народ, восставший из пепла. Эстер, твой ли это секрет или твоей матери секрет? А может мы храним общую тайну? НКВДшники выкинули мою прабабку уральской зимой из поезда с пятью детьми, но не ранее, чем расстреляли мужа ее и отца детей. Прабабка моя вырыла в промерзлой земле землянку, и жила в ней до весны, и лишь весной смогла она дойти до города. Только растеряла я силу ту или не было ее никогда у меня — но выживание в аду где-то закодировано в моей родовой памяти. Так может сила эта наш секрет, наш общий секрет, Эстер. Имя твое древнее, Эстер." Может все это неслучайно Эстер, что я с моей девочкой Лийкой встретилась, и стала сбегать от нее на йогу, а там ты, и эта идиотка Ротем. А если бы она не приставала, а, Эстер? Подошла бы ты ко мне? Мне не хотелось тупо ее трахнуть, хотя я и хотела ее безумно, но у меня Лийка - она моя девочка и любит меня. Я хотела заполучить от Эстер немного смелости, немного мужества и отваги, которых мне так не хватало, и счастья. Если бы я могла испить ее, как пьют берёзовый сок — воткнул жестянку и он все льется и льется, а ты пьешь и пьешь — я б это сделала. Так мы и живем — я с Лийкой — она моя девочка и любит меня, и ты, Эстер, — дверь в дверь.