Douleur

      Капрал хмурится, а потом откладывает пачку листов, на которых корявым почерком написан отчет о N вылазке за стену. Потирая переносицу, он устало закрывает глаза. Как же все осточертело! Слишком много людей в разведке погибло, а толком ничего не выяснили.       И так каждый раз.       Ривай хотел бы забрать боль всех этих людей себе. Если бы мог. Хоть с первого взгляда и кажется, что он бессердечная скотина (впрочем, и со второго тоже), люди из его отряда прекрасно понимают, что это не так. На самом деле в глубине души капрал жалеет. Жалеет, что не может защитить всех. Все человечество.       Он видел слишком много смертей. И каждый раз, когда на его глазах титан заживо съедал человека, в душе что-то умирало. Не смог спасти, не смог защитить. Потому что он слишком слаб.       Риваю часто снятся кошмары, в которых умирают его товарищи, обычные люди, а титаны подбираются все ближе. Резко просыпаясь, он пытается удержать себя в руках. Сердце бешено колотится в груди, зрачки расширены, руки трясутся.       Нет, он не сошел с ума. Просто это его личный Ад, где демоны терзают его душу.       Ривай хотел бы избавить этот мир от грязи — от этих чудовищ. Он готов взять всю ответственность на себя, хоть и понимает, что долго не выдержит. И Ривай когда-нибудь сломается под тяжестью этого мира, как фарфоровая кукла. А может, он просто марионетка? Одна из многих тряпичных кукол, что висят на ниточках судьбы.       Раз: одно движение рукой и шаг вперед.       Два: присяга. «Обещаю ценой собственной жизни защищать человечество от опасности».       Три: распростертое тело на камнях.       Так когда-нибудь все и кончится для него. В лучшем случае. В худшем — сожрет титан.       Только бы не быть съеденным заживо. Если умирать, то другой смертью. Он хочет выглядеть живым. Даже после смерти. Хочет, чтобы тело его сохранило приличный вид. А погадки его не устраивают. Капрал слишком любит себя, чтобы так закончить.       — Ривай? — Эрвин крайне удивлен тем, что он все еще не спит. — Ты чего здесь сидишь? Поздно уже.       Командир недоволен — это выдают его нахмуренные брови. Взгляд скользит по усталому лицу капрала, и Эрвин понимает, что тот давно нормально не спал.       — Ривай? — Смит ждет ответа.       — Отчеты, — только и говорит капрал. — Еще одна бессмысленная вылазка за стены. В этот раз мы потеряли намного больше людей, чем в прошлые.       — Тебе жаль? — Эрвин подходит сзади и кладет руки на спинку стула, заглядывая в отчет.       — Да, — усталый выдох. — Мне жаль, что столько людей гибнет из-за глупости. И это моя вина. Моя великая вина.       Эрвин никогда не слышал от капрала таких откровенных слов. Их разговоры никогда не пересекали определенную черту, которую они сами же и провели. А теперь всё по-другому.       — Ривай, ты слишком много отдаешь. Ты… Ослаб, ведь так? — от зоркого взгляда Эрвина не скроется ничего.       — Я просто плохо спал, — Ривай отодвигает бумаги, трет переносицу.              — И какую уже ночь ты «плохо спишь»? — Смит кладет руки на плечи капрала, чувствуя, как напряжена спина.       — Десятую, вроде бы. Не помню.       — Ты так напряжен… Расслабься, — руки Эрвина массируют плечи, согревая мышцы. Пара движений, и он уже ощущает, что капрал расслабляется. — Ты берешь на себя слишком большую ответственность, Ривай, — пальцы надавливают на шейные позвонки, заставляя прогнуться назад.       — Эрвин, ты не понимаешь.       — Я всё прекрасно понимаю. Ты хочешь забрать их боль. Хочешь, чтобы люди в этом мире не страдали. Но… Ты ведь знаешь, что не сможешь.       Смит прав. Этот чертов командир всегда прав! Ривай только выдыхает, смотря на Эрвина.       — Я слишком слаб для этого, да?       — Ты самый сильный среди людей. Но… Взять боль всего человечества на себя не сможет никто. Он просто не выдержит. В этом гнилом мире слишком много боли и страданий.       Капрал кивает, не отрывая взгляда от мужчины.       — Мне снятся кошмары, Эрвин, — рука Смита касается щеки капрала, и тот едва сдерживает порыв потереться об нее, словно преданный пес.       Ривай предан армии.       Предан человечеству.       Предан Эрвину.       — Расскажи мне, — руки вновь возвращаются на шею, а капрал закрывает глаза.       — Мне снился огонь. Он был повсюду. Я метался, не зная, куда бежать. Вокруг было много трупов… И титанов. А потом я увидел тебя: ты стоял посреди пламени, а языки огня подбирались к тебе всё ближе. Я кричал, я пытался помочь. Но…       Ривай хмурится, а потом зевает.       — Я помогу тебе. Я избавлю тебя от боли.       Капрал сидит на стуле в одной рубахе и кальсонах. Остальную одежду он снял, чтобы избавится от тяжести и дать телу хоть немного отдыха. Эрвин все так же стоит за его спиной, а руки скользят по шее к плечам, мягко поглаживая, расслабляя. Ривай закрывает глаза. Так хорошо и спокойно, что кажется, что все это сон. Руки командира теплые, и капрал, если бы умел, сейчас бы мурлыкал от удовольствия, словно большой кот.       И Риваю иногда тоже нужна помощь. Если бы не Эрвин, то капрал давно бы сломался. Но Смит зорко следит за ним, поэтому не даст ему погибнуть.       — Ривай, чего тебе хочется сейчас больше всего? — выдыхает на ухо, а потом касается носом края ушной раковины.       — Тепла.       Обычного человеческого тепла, которого ему так на хватает. Смит усмехается, касаясь губами шеи мужчины.       — Тебе холодно? — Эрвин похож на хищника, что играется со своей жертвой перед ужином.       — Да, — Ривай выгибается навстречу ласкам.       Через мгновение Эрвин поднимает его и усаживает на стол лицом к себе.       — Не вини себя в их смерти, Ривай, — губы касаются мочки уха, что заставляет капрала резко выдохнуть. — Они пали, как герои, — целует в щеку. — Ты это прекрасно знаешь, — поцелуй в губы.       Уверенный, нежный и в то же время… Страстный?       Эрвину нравится целоваться с Риваем, нравится доминировать над этим человеком, у которого, если подумать, почти комплекс Бога.       Капрал прерывает поцелуй, глотая воздух, обжигающий легкие. Но в следующий миг они вновь целуются. Руки Эрвина забираются под рубаху, гладя спину, ребра, живот. Все происходит слишком хаотично, чтобы воспринимать адекватно. Эрвину этого мало, поэтому он расстегивает рубаху, про себя ругая тех, кто придумал эти чертовы пуговицы. Когда, наконец, «препятствие» пройдено, командир снимает ненужный в данный момент предмет одежды и бросает его на пол.       — Эрвин, — выдыхает капрал, жмурясь, когда руки Смита гладят его бедра, живот, спускаются ниже.       Все происходит для них быстро, спонтанно. Ни один не планировал так закончить вечер. Жаркий шепот, шелест листов бумаги, сброшенных со стола, звон пряжек ремней… Эта ночь будет не такой, как все остальные.       Ривай всхлипывает, когда Эрвин резко проникает в него. Капрал лежит на столе, закусив большой палец, чтобы хоть как-то заглушить стоны, что рвутся наружу. Рука лежит на члене, двигаясь в такт толчкам. Это просто какое-то сумасшествие.       И они оба это прекрасно понимают.       Ривай не может долго сдерживаться и через несколько мгновений с громким стоном выгибается и кончает, чувствуя, словно горячее золото бурным потоком разливается по венам. Эрвин догоняет его через пару толчков, сжимая пальцами бедра Ривая так, что наверняка синяки останутся. И пусть. Сейчас это совершенно неважно.       Капрал выглядит усталым, что, конечно, немудрено. Смит платком вытирает его бедра, а потом подхватывает и относит на небольшой диванчик, что стоит возле окна. Положив измученного после такого секса Ривая на диван, Эрвин приводит себя в порядок и, кажется, хочет уйти, но его окликают:       — Эрвин… Не уходи.       Эрвин и не уйдет.       Эрвин понимает, что капралу слишком одиноко в его мире, который он столько лет старательно выстраивал вокруг себя. Эрвин садится на диван, а Ривай, тело которого прикрыто лишь рубашкой, кладет голову на колени командира и закрывает глаза. Эрвин хочет, чтобы капрал, наконец, смог выспаться. Эрвину везет: эту ночь Ривай спит спокойно, без каких-либо кошмаров. А Смит гладит его по голове, перебирая пряди волос.       Даже самому сильному среди людей иногда нужна помощь.