Нежно, как в первый раз

Когда Драко заходит на кухню, Гермиона даже не отрывает взгляда от кружки с чаем. Никто из них не произносит ни слова, и Гермиона чувствует, что в воздухе возникает напряжение, ровно такое же ощутимое и неловкое, как прошлым вечером. Драко наливает себе кофе, и пар еле заметными клубами поднимается над чашкой. Сегодня он одет аккуратно, подобно тому, как обычно приходил в офис, и Гермиона не может отказать себе в том, чтобы немного понаблюдать за ним. В основном для того, чтобы свыкнуться с мыслью, что Драко, которого она презирала в прошлом, и Драко, которого знает сейчас — которого, как она решила, совсем не презирает, — один и тот же человек. Гермиона рассматривает его профиль, когда Драко наконец замечает тарелку с остывающим завтраком на кухонной стойке. Он бросает взгляд на точно такую же недоеденную порцию перед ней. На этот раз Гермионе понадобилось гораздо меньше времени, чтобы договориться с собой, что навязчивая потребность убедиться, что её коллега сыт, — это проявление обычной порядочности, а не признание в любви до гроба. Они могли бы экономить уйму времени, если бы ели вместе, и Гермиона была бы не против готовить чуть больше обычного. Она любила сложные задачи, а приготовить блюдо, которое было бы «одобрено Малфоем», походило именно на такую. И это разительно отличалось от задачи накормить Рона, который всегда был настолько голодным, что съедал всё, что ему положат на тарелку, не жалуясь и не размышляя. — Что это? — он кивает в сторону тарелки, по-прежнему не поворачиваясь к ней лицом. — Малфой, это называется завтрак. Самый важный приём пищи за день. Этот для тебя. Она наблюдает за тем, как он изучает содержимое тарелки, как хмурится, рассматривая яичницу, сосиски и половинку тоста. — Знаешь, Грейнджер, я всегда думал, что ты из тех, кто не считается с патриархальными устоями. Не ожидал, что ты освоишь домоводство. Что дальше? Заявишься ко мне в комнату, чтобы забрать грязное бельё? Гермиона закатывает глаза, и он замечает это, когда наконец поворачивается к ней. Драко пристально осматривает её, прежде чем встретиться взглядом. Она всё ещё в пижаме. — Малфой, это всего лишь завтрак. И тебе стоит его съесть. Ты и так слишком часто брюзжишь, чтобы усугубить это ещё и низким уровнем сахара в крови. — Мне не нужно, чтобы ты со мной нянчилась. Гермиона откладывает вилку, поворачивается на стуле и, прищурившись, с вызовом смотрит на него. Драко бросает на неё взгляд, который демонстрирует, что он ожидал именно такой реакции, а теперь считает секунды до того, как она сорвётся, чем лишь докажет его правоту. — Это чёртов тост, Малфой, а не предложение руки и сердца. Она делает глоток ромашкового чая и закрывает глаза, мечтая, чтобы его успокаивающая сила волшебным образом увеличилась в десять раз. Вероятно, ей стоит снова начать пить кофе по утрам. Гермиона открывает глаза, когда слышит негромкий звук, с которым тарелка опускается на стол, и скрежет отодвигаемого стула. Она наблюдает за тем, как он, избегая её взгляда, садится, как накалывает вилкой кусочек яйца. Её губы подрагивают, но она всё ещё пытается сдержать улыбку. Гермиона время от времени чувствует на себе его взгляд, пока продолжает завтрак и просматривает местную газету. Она прихватила её вчера во время короткой поездки в Варшаву и уже успела выучить наизусть каждую статью, но всё равно с завидным упорством перечитывает её, потому что просто умирает со скуки без свежей информации. Гермиона даже подумывала о том, чтобы составить Малфою компанию во время его ежедневной прогулки, но решила оставить его в покое. Дни летят за днями, беседовать здесь не с кем, и Гермиона замечает за собой, что становится всё болтливее и болтливее, от чего, безусловно, страдает Малфой, не забывая каждый раз проявлять своё недовольство этим фактом. Она даже не замечает, что наблюдает за ним, пока он, приподнимая брови и проглатывая еду, не ловит её взгляд. — Ну что теперь, Грейнджер? Ты бы хотела покормить меня с ложечки? — подразнивающий, сухой и язвительный — целый коктейль оттенков тона, который он обычно использует, чтобы изобразить раздражительность, которую, как она знала, на самом деле он не чувствовал. — У тебя на губе остался желток, — она постукивает пальцем по уголку губ, не сводя глаз с его рта, и морщит нос. Выглядя по-настоящему потрясённым, он почти бледнеет и большим пальцем быстро протирает уголок рта, словно крошка еды на его губах была самой постыдной вещью в мире. Гермиона торжествующе жестоко ухмыляется, и когда Драко понимает, что она издевается над ним, бросает на неё ядовитый взгляд. — Очень смешно, Грейнджер. — М-м-м, я скоро зайду, чтобы забрать твоё бельё, — продолжает подшучивать она, поднимаясь, чтобы помыть посуду. Малфой бормочет что-то неразборчивое себе под нос, и бросает на неё очередной презрительный взгляд, когда она выходит из кухни, отправляясь в душ. Под тёплыми струями Гермиона не спеша массирует голову, втирая шампунь в волосы. Запрокидывает голову, отдаваясь во власть воды, и шумно вздыхает, чувствуя, как расслабляется всё тело. Она не перестаёт думать о том, что сказал ей Малфой вчера вечером, не совсем понимая, как ей относиться к его словам. «Я уже знаю, какой ты бываешь умной, упрямой, властной и самоотверженной, потому что всю свою жизнь наблюдал за этой версией тебя. Но что за всем этим скрывается? А? Что движет тобой — каковы твои желания, твои обязательства, твои потребности? Кто ты без своей войны?» Кто ты без своей войны? Кем бы она стала, если бы её жизнь сложилась по-другому? Гермиона знает, что никогда не сможет ответить на этот вопрос. Но своей речью он кое в чём признался ей. Она уверяет себя, что это не привязанность, — её желудок предательски сжимается при этой мысли, — но внимание. Малфой замечал её. Он сказал, что видел её — понимал её, даже когда они были моложе. Очевидно, Малфой уделял ей гораздо больше внимания, чем она считала. Она всегда считала себя второстепенным персонажем в его жизни. Его травля была направлена больше на Гарри и Рона, а выпады по поводу статуса её крови почти всегда носили косвенный характер, они были лишь продолжением его жестокости, попыткой оставить последнее слово за собой. Или даже больше для того, чтобы сильнее задеть Рона или Гарри. Но он был достаточно наблюдателен, чтобы понять, что в качестве платы за победу ей пришлось похоронить часть себя. Он утверждал, что она выстроила свою личность вокруг Гарри — вокруг войны и всех его потребностей. Он ошеломил её заявлением о том, что замечает ту часть её личности, которая отошла на задний план, попала на задворки, когда у Гермионы появилась задача защитить своих друзей; ту её часть, которая жила в странной, одинокой и маленькой девочке, которой она была до Хогвартса. И она не совсем понимает, что чувствует по этому поводу. Потому что Малфой был первым человеком, который это заметил. И ей приходится неохотно признать, что он, возможно, в чём-то и прав. У неё нет времени долго размышлять об этом; возможно, она на самом деле не хочет этого делать. Потому что боится других вопросов, которые пробуждает в ней внимание Малфоя, и того, что осознание этого означает для неё самой. В конце концов, сейчас у неё есть более важные задачи, и именно на них следует сосредоточиться в первую очередь. Найти Гарри. Выбравшись из душа, Гермиона одевается, чистит зубы, расчёсывается и, выходя из ванной, сталкивается с Малфоем в дверях. Он оценивающе смотрит на её мокрые кудри, убирая палочку в кобуру в рукаве. Она, все ещё разгорячённая после душа, с вызовом встречает его взгляд и закидывает на плечо сумочку. — И ты ещё говоришь, что я долго принимаю душ? — растягивает он слова, бросая на неё многозначительный взгляд, прежде чем попятиться от дверного проёма. Она получает вслед насмешливую улыбку, когда, показав ему грубый жест, бубнит себе под нос: «Ох, отвали». И у неё теплеет в груди, когда, протискиваясь мимо, Гермиона слышит его мягкий смех.

***

Их шаги гулко отдаются по гранитному полу, когда они продвигаются по извилистому коридору с бесконечным числом кабинетов в Южном кампусе Копенгагенского университета. — Притормози, Коломбо, — произносит Драко за её спиной, наклоняясь вперёд, чтобы его голос не разносился в тишине полупустых коридоров. Они проходят мимо нескольких студентов, сидящих на скамейке перед кабинетом, и Гермиона мимолётно улыбается им в знак приветствия, когда Драко хватает её за локоть, чтобы оттащить назад, заставляя подстроиться под его неспешный шаг. — Наша встреча назначена на одиннадцать. Она вырывает локоть из его хватки и бросает на него свирепый взгляд, когда они сворачивают за угол в очередной длинный коридор с кабинетами. — Мой отец не раз говорил мне, что пунктуальность — самый первый шаг к успеху. Судя по лицу Драко, он ни капли не впечатлён этим заявлением и когда, встречается с ней взглядом, то иронично вскидывает бровь. — Позволю себе не согласиться. Первый шаг к успеху — не прийти на встречу раньше, чтобы не выглядеть отчаявшимся неудачником. С другой стороны, не думаю, что гриффиндорцы когда-нибудь улавливали подобные тонкости. Гермиона игнорирует его комментарий, отворачивается и ускоряет шаг, так что вскоре снова обгоняет его. Она почти слышит, как он закатывает глаза за её спиной. По правде говоря, они и правда пришли немного раньше. Но Гермионе не терпится встретиться с Фреей Певри, чтобы, как она надеется, — наконец-то — получить ответы. Если их теория верна и Гарри действительно приходил сюда, то они, возможно, смогли бы выяснить, что именно он искал и удалось ли ему это найти. Когда они подходят к кабинету Фреи, дверь перед ними заперта, на стене рядом с ней висит серебряная табличка с надписью:

Фрея Певри, доктор философии Профессор мифологии и древней истории

Гермиона борется с собой, размышляя, стоит ли постучать в кабинет раньше назначенного времени, проигнорировав предупреждающий взгляд Драко, когда тяжёлая деревянная дверь резко распахивается перед ними. — Вы должны были подойти к одиннадцати часам. Фрея — высокая, строгая на вид женщина чуть за пятьдесят. Её каштановые волосы подстрижены в каре с ровным срезом, которое подчёркивает её высокие скулы и острый подбородок. У неё холодные, как лёд, голубые глаза, хотя они, несмотря на это, выглядят приветливыми, а её тонкие губы покрыты тёмно-бордовой помадой. Она безупречно одета, и её наряд выдержан в едином стиле, хотя в нем чувствуется изюминка; эко-бохо, который, тем не менее, кажется уместным и только подчеркиваёт её исключительный профессионализм. — Да, — отвечает Драко, подходя к Гермионе. — Прошу прощения, что мы так рано пришли. Фрея с любопытством смотрит на Драко и непринуждённо махает рукой в его сторону. Золотые браслеты со звоном скользят то вниз, то вверх по её тонкому запястью. — Лучше раньше, чем позже. Пожалуйста, заходите. Женщина отходит в сторону, придерживая дверь для них с Драко, и одаривает их подобием приветливой улыбки. Кабинет Фреи выглядит именно таким, каким, по мнению Гермионы, должен выглядеть кабинет профессора университета: от пола до потолка книжные полки, большой дубовый стол, различные безделушки и дипломы в рамках, несколько полузасохших растений в разных частях кабинета, а на дальней стене окно с видом на кампус. Ни одной личной фотографии или вещи. Ничего, что указывало бы на наличие семьи или жизни вне работы. Пространство, пронизанное одиночеством. Гермиона знает, что вначале нужно познать одиночество самому, чтобы уметь распознать его в других, даже когда оно хорошо скрыто. — Устраивайтесь поудобнее, — говорит Фрея, закрывая дверь, и указывает на два деревянных стула у её стола. Она проходит мимо них, оставляя тонкий флёр жасмина, шалфея, дополненные резкими древесными нотками. Она двигается грациозно, высокая и гибкая, каждое её движение чёткое, словно выверенное до миллиметра. — Гермиона и Драко, да? Такие имена не каждый день услышишь. Знаете ли вы, что созвездие Дракона приполярное? Оно никогда не заходит за горизонт. Его можно наблюдать круглый год, если, конечно, вам нравится созерцать звёзды. Гермиона поворачивается, чтобы посмотреть на Драко, который кивает, встречая строгий взгляд Фреи. — Да. Моя мать увлекается астрономией. Это традиция моей семьи. Фрея сцепляет свои длинные пальцы, браслеты музыкально позвякивают друг о друга в такт её движениям. — Да, похоже, многим волшебным семьям это свойственно. Гермиона вскидывает голову и с удивлением смотрит на Фрею, у неё перехватывает дыхание. — Как… Как вы узнали? — выдыхает она, выпрямляясь в кресле. Женщина мягко переводит взгляд на неё, понимающая улыбка расцветает на её губах. — У меня есть свои методы. Конечно же, нужно обладать магией, чтобы её заметить. Хотя мои притязания на этот дар, мягко говоря, несостоятельны. — Вы сквиб, — произносит Драко, всё понимая; его тон наполовину утвердительный, наполовину вопросительный. — Да, — кивает Фрея, её голос теперь звучит тише — от скрытого разочарования, как кажется Гермионе. — Единственный сквиб, который когда-либо появлялся в моём роду. Можно сказать, что тут я вытянула короткую спичку. Сквиб. Гермиона не может представить, какого это — происходить из древнего магического рода и обнаружить, что при этом именно в тебе нет ни капли магии. Можно сказать, что сквиб — это полная противоположность маглорождённым, и всё же многие чистокровные волшебники и на них смотрят с лёгким презрением. Для чистокровных рождение сквиба было чем-то вроде смертного приговора для их социального статуса; из Священных Двадцати Восьми этого боялись все, и в тех немногих случаях, когда такое происходило, от детей отрекались или жестоко избавлялись при рождении — прикрываясь отговоркой, что ребёнок умер при родах или от болезни. — Вот почему я преподаю в магловском университете. Я не слежу за событиями в Магическом мире, но действительно интересуюсь историей. Видите ли, изучение истории становится намного увлекательнее, если рассматривать её через призму существования не только маглов, но и волшебников. Получается, что множество очевидных параллелей и отголосков событий одного мира в другом просто-напросто ускользают от магловских историков, потому что они не в состоянии их учесть. В общем, изучать историю с такой точки зрения по-настоящему захватывающе, пусть даже я не могу использовать это в своих лекциях. Фрея переводит любопытный взгляд с Драко на Гермиону и обратно, затем опирается на локти и переплетает свои длинные пальцы. — А теперь скажите мне. Могу ли я вам чем-то помочь, Гермиона и Драко? — Вообще-то именно за этим мы сюда и пришли, — говорит Гермиона, бросая короткий взгляд на Драко. Ей интересно, изменилось ли его впечатление о Фрее после того, как он узнал, что она — сквиб. Почему-то она сомневается, что Драко продолжает придерживаться подобных предрассудков. — Мы интересуемся магической историей. — Вашей историей, — вмешивается Драко, не тратя время на деликатность. — Мы узнали, что одним из ваших предков, возможно, был популярный детский писатель, известный как Бард Бидль. Также мы знаем, что не так давно к вам приходил посетитель, который задавал те же вопросы. И мы хотели бы знать, что вы ему ответили. Если Фрея и удивлена, то ничем себя не выдаёт. Она сохраняет спокойствие и хладнокровие, её суровая внешность остается непреклонной даже перед лицом резких вопросов Драко. Она смотрит на них пару секунд и задумчиво прищуривается. — И с чего вы взяли, что вас касается что-либо из всего этого? Что вы имеете право врываться в мой кабинет и требовать ответы на вопросы, которые вам совершенно не следовало задавать? Гермиона едва сдерживается, чтобы не бросить на Драко свирепый взгляд. Им следовало более аккуратно пойти к расспросам и для начала хоть немного ввести Фрею в курс дела, чтобы плавно перейти к интересующей их теме, а не переть напролом. Вот тебе и слизеринский подход — напирать, не установив для начала никакого контакта. — Прошу прощения, если прямота моего напарника показалась вам неуместной, — осторожно говорит Гермиона, подавшись вперед на стуле, и кладёт руки на край стола Фреи. — Видите ли, мы ищем одного человека. И мы предполагаем, что чем бы он ни занимался, это каким-то образом связано с вами. Или, по крайней мере, с вашими предками. Думаем, что любая информация, которую вы могли ему сообщить, поможет нам понять, где он находится или куда направился дальше. Фрея смотрит на Гермиону и делает глубокий вдох, напряжённая линия её рта смягчается. — Человек, которого вы ищете… он ваш друг? Гермиона кивает, облизывая пересохшие губы кончиком языка. Внезапно она осознаёт, как сильно стучит её сердце, как важно, чтобы Фрея рассказала им абсолютно всё, что знает. — Да. Мой лучший друг. Мы хотим найти его только для того, чтобы вернуть домой. Могу пообещать, что у нас нет никаких злых намерений, и мы не собираемся использовать эту информацию кому-либо во вред. — Мы знаем, что вы последняя из рода Певри. Всё, что мы хотим знать, почему это может быть так важно. — Тон Драко стал гораздо мягче, менее требовательным и бесконечно более любезным. Фрея кивает один раз Гермионе, а затем снова Драко, как бы принимая извинения за его недавнюю резкость, которых он на самом деле не приносил. — Этого твоего друга зовут… Вернон. Я права? — Да, — Гермиона нетерпеливо кивает, — Вернон Дадли. Значит, он был здесь? В прошлом году? Фрея изучает Гермиону с отсутствующим выражением лица, прежде чем кивнуть. — Был. При встрече утверждал, что изучает Волшебную генеалогию в одной из школ Южной Америки. После общения стало совершенно очевидно, что это имеет мало общего с правдой. Он что-то искал — ответы. Какие-то ответы я смогла ему предоставить, а какие-то нет. — Какого рода ответы? — Драко тоже подаётся вперёд, бросая быстрый взгляд на Гермиону и, встречаясь с ней глазами, подтверждает, что думает о том же самом. — Он, как и вы, интересовался Бардом. В частности, его историей о Дарах Смерти. Ему хотелось понять, как она возникла. Разумеется, на этот вопрос могла бы ответить именно я. Мои знания о семейной истории обширны и весьма подробны. Мои родители умерли, когда я была совсем ребёнком. Будучи практически маглом, я посвятила всю жизнь изучению истории моей волшебной семьи, пытаясь выяснить, что из себя представлял наш род. Когда я узнала, что не смогу иметь детей, то твёрдо решила сохранить историю прежних поколений. Задокументировать всё, что известно, прежде чем эти факты сотрутся временем — столетия волшебников и ведьм, утерянные из-за того, что последняя из рода Певри оказалась бесплодным сквибом. — Мне очень жаль, — произносит Гермиона, посылая Фрее, как она надеется, сочувственный взгляд. Неудивительно, что женщина выглядела такой одинокой. — Вы действительно последняя из рода Певри? Фрея сдержанно кивает. — Боюсь, у моей семьи довольно долгая история вырождения. Века стремлений к власти и бессмертию всегда заканчиваются забвением. Только теперь это будет по крови, а не только по имени. — Вы хотите сказать, что такое уже случалось? — спрашивает Драко, задумчиво нахмурив брови. Что-то зудит в глубине сознания Гермионы: воспоминание или момент смутного узнавания, щекотка, побуждающая ухватиться за эту мысль. Только она не может понять, какую именно. — Да… В каком-то смысле, — говорит Фрея, вставая с кресла и поворачиваясь к книжным полкам позади себя. Длинные гибкие руки тянутся в угол и достают книгу, стоящую в одном ряду с энциклопедиями и томами по истории Дании. — Вы, как я вижу, совершаете ту же ошибку, что и ваш друг: ваш интерес сконцентрирован на отцовской линии моей семьи. Я же думаю, что то, что вы ищете, в действительности касается моего предка по материнской линии, Беатрис Певри. Мысли в голове Гермионы кружатся безумным вихрем, что-то знакомое вертится на кончике языка, понимание бьётся о стенки черепа, требуя обратить внимание. Она закусывает губу, рассеянно наблюдая за тем, как Фрея опускает толстый древний фолиант на стол, садится и перелистывает страницы так, словно делала это уже миллион раз. — Беатрис Певри происходила из рода британских волшебников, который, как считал весь мир, прервался. Их фамилия была утеряна в начале тринадцатого века и по большей части забыта. Сохранившиеся семейные линии потомков существовали под разными фамилиями. Как известно, история имеет свойство повторяться. И когда я умру, магическая фамилия Певри исчезнет вместе со мной. Снова. Может быть, в последний раз. И тут осознание обрушивается на Гермиону. Как оглушающее, прилетевшее прямо в грудь; как бодроперцовое зелье, разливающееся прямо по нервным окончаниям. — Опять? Подождите, Певри… Пев… — Её губы раскрываются в беззвучном удивлённом вздохе, когда до неё, наконец, доходит смысл сказанного. Фрея выглядит впечатлённой, и её губы растягиваются в одобрительной ухмылке. — Я знала, что ты догадаешься. Гермионе кажется, что её лёгкие могут разорваться, они горят от недостатка кислорода, когда она шокировано задерживает дыхание. — Ваша мать была потомком семьи Певерелл. Это было грандиозно. Она не могла бы даже представить подобного. Как она только не догадалась об этом? Как могла не понять, когда впервые увидела фамилию Певри? Как умудрилась не связать её с Дарами Смерти? Она была слепа — искала так усердно, что забыла посмотреть на то, что было прямо у неё под носом. Комната вокруг неё внезапно начинает вращаться — Гермиона хватается за ручки кресла, чтобы не упасть. Бард Бидль женился на одной из потомков Певереллов. Сказочная история Трёх Братьев в действительности была семейной историей его жены. — Певерелл? — спрашивает Драко, хмурясь и наблюдая за тем, как Гермиона пытается выровнять дыхание и успокоить учащённое сердцебиение. — Как в «Сказке о Трёх Братьях»? Фрея кивает, наконец-то найдя нужную страницу в книге. Она переворачивает фолиант к ним, чтобы указать на три хорошо знакомых Гермионе имени. Кадмус, Игнотус и Антиох Певереллы. Однако в этой книге есть нечто новое — то, о чём некоторые догадывались, но что так и не нашло подтверждения. Под именем Кадмуса Певерелла семейная линия продолжается рождением девочки. Дитя, ставшее сиротой, когда её отец покончил с собой. — Жена Кадмуса Певерелла умерла при родах, — начала своё объяснение Фрея, позволяя Гермионе взять книгу в руки, чтобы рассмотреть её повнимательнее, — Это случилось сразу после того, как братья Певереллы создали Дары Смерти. Кадмус пытался использовать Воскрешающий камень, чтобы вернуть жену, но потерпел неудачу. Тогда он покончил с собой. Но прежде он отвёз свою новорожденную дочь как можно дальше, оставив в сиротском приюте. Видите ли, Кадмус винил свою собственную дочь в том, что она стала причиной смерти его возлюбленной. Он не смог смириться с мыслью о том, что ему придётся воспитывать эту девочку, зная, что она лишила его смысла жизни. Он также не стал рассказывать Игнотусу, единственному оставшемуся в живых брату, о том, что собирается сделать. Однажды Кадмус просто появился у приюта и подбросил ребёнка, оставив ей лишь вымышленную фамилию Певри. Он ушёл из жизни на следующий день. Игнотус считал, что его брат, поддавшись безумию, просто убил девочку и спрятал где-то её тело. Так наследница среднего из Певереллов выросла сиротой в Дании, ничего не зная о своей настоящей семье. Драко склоняется над плечом Гермионы, чтобы внимательнее изучить фолиант вместе с ней, а затем вскидывает голову, устремляя взгляд на Фрею. — Как же тогда девочка узнала, что она Певерелл? Если никто не был посвящён в тайну её происхождения? — Игнотус Певерелл много лет спустя нашёл документы из приюта, надёжно спрятанные в хранилище Кадмуса. Он как можно скорее разыскал свою давно потерянную племянницу, которую назвали Аней. К тому времени Игнотус уже был достаточно стар, а Аню удочерила волшебная семья из Дании. Игнотус долго размышлял над тем, стоит ли рассказывать Ане о трагической истории её сиротства, но решил, что она заслуживает знать правду. Аня посчитала своё прошлое постыдным и оставила себе фамилию Певри, пытаясь как можно сильнее дистанцироваться от отца, которого воспринимала как исключительно трусливого и подлого человека. Но именно Игнотус рассказал ей истинную историю «Трёх братьев». Историю, которую Бард изменил многие годы спустя и превратил в детскую сказку. — Значит, Аня передала историю отца и его братьев своим детям? А впоследствии именно эту историю Беатрис Певри рассказала своему мужу? — Именно так. — Лицо Фреи принимает выражение, которое трудно прочесть: поразительно противоречивые эмоции, отражающие как стыд за историю своей семьи, так и гордость за то, что знает правду, которая подпитывает её страсть к истории в целом. — Так какое отношение это имеет к Га… Вернону? Какое отношение это имеет к Вернону? Почему он искал вас? — Потому что я теперь единственный человек, который в деталях знает настоящую историю. Мне были переданы те же слова, что Игнотус сказал Ане многие века назад — та правда, которой он позволил умереть вместе с ним. Гермиона с Драко обмениваются взглядами — ведь они оба знали наверняка, что история Даров Смерти, рассказанная Бардом, всегда была весьма расплывчатой версией правды. Никто, даже такой искренне верящий в эту историю человек, как Ксенофилиус Лавгуд, не был уверен в том, что на самом деле произошло и каким образом были созданы Дары. Фрея закрывает книгу, которую ей вернули, и откидывается в кресле. В этот момент Гермионе на ум приходит ещё одна мысль — тот факт, что сам Гарри был потомком семьи Певерелл по линии Игнотуса, а так же то, что именно он был истинным владельцем Мантии Невидимости. Похоже, что Гарри состоял в дальнем — очень дальнем — родстве с Фреей. — Так какова же настоящая история? — спрашивает Драко, не сводя глаз с профессора. Гермиона никогда прежде не видела, чтобы он был так сильно увлечён чем-то; до этого момента она даже не замечала, что он делает пометки в маленьком кожаном ежедневнике, и его рука, не отрываясь, скользит по страницам. Она так погрузилась в это расследование, что совершенно забыла о статье, которую должна была написать для Маджа. Однако Драко, несмотря на явную заинтересованность историей и решимость докопаться до истины, не забыл о своих обязанностях. Фрея тяжело вздыхает, а её глаза пристально изучают Драко и Гермиону. Видно, что она размышляет, можно ли им доверять, и Гермиона понимает её сомнения. Если эта женщина — одна из последних, кто знает настоящую историю Даров Смерти, то она хочет убедиться, что они сберегут этот секрет; что она не передаёт столь важную информацию людям, которые попытаются использовать её в своих целях. — Я клянусь вам, что у нас нет дурных намерений, — говорит Гермиона после долгого молчания, — Мы просто хотим найти нашего друга. Как вы поняли, что можете доверять Вернону? — Те, кто хочет завладеть информацией в корыстных целях, не спрашивают, а просто берут. Ваш друг — по какой бы причине он ни искал ответы — не стремился к власти. Он вёл себя скорее как и вы — спрашивал из желания помочь другим. — Как же вы можете определить намерения человека? — спрашивает Драко, его кадык подпрыгивает, когда он сглатывает. — Может, я и не владею магией, Драко, но уверяю тебя, что я превосходно разбираюсь в людях. Фрея встречается глазами с Гермионой; между ними происходит немой диалог, клятва без слов, и Гермионе удаётся убедить её в чистоте своих намерений твёрдостью непоколебимого взгляда. — Я рассказываю вам это для того, чтобы вы смогли найти своего друга. Но я могу только предложить вам ту же информацию, которую сообщила и ему. Есть кусочки головоломки, которые могут собрать воедино лишь чистые сердцем. И есть знания, которые сокрыты от меня самой. И которые я уже никогда не получу. — Мы примем всё, что вы готовы нам дать, — твёрдо произносит Драко. Фрея откидывается в кресле и на мгновение закрывает глаза. Паутинка мягких морщинок украшает уголки её век, прибавляя ей возраста и, несомненно, отражая сильную усталость. Гермиона задаётся вопросом, как сильно подобное может повлиять на человека — узнать о наполненной удивительными событиями истории своей магической семьи, не обладая при этом ни каплей собственной силы. Гермиона понимает, как много эта история значит для Фреи и как осторожно они должны обращаться с этой информацией. Фрея начинает свой рассказ, не открывая глаз. — Певереллы — известный род волшебников, один из старейших в истории, обладавший исключительными магическими способностями. Их почитали по всему Соединённому Королевству за ту силу, которой они обладали, но не меньше их и боялись. Многие считали, что Певереллы обладают непостижимым могуществом, поэтому опасались их. Задолго до того, как было основано Министерство магии, Волшебным миром управляли те, кто имел влияние, деньги и статус. Семья Грешемов, которая в то время была у власти, стала чувствовать угрозу со стороны Певереллов. Они стали пользоваться большой популярностью и уважением среди многих волшебных семей Британии. Грешемы считали, что однажды из-за этого они могут потерять своё господствующее положение и они решили, что Певереллов необходимо устранить. Волшебное сообщество разделилось, и те, кто был верен Грешемам, поклялись, что помогут одолеть семью Певерелл. Игнотус, Кадмус и Антиох знали об этом. Но им не нужна была власть. Они хотели просто жить. В условиях, когда половина волшебников Британии пыталась их уничтожить, Певереллы видели только одно решение, которое могло гарантировать им жизнь и продолжение рода: бессмертие. Именно Кадмус предложил использовать магию крови. Братья слышали о древнем месте, наполненном первобытной магией, которая требовала жертвоприношения в качестве платы. Кадмус нашёл книгу — единственную в своём роде — в которой описывались ритуалы обмена кровной жертвы на бессмертие. Поначалу остальные не согласились. Антиох считал, что это слишком опасно, а Игнотус предполагал, что магия, которую хотел сотворить Кадмус, — это тёмная магия, требующая жертвы гораздо большей, чем кровь. Но Кадмус был неумолим. По мере того как шла война, угроза их семье становилась всё реальнее. И в конце концов, все три брата пришли к согласию. Кадмус отвёл их к древнему алтарю для проведения ритуала. Каждый из трёх братьев пролил свою магическую кровь и произнёс заклинание, которое обещало защиту от смерти — бессмертие. Когда последние слова были произнесены, древнее место явило из своих недр три могущественных артефакта — Воскрешающий камень, взятый со склона горы, Палочку из ветви древнего дерева и Мантию, созданную из куска одеяния самого Игнотуса Певерелла. Ритуал завершился. Каждый из братьев взял себе по артефакту. Они вернулись в свои деревни и пообещали защиту своим крестьянам. Но в итоге всё это обернулось катастрофой. Когда Кадмус вернулся домой, то узнал, что жена умерла от преждевременных родов, оставив ему дочь. Он попытался вернуть её с помощью Камня, но не смог — остался только её призрак. Тогда Кадмус избавился от дочери и на следующий день покончил с собой. Владельцем Палочки стал Антиох. Как и писал Бард в своей истории, Антиох стал слишком зависим от силы, которую ему давала Палочка. Он легко побеждал врагов и в своей самоуверенности нажил их ещё больше, но слишком расслабился. Через несколько недель после проведения ритуала его убили, а палочку украли. После того, как Игнотус потерял второго брата, он понял, что опасность слишком реальна, чтобы оставаться в стране. Оставив всё, он вместе с женой бежал из Англии, воспользовавшись Мантией Невидимости. Они скрывались в течение многих лет, спасаясь от смерти только тем, что прятались в отдаленных местах, где их никто не мог бы найти. Именно в своих скитаниях Игнотус узнал всю правду о ритуале, на котором настоял Кадмус. Причина смерти братьев заключалась не в том, что ритуал был проведён неправильно: они просто не поняли, как он работает. Ритуал действительно требовал жертвы — крови того, кто хотел получить защиту. Но даровал бессмертие он только одному. Общая жертва трёх братьев создала три магических артефакта, предназначенных, однако, для использования только одним человеком. Ведь для продолжения и защиты рода необходим только один человек. Овладев всеми тремя артефактами — Камнем, Палочкой и Мантией — человек становился Повелителем Смерти и получал вечное бессмертие. Вот только каждый из братьев забрал себе по предмету, таким образом разделив их, а значит, не обладая всеми тремя, не смог бы использовать истинную силу Даров. Игнотус действительно избежал смерти только потому, что сбежал, а не потому, что ритуал помог ему. Если бы человек обладал всеми тремя артефактами, невозможно сказать, какой силой он мог бы обладать — Певереллам так и не удалось это выяснить. Кадмус явно понимал ритуал не так хорошо, как ему казалось, и мне не удалось найти его описание, чтобы точно понять последствия владения всеми тремя артефактами вместе. И по сей день очень немногие знают об истинной силе, которой обладают Дары. Те же, кто знает, ищут Дары по тёмным, эгоистичным причинам. Они хотят совершить то, опасность чего Кадмус так и не смог осознать: стать самым могущественным бессмертным существом на планете. Такой человек сможет использовать силу всех трёх артефактов в полной мере — воскресить кого-то из мёртвых, получить неограниченную власть с помощью Старшей палочки и уклониться от любого посягательства на своё могущество с помощью Мантии. Кадмус не имел ни малейшего представления о том, что делал, когда проводил этот ритуал. Чтобы заглушить все оставшиеся слухи об этой истории, Бард попытался скрыть правду о Дарах; вместо этого он превратил историю артефактов в предостережение, в миф, чтобы держать тех, кто ищет, подальше от них. Своего рода литературный вымысел. Но его история сама по себе создавала новые опасности. Бард скрывал свою личность, чтобы защитить секреты своей семьи, понимая, какую угрозу они представляют для всего мира. По сей день никто и никогда не владел всеми тремя артефактами. Но есть те, кто продолжают поиски. И пока такие люди существуют, эта угроза будет витать над нами. Гермиона чувствует, как из желудка поднимается кислота. Гарри. Гарри был Повелителем Смерти. Гарри владел всеми Тремя Дарами одновременно. Гарри какое-то время владел истинной силой, которую братья Певереллы призвали много лет назад. И Гарри узнал об этом только год назад от женщины, сидящей сейчас напротив Гермионы. Вопрос заключался в том, что он собирался делать со всей этой информацией. И куда он направился дальше? — Где мы можем найти этот ритуал? — хотя этот вопрос задаёт Драко, он уже успел сформироваться в мыслях Гермионы, пока она переваривала всё, что Фрея только что им рассказала. Но в ответ та лишь пожимает плечами и качает головой. — Это одна из тех вещей, которые я никогда не узнаю. Текст был древним, даже в те времена, когда его использовали Певереллы. Он настолько древний, что, вполне возможно, написан на мёртвом языке. За всю свою жизнь я даже не приблизилась к тому, чтобы отыскать его. Но, полагаю, именно это и ищет ваш друг. Он задал мне тот же вопрос. Я не знаю, куда он отправился дальше, знаю только, что он был полон решимости найти эту книгу. Боюсь, это вся информация, которой я располагаю. Мне очень жаль. Гермиона поспешно качает головой. — Пожалуйста, не извиняйтесь. Вы были более чем добры к нам. Спасибо. За то, что поделились всем этим с нами. Фрея кивает, одаривая Драко и Гермиону сдержанной улыбкой. — Надеюсь, вы сможете найти своего друга. — Спасибо, — быстро отвечает Драко, и Гермиона отмечает, что он говорит искренне, а его голос мягче, чем она когда-либо слышала. — Ваши знания — это дар. И я надеюсь, что вы никогда не будете забывать об этом. Фрея опускает подбородок в знак благодарности за эти слова, и Гермиона может поклясться, что видит слёзы, застилающие её взор.

***

Центральные улицы Копенгагена заполнены людьми, спешащими на занятия или работу; мимо Гермионы и Драко проносятся велосипеды с предупреждающей трелью звонка и скрипом педалей. Драко и Гермиона с бешеной скоростью несутся к ближайшей точке аппарации, отчаянно желая поскорее вернуться в штаб-квартиру и приступить к исследованиям, располагая теперь новой информацией. — Гарри, — громко произносит Гермиона, пока они продираются сквозь толпу, огибая медлительных пешеходов и уворачиваясь от велосипедистов, мчащихся по переполненной улице. — Гарри был первым и единственным человеком, ставшим Повелителем Смерти. В своё время он владел всеми тремя Дарами. Теперь мы точно знаем, что это как-то связано с ним. Гарри что-то ищет. Он пытается разобраться, чем являются Дары. Он пытается понять, к каким последствиям привёл ритуал. Только я не понимаю, зачем. Драко прижимается рукой к плечу Гермионы, когда они обходят группу женщин, разговаривающих у входа в магазин. Затем хватает её за рукав, очень своевременно оттаскивая с пути мотоцикла; порыв ветра от скорости пролетевшего мимо мотоциклиста раздувает и спутывает её локоны. — Спасибо, — выдыхает она. — Почему Поттер хочет узнать подробности ритуала. Как думаешь, есть вероятность, что он хочет выяснить, безопасно ли использовать все три Дара? Гермиона только разочарованно качает головой, протискиваясь сквозь небольшую толпу на углу улицы. — Я не уверена. Я не могу понять, зачем ему это может быть нужно. К тому же он избавился от камня. Палочку он похоронил вместе с Даблдором. Единственное, что у него осталось — это мантия. — Ты хочешь сказать, что Поттер отказался бы использовать Дары, чтобы вернуть тех, кого потерял? Родителей? Блэка? Близнеца Уизли? Не думаешь, что все это время он искал ответы, пытался решить, сможет ли использовать Дары правильно, без непредвиденных побочных эффектов? Спасение людей — это дело жизни Поттера. — Гарри не стал бы этого делать, — произносит Гермиона с возрастающим недовольством, — Он слишком хорошо знает, что происходит, когда связываешься с тёмной магией. Он лучше других понимает, что люди, которых ты потерял, уже не вернутся. — И всё же похоже, что это самое близкое к тому ответу, который мы пытаемся найти. Я не позволю полностью исключить эту теорию, пока мы не убедимся наверняка. От одной мысли о подобном Гермионе становится не по себе. Гарри рассказывал ей и Рону, как использовал Воскрешающий камень в Запретном лесу — о том, как видел своих родителей, Сириуса и Римуса. Он понял, что не сможет их вернуть. Он видел, как Тёмная магия, используемая для достижения бессмертия или возвращения кого-то к жизни, влечёт за собой разрушительные и непредсказуемые последствия. Побочные эффекты. Граница между жизнью и смертью — это та материя, с которой, как знал Гарри, нельзя шутить. В конце концов, он всю свою жизнь стоял на этой границе. Он знал об этом лучше других. Гермиона была в этом уверена. Но она не могла не задаваться вопросом, может ли Драко быть прав? Вернул бы Гарри тех, кого любил, если бы мог? Если бы он имел возможность использовать все три Дара в полную силу, стал бы он рисковать последствиями? Если бы это означало вернуть брата Рона? Родителей Тедди? Добби? Гермиона уже знает, что любовь Гарри не имеет границ; знает, что он готов пойти на многое ради тех, кто ему дорог. Но действительно ли Гарри воспользовался бы древним ритуалом, основанным на Тёмной магии? Действительно ли он отправился бы в это путешествие, чтобы узнать о возможных последствиях использования Даров по прямому назначению? Чем он занимался все эти годы до того, как состоялся его разговор с Фреей? Она знает, что почти никакая сильная магия — особенно древний кровавый ритуал — не обходится без жертв. Но разве жертва не была уже принесена, когда братья Певереллы пролили свою кровь и погибли, создав Дары? Действительно ли Гарри решился бы пренебречь строгими законами природы и самой магии, чтобы вернуть умерших к жизни? Ей хочется верить, что нет. Но ещё слишком много вопросов оставалось без ответа, чтобы она могла утверждать наверняка. И Драко был прав — эта теория лучшее, что у них есть на данный момент. Если они хотят найти Гарри, им придётся следовать за ответами, которые, очевидно, искал он сам. Поворачивая за угол здания, она ощущает присутствие Драко за спиной. — Я видела, как Гарри положил Бузинную палочку в гроб Дамблдора. Я не понимаю, как… Большая тёплая ладонь закрывает ей рот, заглушая слова, и Гермиону резко дёргают в сторону. Она вскрикивает, но ладонь, которая всё ещё стискивает лицо, заглушает все звуки, делая крик о помощи тщетным. Она пытается вырваться из сильных рук, которые тянут её в соседний переулок, старается оттолкнуть прижатую к её спине грудь локтем. Ей удаётся ударить похитителя в живот, но из-за того, что её тело сковано кольцом чужих рук, удар получается не таким сильным, как хотелось бы. Паника поднимается в ней как лава, бурля в животе и обжигая горло. Она пытается укусить руку, прижатую к губам, брыкается и кричит, пока её не прижимают к стене переулка и тёплое дыхание не касается уха: — Заткнись, Грейнджер! Она с ужасом понимает, что это голос Малфоя, и выдыхает горячий воздух, раздувая волосы у лица, Драко прижимает её спиной к своей груди. Гермиона пытается заговорить, кричит, чтобы он отпустил её, но его грубая ладонь, зажимающая ей рот, превращает все эти попытки в жалкое приглушенное мычание. Она чувствует, что его крепкая хватка ничуть не ослабевает. Гермиона остро ощущает, как его горячее тело прижимается к ней, как сильная твёрдая рука охватывает её торс, сковывая движения, как ритмично поднимается и опадает чужая грудь при дыхании, и как он касается щекой её макушки, выглядывая из укромного переулка на улицу. — Грейнджер, клянусь Салазаром, если ты не заткнёшься, то убьёшь нас обоих! Его тон — яростный, угрожающий — рычащий шёпот. Её скручивает, когда она ощущает, как её задница упирается в его таз, и она тут же перестаёт сопротивляться, поняв, что, брыкаясь, прижимается к нему ещё сильнее, только усиливая неловкость. Гермиона пытается выровнять дыхание. Теперь она не сомневается, что её держит Драко, потому что чувствует его запах: довольно резкий аромат лосьона после бритья, апельсиновый шампунь и уже знакомый естественный запах его тела, слегка солоноватый от пота. Она изо всех сил старается успокоиться, и её сердцебиение начинает замедляться, когда она расслабляется в его объятьях. Гермиона чувствует, как его подбородок прижимается к её волосам, когда Малфой высматривает что-то за пределами их укрытия. Он осторожно поворачивает её подбородок рукой, чтобы направить её взгляд в нужную точку. — Смотри, — шепчет он ей на ухо. Его голос одновременно спокойный и настойчивый. — Ты знаешь, кто это? Гермиона сразу же понимает, кого имеет в виду Драко. Мужчина, одетый в волшебную мантию посреди магловского города, внимательно оглядывает улицу. Гермиона понимает, что он, должно быть, волшебник, но не узнаёт его лица. Она лишь вздрагивает от леденящего ужаса, когда замечает тьму в его глазах. Она отрицательно качает головой на вопрос Малфоя, и он убирает ладонь с её рта, но продолжает крепко обхватывать другой рукой, словно без этого якоря она тотчас же испарится. Их тела плотно прижимаются к шершавому кирпичу. — Это сын Уолдена Макнейра. Пожиратель смерти. Ему дали всего год в Азкабане, потому что он так и не получил метку, и его не смогли уличить ни в чём серьёзном. Гермиона прерывисто выдыхает через дрожащие губы. — Как ты думаешь, что ему могло понадобиться в Дании? — шепчет она, наблюдая за Макнейром младшим, который достаёт из внутреннего кармана мантии небольшой клочок пергамента. Драко освобождает её из своей хватки, и она чувствует, что наконец-то может дышать. Она оглядывается через плечо на Драко, и её шея теплеет от непривычной близости, но его глаза по-прежнему устремлены на сына Макрейра. Гермиона отводит взгляд от напарника, сглатывая комок в горле и заставляет себя сосредоточиться. — Грейнджер, всё так, как и сказала Фрея. Возможно, Поттер не единственный, кто всё ещё ищет Дары. Примечание от автора Rubber_soul02: Итак, дело сдвинулось. Спасибо всем за тёплые слова в адрес этой истории. Я получаю огромное удовольствие от её написания и не могу дождаться, когда всё начнёт раскрываться для вас!