Манипуляции

— Ну привет, Уэнздей. — Тайлер? — она скорее проблеяла нежели нормально произнесла. С алкоголем было тяжело поддерживать маску спокойствия, но она старалась. Через призму выпитого мир выглядел по-другому, более плотным, размазанным, но взгляд парня выделялся четко, как фары машины в туманную ночь. Тайлер был сам весь тяжелым, каменным, таким она его еще никогда не видела. Желудок боязно скрутился. — Больше нечего сказать? — Парень держал лицо стойко, но от него исходило сильное напряжение. По играющим челюстям и сильно сжатой руке в кулак было понятно что он не просто зол, он в гневе. В левой ладони держал полупустую бутылку с коричневой жидкостью похожую на ту, что она пила вначале. Он отпил немного и встал с пуфика. — Шалава. Ее окатило холодной волной. Уэнздей оцепенела настолько ошеломленная, что даже нечего было сказать. Она дернула головой, приоткрыла рот, силясь что-то вымолвить, но лишь разочарованно свела брови на переносице и обняла себя руками, защитившись. Обида заполняла собой все до единой клеточки организма. — Я звонил тебе сотню раз, переживал, места себе не находил. А она оказывается даже не в общежитии, а тусуется вместе со своими друзьями-отбросами и хлещет спирт. Противно смотреть. — Он брезгливо поморщился, а бутылку поставил на пол и в момент, когда его глаза не были к ней прикованы, она набрала побольше воздуха в легкие, внутренне дрожа, как осиновый лист. — Ты не имеешь никакого права так со мной разговаривать. — Попыталась она постоять за себя. Тайлер сухо хмыкнул и сделал шаг вперед. Уэнздей считала в этом действии угрозу и наоборот двинулась назад, как испуганная лань. — Сейчас ты ничего из себя не представляешь, чтобы я нормально с тобой разговаривал. — Его приторная фальшивая улыбка отдалась болью в проткнутом Крэкстоуном животе. Чувство несправедливости расползалось вязким и чернеющим пятном на плиточном полу между ними. А Тайлер по-звериному медленно сделал еще один шаг навстречу, ступая в лужу. Рябь дошла прямиком до ноющего сердца. — Ты выглядишь, как дешевая проститутка. — Он схватил ее пятерней за середину бюстгальтера и резко дернул на себя. Она слышала где-то треск ткани и запоздало устыдилась того, что скорее всего на мгновение ее грудь оголилась. — И ведешь себя также. Он говорил с ней вкрадчиво, как с сумасшедшей, как с наивным ребенком, который не мог постоять за себя. Будто сидел с ней на допросе с кучей неопровержимых улик и фактов. Но он забыл надеть наручники. Звонкий звук удара прозвучал в четырех стенах пустой гардеробной. Уэнздей округлила свои карие глаза и уставилась на горящую дрожащую руку испуганно. Она дала ему пощечину. Голова Тайлера была повернута в сторону, собственное обезумевшее отражение в зеркале напротив врезалось в сетчатку. Уэнздей с мандражем изучила свои губы с размазанной винно-красной помадой. А затем подавилась воздухом, когда лопатки и затылок с силой врезались в стену рядом с дверью. — Я видел тебя и твою тупую подружку. — Ладонь сильно давила на ребра. Вся запальчивость иссякла, ее сменила боль в затылке, распространившаяся на виски. Он знал как зовут Инид, но решил выразить свое презрение. — Лизались, как конченые лесбухи, — выплюнул Тайлер с ядом. Складка между его бровей сильно выделялась, но помимо неприязни, он, казалось, искренне не понимал их поцелуй, будто пытался найти объяснение. — Но раз ты сегодня предлагаешь услуги, может и мне перепадет наконец, как думаешь? Он не был доволен, не язвил, не улыбался. Лишенный эмоций, он оттянул двумя пальцами бедный кружевной лифчик снова. Уэнздей ощутила некомфортную пустоту в районе открывшегося участка кожи. — Иди к черту. — Прозвучало сквозь стиснутые зубы. Она злостно отшвырнула его тяжелую руку и отскочила к двери. Уэнздей взялась за ручку, но была схвачена позорно за ворот джинсовки, как котенок за шкирку. — Я так не думаю. Тайлер стиснул ее голову обеими ладонями и насильно поцеловал. Уэнздей чувствовала себя гадко. Оскорбления, сыпавшиеся из его рта, пролетели бы мимо ушей, будь Тайлер ей никем. Но сейчас он был частью ее жизни и поэтому ощущение униженности наступало на горло. Она отталкивала парня ватными от градусов в организме конечностями. Грубый поцелуй с укусами разительно отличался от нежного прикосновения мягких губ с липким блеском. Но руки ослабли, Уэнздей обмякла, поймав прежнее чувство, которое подстегивало ее все то время быть с Тайлером вместе. А еще ее посетила мысль, что проще было сдаться. — Больше так не делай, — он попросил шепотом, разлепив поцелуй с чавкающим звуком и прижался следом губами к пространству под челюстью. О чем он попросил она не понимала, но уточнять желания не было. Уэнздей вздохнула, когда парень втянул кожу ртом. — Моя девочка. Моя. — Оставь эти глупые прозвища и перестань оставлять на мне метки, я не вещь, — раздосадовано пробурчала Уэнздей, но прикрыла веки и стыдливо втянула живот из-за мокрых поцелуев, спускающихся к груди, и ладони, оглаживающей краешек штанов. — Я хочу чтобы все знали чья ты. — Он будто не слышал, приспустил кружевную ткань и поцеловал опасно близко с ареолой соска. Аддамс наполнила грудь воздухом, приоткрыла бессознательно рот и выгнулась в желании быть ближе. — Уэнздей? Внезапный голос чуть не заставил сердце выпрыгнуть. Их одиночество в гардеробной было нарушено двумя удивленными девушками. Уэнздей резко оторвала Тайлера за голову от своей груди, покраснев еще сильней и насупившись, прикрылась джинсовкой. Из всех моментов они выбрали зайти прямо сейчас. Хотя, наверное, зайди они позже, все было бы куда хуже, подумала Аддамс. Галпин закатил глаза, откинувшись головой назад. Вся его поза выдавала недовольство. — Мы собираемся в общагу. — Девушки пошли к своей верхней одежде. Йоко звучала настороженной донельзя, да и выглядела готовой пустить в ход свои клыки. Уэнздей знала, что никто из компании не питал симпатий к ее парню, но это совсем уже доходило до абсурда. Пока Танака не сводила карамельных глаз с пары, сирена тихо за всем наблюдала. — Остальные скоро подойдут. Вампирша предупредила и в этих словах был слышен намек на то, что Тайлеру, очевидно, пора. Только сейчас на нее обрушилась вся усталость, копившаяся весь этот длинный день и начало насыщенной событиями ночи. Она кивнула Йоко, возвращаясь глазами к надутому Тайлеру. Он шагнул ближе, не обращая внимания ни на одевающихся девушек, ни на слегка напряженный вид Аддамс, что откровенно не хотела разделять какой-либо их личный момент с другими людьми. Юноша уместил свои руки у нее на талии, чуть сжал и проговорил вполголоса на ухо: — Поехали ко мне. — Уэнздей дернула головой, и прижавшись затылком к стене, подняла неуверенный взгляд, когда парень отстранился. Его слегка остекленевшие с расширенными от алкоголя и поцелуев глаза смотрели вопрошающе. — Отец дома, но он со смены будет спать, как убитый. Уэнздей не хотела. Все происходящее ей не нравилось. Эта ночь вместила в себя слишком много событий, которые просто хотелось забыть, погрузившись в сон. А поехать к Тайлеру означало продолжить эту глупую цепь нескончаемых происшествий. Она знала, что у него дома обжиманиями дело не закончится и из-за этого было тревожно. Девушка не могла ему дать то, что он хотел и за это начинала чувствовать вину. Танака, накинувшая пальто и отрываясь от монолога подвыпившей Дивины, поглядывала на них с беспокойством и предельно настороженный взгляд, который поймала Уэнздей… успокоил? — Не хочу вам помешать… — Уже, — перебил Йоко Тайлер. Его темные зрачки ни на сантиметр не сдвинулись с места, он продолжал смотреть на молчаливую Уэнздей, но его челюсть напряглась от пожатия зубами. — Я рада, — огрызнулась Йоко, сразу снимая с лица хоть какое-то подобие такта и беспристрастности. Она подняла подбородок и ответила на раздраженный взгляд парня без тени сомнения. — Уэнздей никуда не поедет. — У Уэнздей есть своя голова на плечах. — Он смерил Танаку глазами. — Пьяная голова, — поправила она. — Она никуда с тобой не поедет. Уэнздей нужна нам здесь. Уэнздей не влезала в разговор только потому, что хотела послушать, чем все это закончится. Нельзя ее винить за банальный интерес. Не обладая большой способностью считывать людей, она все же понимала, что вампирша таким образом о ней заботилась. Она бы заявила, что не нуждалась ни в чьей помощи, но сейчас была благодарна. Как бы то ни было, пресечь взаимно пассивно-агрессивный диалог нужно. — Увидимся при других обстоятельствах? — Она накрыла напряженные руки на своей голой коже и также прижимаясь затылком к стене, посмотрела на парня лукаво, но устало исподлобья и черной челки. Задавая вопрос, она старалась игнорировать тяжесть на груди. Головой неверморка не осознавала, почему испытывала некоторые чувства, но сердцем и интуицией держалась от каких-то поступков на расстоянии вытянутой руки. Парень смотрел на девушку всего мгновение, но за это мгновение, она успела прочувствовать распятие с фантомными гвоздями, разрывающими сухожилия. — Хорошо. — Тайлер нехотя согласился. Игнорируя ее нежелание на лице, поцеловал коротко в губы. Она уверена, что за ними пристально наблюдали и поэтому присутствовал дискомфорт, сковывающий все нутро. Может у него действительно проблемы с интерпретацией сигналов, которые Уэнздей ему подавала? В любом случае, в очередной раз себя предавая, она растаяла и кротко ответила на взгляд. — До встречи. Тайлер отстранился и вышел за дверь. — Окей, вы чуть не занялись непристойностями в открытой гардеробной. — Йоко наконец расслабилась и дурацкая по мнению Аддамс ухмылка изогнула ее губы. — Сколько ты выпила, дорогая? — Мне спросить, сколько мест вы пометили своими феромонами, вылизывая глотки друг друга? — Уэнздей подняла бровь. Дивина, поправляя у зеркала макияж, хохотнула. — А вот и наша Аддамс. — Йоко вздохнула и села на пуфик вальяжно откинувшись на руки и скрестив вытянутые ноги. Она изучала темноволосую взглядом и с нескрываемым ехидством остановилась на губах. — Может дать тебе салфетку? На что Уэнздей без тени смущения принялась потирать пространство возле рта, непоколебимо смотря в искрящиеся весельем глаза Танаки.

***

Плотное зимнее небо не казалось совсем черным только из-за желтоватого и яркого полумесяца. Уэнздей смыла макияж и переоделась. Огромная усталость сомкнулась на ней, как вода в зеленоватом озере с пучками ряски по краям берега. Потому она и не размышляла ни о том, что с Инид они не перемолвились и словом с того момента как увидели друг друга, ни о том, что Тайлер позволил себе много лишнего. Поцелуй был спонтанным, глупым, опрометчивым. Вина целиком и полностью лежала на алкоголе в крови, на ссоре с Тайлером, на сумасшествии вокруг них в проклятом трижды доме. И это просто случилось. На вечеринке было полно девушек, которые спонтанно целовались. Уэнздей сама была свидетельницей поцелуя только что познакомившихся юных особ у барной стойки. Все это бессмысленно. Но молчание блондинки заставляло думать обратное и вспоминая их дорогу до академии, нехорошие догадки мелькали где-то в районе затылка навязчивыми мушками. Синклер с Петрополусом держались холодно и так, будто их пары не существовало, словно были чужими. Если и Инид выглядела расстроенной, Эйджакс же был полностью занят разговорами с Кентом и Ксавье, но и он порой не мог спрятать на своем лице хмурости. Аддамс, стоя чуть поодаль от всех, видела как к Инид подходила Танака и что-то тихо спрашивала, наклонившись к уху. Но та от нее отмахивалась, омрачаясь все сильней. Внутри все скручивало от противоречий. Разве поездка стоила всего этого? Уэнздей не знала ответа на этот вопрос. Пара поехала в общежитие на разных машинах. Бьянка вызвалась ехать с парнями одной. Тут неизвестно кому именно надо было сочувствовать. Бьянка могла их осадить и приструнить, но с тремя пьяными юношами, двое из которых чудовищно болтливые шуты, а третий с разбитым сердцем, надо еще суметь справиться. Она заняла пассажирское сиденье в другой машине. Инид продолжала хранить молчание позади, принимала объятья Йоко и мягкие поглаживания по плечу. Уэнздей тешила себя мыслью, что всем просто нужно уснуть и проснуться с ясным рассудком и новым мнением насчет сложившейся ситуации. Она просто желала всем своим телом и изнеможденным мозгом гребаного сна, вот и все. И сон настиг ее быстрей, чем свет на той стороне комнаты был погашен.

***

Разговор состоялся. Хотя и не разговор вовсе, а скомкано сказанные фразы во время ночной вылазки Уэнздей в библиотеку. Иногда ночью работалось в разы лучше. Никто не мешал, никто не разговаривал, не подпевал попсе приглушенным голосом, никто не поглядывал в ожидании с невысказанным вопросом. Она знала, что вела себя глупо и эгоистично. Поддавшись своему собственному нежеланию, она избегала Инид. Стоило той робко начать фразу — Уэнздей уже убегала по срочным делам, извинившись. Трусость не была ее чертой. И отчет своим действиям она умела отдавать. Но в этот раз все было по-другому. Невозможно было удержать внутри черепной коробки мешанину из эмоций, чувств и ощущений. Страх, вина, потерянность, смущение, разочарование. Трепет, нежность, любопытство. Ее организм встал в защитную позицию — не думать. А значит много делать, держать табель успеваемости в отличном виде, механически выполнять все, что требовалось для поддержания жизнедеятельности. Но то, что она решила взять тактику бега, не значило, что ее не смогут догнать. Инид нагрянула тогда, когда бдительность ослабла. В тишине безлюдной библиотеки Уэнздей думалось, ее глупое сердце выдаст без сожаления все, что она сама еще не понимала или не хотела понять. Голубые, невозможно грустные глаза, нервная дрожащая улыбка вспарывали ее желудок без особых прелюдий. Выработанный дофамин из-за алкоголя заставил их сделать то, что они сделали, так считала Уэнздей до конца. Этим мнением не преминула поделиться. Выражение лица каменное, профиль точеный, глаза уткнуты в книгу холодные и незаинтересованные, а тон скучающий, усталый, резал ушные перепонки. Она позволила один единственный взгляд на соседку и мысленно себя казнила раз пять за этот непонятный поцелуй. Синклер хрупкая, как хрусталь, вся неловкая с розоватыми щеками и блестящими от стыда глазами. Сил не было смотреть, зато их хватало на возвращение к буквам, которые все равно не складывались в слова и будто при дислексии строились в кривые ряды предложений. — Да, конечно, это нормально между девушками. — Смех вышел надломанным; неживая библиотека давила на расшатанные нервы, пришлось затаить дыхание. — Я просто хотела убедиться что… — Инид запнулась, шаркая ботинками по каменному полу; уши горели и слушать она больше не могла. — Ну в общем, как-то это было странно, учитывая что у нас у обеих отношения. — Она звучала нервозно, неуверенно и задорно, это сочетание ставило в тупик. Уэнздей перелистнула страницу ничего не прочитав, чувствуя тупую боль, пронизывающую все туловище. Легкие жгло, а руки, держащие книгу, от напряжения заломило. Инид развернулась, задев замком на кофте стол. Уэнздей вздрогнула. — Не засиживайся. — Она кинула напоследок слишком радостно и фальшиво, а затем стремительно быстро скрылась за дверью. Уэнздей пришла под утро.

***

На уроках, выполнив задания, она думала только об одном — что ей делать дальше. Как быть и как поступить. Поцелуй с Инид был не единственным волнующим эпизодом в ту ночь. Тайлер сказал отвратительные слова в ее сторону, он швырял ее, как куклу. Разве это то, что ей нужно? Разве это то, ради чего она предала свои принципы? Свою гордость, свое время, свои силы и чувства. Разве отдаться этим отношениям было разумно? Аддамс считала себя ненормальной. Она угодила в рыболовные сети и не знала как из них выбраться. С ноющим сердцем, но с переполняющей решимостью, она дошла до кафешки после уроков. Они разговаривали в кладовке среди стеллажей, специй и чистых чашек, сидя на плиточном полу плечом к плечу, сцепляя руки в крепкий замок. Тайлер раскаивался, он извинялся, клялся, что больше никогда не позволит себе лишнего. Он сжимал ее руку, смотрел в пол и когда его негромкий голос дрогнул, а следующие слова вышли влажными, Уэнздей не смогла остановить себя. Он говорил искренне, он звучал искренне. Его извинения, его слова о маме, его признания в любви. Она просто не смогла. Ее грудь так сильно сжалась, что лицо само по себе скривилось в приступе плача. Она резко отвернула голову в сторону, слезы начали вытекать из глаз. Это было ужасно, она не хотела себя так чувствовать. Все, что делало ее собой рассыпалось, как горячий песок сквозь пальцы неловким движением. Тайлер услышал как она шмыгала носом, и, утерев собственные слезы, осторожно привлек к себе. Уэнздей села на его колени и вжалась в грудь, крепко обнимая. Так началось все заново. Совместное провождение времени, цепляющие своей готичностью свидания с перерывом для кофе на кладбище, поцелуи, разговоры о важном. С Инид будни проходили обыденно, но все-таки, какая-то часть организма, какой-то участок тела неприятно жгло в присутствии болтливой блондинки. Словно в тот вечер они спалили до тла важный элемент, который боязно, но трепетно с самого первого дня встречи собирался по крупицам. Поцелуй растоптал остатки серого пепла от нити взращенной обоюдно и пустота между ними стала осязаемой. Но девушки делали вид, что ничего не происходило.

15

Последние дни зимы выдавались мокрыми, солнечными и не такими холодными, как неделю назад. Не менялась только рутинная череда уроков вместе с парочкой докучливых преподавателей, не разрешающих на тестах покидать пару раньше времени. Уэнздей не понимала этой глупой прихоти, ведь выкроенное время могла потратить на писательство своего романа. В последнее время она действительно писала чаще и погружалась в работу так глубоко, что ничего вокруг себя не слышала и не замечала. А иногда зачитывалась допоздна, но признаваться себе не хотелось, что таким образом откладывала какие-то размышления в голове. Однажды даже уснула, читая книгу с подробными записями судмедэксперта об убийствах и запутанных делах. Время стукнуло за полночь. На ее стороне мягко светила одна единственная лампа рядом со стеной с пауком в рамке. Она лежала на боку, ее веки моргали все чаще и медленней. Уэнздей подумала, что на секунду закроет глаза, а затем наконец дочитает главу, из-за которой хотелось зевать каждую минуту. Веки закрылись, большой палец лежал в прикрытой книге между страницами, где она остановилась. На нее накатила внезапно такая приятная тяжесть, что она не заметила как отключилась. На утро она проснулась без книги в руках и под собственным одеялом. И ни одно воспоминание в голове не являло ей картину произошедшего. Девушка повернулась в сторону окна и наткнулась сонными глазами на книгу, лежащую на столе с торчащей из нее голубо-розовой закладкой. Ей захотелось зарыться головой в одеяло, потому что накатившее смущение было слишком теплым, слишком для раннего утра. Было кое-что, что она обдумывала предельно часто и особенно усиленно. Огромное количество сомнений терзали грудь. Иногда было так паршиво, что она лишь вновь погружалась в какую-либо деятельность, дабы не думать вообще ни о чем. Но временами под гнетом неприятных эмоций даже опасения вставали на задний план. Она не любила быть выбитой из колеи. Всегда ценила свой чистый рассудок и не хотела менять его на мнимые переживания и глупые душевные стенания. Сердце сильнее мозга во многих аспектах, это она уже уяснила, скрепя зубами. Все аргументы отметались словно осенние листья воздуходувкой. Встреча в четверг ожидалась, как дорога к эшафоту. Долго, затяжные минуты закручивались в часы и тяжесть необъяснимая вместе с беспокойством придавливали грудь. Но толика содрогания и интереса точечно щекотали бедные легкие. Растерянность не была привычной спутницей в ее жизни, но идти рука под руку рядом казалось более чем обыденно. Переступив порог холостяцкого жилища, взволнованность хлынула за шиворот мокрым леденящим шею снегом, соскользнувшим кашицей с крыши дома. Уэнздей убедила себя в том, что была готова. Какой-то ситком с раздражающим закадровым смехом сменился рекламой спортивной одежды. Свет от лазурно-серого неба в окнах наполовину зашторенных белым легким тюлем, пробивался с проблесками шафранового заката. Тело, как безвольное утопало в мягкий диван, голова откидывалась на спинку, покрытую клетчатой коричнево-бежевой накидкой. Рокот в груди ощущался очень явно, точно сердце стало ближе к коже, надеясь мощнее получить ласковый ток от касаний, почти что напрямую. Лицо покалывало, как в теплом помещении после студеной улицы. Поцелуи можно было назвать размеренными и ленивыми, но они волновали струну внутри, как пальцами арфиста и слабые вибрации заставляли руки на торсе парня скрытым футболкой подрагивать. Возобновившаяся передача звучала на фоне расплывчатой разноголосицей. С шорохом тканей от соприкосновения одежд и сбивчивым дыханием ее опустили на подушку и подмяли под себя, наваливаясь тяжестью сверху. Чувства Уэнздей обострились до предела. Она отчетливо улавливала ушами каждый звук от проехавшей машины по мокрому асфальту и телевизора с длинными диалогами, до шуршания тканей и звука поцелуев, опускающихся на ключицы. Настал момент, когда по обычаю и под натиском вспыхивающей тревоги, она отпихивала от себя мужские руки и виновато уверяла в неготовности. Она не предприняла и попытки остановить ладонь, сжимающую грудь и более того, прижалась ближе, обхватывая юношескую талию. Желтая подушка была под шеей, а затылок откидывался на мягкий подлокотник. Девушка тяжело дышала и ерзала под юношей из-за переизбытка мучительных чувств. В ней не было места для синтеза связанного из сильных ощущений. Слегка больноватые укусы в шею ныли, а кожа, втянутая ртом, встречалась поднятием грудной клетки и сдавленным вздохом. Не видя сопротивления, Тайлер начал действовать порывистей, ему развязали руки и он решил воспользоваться новой возможностью, как дикий голодный зверь. Он стискивал ее талию пальцами, вцеплялся, как утопающий за бортики спасательной шлюпки, оставлял мокрые поцелуи на подбородке и врезался в пылающие губы. Уэнздей чувствовала промежностью грубую ткань темно-синих джинсов и твердый бугорок через ткань нижнего белья. Она прижалась теснее, потеревшись, и тлеющий уголек в солнечном сплетении вспыхнул параллельно сладкой волне между ног. Но беспокойство настигло всю сущность, вопреки приятным ощущениям, когда парень вжался в нее, кусая уголок челюсти. Рваные толчки пытались войти в периодичную колею. Поцелуи не давали рту сохнуть, из-за частого дыхания губы ветрели в считанные секунды, когда он отрывался от них чтобы в очередной раз подобно свирепому хищнику вцепиться в шею, почти выполняя план — задушить жертву насмерть, а затем разорвать на части. Уэнздей тихо застонала, едва приоткрыв рот и изогнула брови к верху, когда легкий укус пришелся на мочку уха, а Тайлер стиснул одной рукой ее бедро и решительно вжался. Он тяжело выдыхал, то и дело прижимался лбом в подушку рядом с головой девушки, сдерживая эмоции. Сердце Аддамс стремительно упало в желудок. Ладонь, отрывисто спускаясь по голому бедру, миновала скомканную ткань черной плиссированной юбки и опустилась на трусы. — Блять, — он горячо выдохнул в шею. Мурашки от этого места заползли букашками под выступающие ребра и сжали дрожащие органы. Ее лицо горело, пылало и заливалось краской от разных эмоций. Не время и не место для анализа спутанной мешанины из горько-сладких чувств под разгоряченной кожей, но пчелиный рой в голове увеличивал громкость жужжания из-за тесноты пристанища в виде черепной коробки. Сухие пальцы оттянули край нижнего белья и прошлись вдоль снизу-вверх, собирая выделившуюся смазку. Уэнздей зажмурилась и уронила еще один призрачный стон, испытывая действительно что-то очень приятное, расползающееся по тазовым костям и клубящееся дымкой внутри изнывающего низа живота. Но сладость момент смахнулось быстро и безжалостно одним простым действием. Выражение лица Уэнздей поменялось и исступление, нарисованное мимикой, исчезло и исказилось болью, только раскрасневшееся лицо осталось напоминанием. Тайлер начал входить в нее сразу двумя пальцами и жжение у входа во влагалище усиливалось, потому что даже видя явное сопротивление и отсутствие достаточного количества естественной смазки, он продолжал действие. Она сильнее ухватилась за его шею одной рукой, а другой потянулась к его пальцам. — Мне больно. — Она постаралась отодвинуться и вытащить пальцы, сгорая от стыда и колючего огорчения. — Все нормально, успокойся. — Тайлер, подрагивая от возбуждения, в нетерпении с прерывистым дыханием поцеловал ее в губы, размазывая и смешивая их слюну. Он вышел, и в успокаивающих движениях начал поглаживать ее, вероятно стараясь распределить оставшуюся смазку. Она позволила себе подумать, что дальше дело не пойдет и толика удовольствия от ласки посетила, как солнечные лучи, показавшиеся из-за темнеющих к ненастью облаков. Французский поцелуй углубился, Уэнздей сильнее обхватила его за шею. Жгучая боль пронзила все до последней клеточки; она сдавлено вскрикнула, отрываясь от настойчивых губ и отвернула голову в сторону. Парень вошел внутрь резко и до упора, несмотря на сопротивление и малое количество влаги. — Тайлер… Жалобно промямлила она, вжимаясь в диван, лишь бы отстраниться. Паника поднялась и обуяла ее полностью, дыхание участилось. — Просто потерпи, дальше будет хорошо, — он уверил ее, шепча словно в бреду на ухо. Толчки стали резче и грубее. Тайлер разводил внутри пальцы, и тянущиеся тупой болью короткие ощущения давали понять, что от небрежности движений, он пару раз ее поцарапал. Уэнздей всхлипнула от очередной жесткой фрикции, но юноша принял это за положительную реакцию, так как пробормотал тихое «вот так», задирая полосатую черно-белую кофту к груди. Там все горело и пылало. Уэнздей прикрыла лицо ладонью и скривилась не только от физической боли, но и от отчаяния, от обиды, от унижения перед самой собой. От сладостного трепыхания на диване с дурацкой клетчатой накидкой не осталось и следа, она замерла и съежилась, не в силах получать хоть какую-то выгоду от болезненной пытки. Краска тут же схлынула с лица, когда Тайлер вышел и завозился с лязгающей пряжкой ремня. Она приподнялась, слыша стук в голове и округлила свои карие, слезящиеся глаза, игнорируя пульсацию между ног. Уэнздей уже приготовила себя ко всему, она решила пережить, переждать, перетерпеть, ведь действительно беспрекословно поверила в то, что будет лучше. Хотела верить. Хотела наконец прикончить эту нерешительность, перестать отказывать, перестать ощущать вину за то, что не выполняла свои обязанности, ведь он был таким обходительным и чутким, а она не могла сделать то, что делают все. — У тебя же есть презервативы? — Уэнздей задала вопрос, проглотив ужас и попытавшись вернуть хоть какое-то самообладание. Ей очень хотелось звучать уверенно и твердо, создать видимость контроля над ситуацией. Будто все, что сейчас происходило и ее желание тоже. — Может… — Тайлер наконец поднял лицо с расширенными из-за необузданности эмоций и физических неразрешенных потребностей черные зрачки. Уэнздей смутилась и внезапно ком подкатил к горлу. — Нет, Тайлер. — Она решительно нахмурила брови, прогоняя эмоции глубже в себя и покачала головой из сторону в сторону. Парень побеждено и сокрушенно уронил свой лоб ей на грудь, но спустя буквально пару секунд, улыбнувшись игриво с алеющим от желания лицом, вскочил, позвякивая расстегнутой пряжкой ремня, и со словами «скоро буду» скрылся из вида. Ее ладони были потными, когда она прислонила их дрожащие к своему горячему лицу. Уэнздей сделала несколько глубоких успокаивающих вдохов и старалась избегать пугающие мысли, колючие, как проволока на охраняемых объектах и чувства, сжимающие грудь раскаленными тисками. Но нестерпимое пламя внизу каждый раз напоминало и надвигало на глазные яблоки мутную пелену из слез. Люди в экране телевизора вновь сотворили глупое, судя по очередному сопровождению в виде закадрового смеха. Медленно тускнеющая из-за опускающегося вечера комнатка без единого источника света кроме коробки с мелькающими картинками, начинала казаться настолько неуютной, что терзающая пульсация между ребер доставляла почти физический дискомфорт. Она не обратила внимания на свое прерывистое и удушливое дыхание, но слеза, миновавшая уголок глаза, добавила чувству неправильности больший вес, когда скатилась вниз и неприятно намочила ухо. Уэнздей сжала дрожащие губы, сжала челюсти и глубоко вдохнула воздух до самых легких, но крупно вздрогнула — громкая вибрация по правую от нее сторону вернула в реальность прочь от жалких стенаний. Потерев мокрую щеку, она привстала и потянулась дрожащей рукой к мобильнику. В желудке поселилась скудная надежда. — Да. — Ее голос сломался, но она откашлялась, чтобы скрыть свою слабость. Поглядывала на закрытую белую дверь, ведущую в коридор с долей опасения. — Уэнздей… ты можешь приехать сейчас… пожалуйста, — из трубки прозвучал влажный полушепот; он прерывался всхлипами и глухими помехами, как если бы телефон отдаляли или прижимали динамиком к ткани. Она свела брови на переносице, крепче прижала мобильный к уху и поспешно подняла корпус, поморщившись от боли, когда села, прижав промежность к дивану. — Что случилось, Инид? — Уэнздей задала вопрос тихо, боясь что может быть услышанной, но твердо, хотя тревога за подругу затмила собственные страдания, отметая все, чем до этого был занят мозг. Спохватившись, она опустила задранную кофту вниз. Выражение сосредоточенности на лице возвращало в привычную колею, сковав эмоции прочными цепями. С ответом блондинка на том конце трубки медлила и похоже, тихо плакала. Она аккуратно встала с дивана, отталкиваясь рукой. — Инид… — Уэнс, пожалуйста, приезжай, — Инид перебила и всхлипнула. Уэнздей почти видела как рот ее скривился, а зубы оголились в приступе плача. Сердце забилось быстрее. Она понимала, что скорее всего ничего сверхужасного не произошло, но факт того, что Синклер находилась в таком уязвимом и разбитом состоянии, растормошил ее заплесневелое умение сострадать. — Ладно, я скоро буду, — пообещала Уэнздей смягчившимся голосом и приняла слезливое «хорошо», всматриваясь в темнеющую улицу за прозрачным тюлем. Сбросив звонок, она развернулась, но встряла на одном месте, как вкопанная, словно полосатые гольфы приклеились к ворсинкам бежевого ковра. Тайлер стоял, опираясь на косяк раскрытой двери и сложив на груди руки. Поза его была напряженной, а вид настороженным. — Куда ты собралась? Он хмурился и был серьезным. Взгляд его потяжелел, но при этом он выглядел не злым, может раздраженным немного, видимо часть его уже знала что последует за чужими метаниями. Посмотрев ему в глаза, Уэнздей испытала стыд, закручивающийся в теплеющих уголках челюсти и спускающийся покалывающим волнением вниз на шею. Знакомое чувство вины теперь вернулось и стало невыносимым. Она решилась сделать то, за что ей хотелось вдавить свой язык в глотку и больше никогда ни с кем не разговаривать. — Пагсли. — Мнительность ей не свойственная материализовалась такой осязаемой, что она просто опустила глаза и двинулась на выход, сдерживая комок давящий на стенки гортани. Она приблизилась к юноше что не менял ни положения рук, ни позиции, только смотрел в ожидании. — Его спустили с лестницы в школе, когда он возвращался с робототехники. — Она отвернула голову, изображая боязнь быть уязвимой из-за чувств, которые непременно явились бы, случись с братом что-то действительно серьезное; на самом же деле, она не хотела видеть как его лицо изменится, а голова откинется назад, утомленная ее отговорками. Уэнздей пошатнулась удивленная, когда Тайлер прижал ее к груди и поцеловал в макушку, вздохнув смиренно. — Тебя подвезти? — спросил он устало, когда Уэнздей обняв его, задержалась в ощущении мнимого спокойствия. После грубости, после чувства небезопасности и пристыженности, ласка принималась как что-то очень долгожданное. Она чувствовала себя поощренной за примерное поведение. — Нет, спасибо, я вызову такси. — Уэнздей отстранилась. Взгляд долго не могла удержать на чужих пронзительных глазах. Было не по себе из-за вранья и очередного побега от близости. — Мне жаль что так вышло. — Не бери в голову, я уже привык. Мы хотя бы сдвинулись с мертвой точки. — Руки его сползли ниже. Тайлер притиснул ее к себе за ягодицы и сильно сжал, сминая черную юбку и оголяя часть бедра. Стало противно и страшно. Юноша потянулся за поцелуем, на который она оторопело ответила, не отдавая себе отчета, так как была застигнута врасплох. Жжение между ног тут же о себе напомнило. Он выпрямился, и отпустив Уэнздей, тронулся с места. — Я все равно тебя подвезу. Горечь на корне языка была отвратительной. Светлые чувства сгинули из-за своевольного действия с ее телом. Она не хотела провести еще хоть какое-то время в этом неясном напряжении и в особенности, сидеть рядом с ним, являясь наглой лгуньей. Аддамс пошла следом. Он уже натягивал куртку, играя ключами от машины. Уэнздей нахмурилась. — Не стоит я… — Не обсуждается, — оборвал он твердо, пресекая любые попытки возразить и прежде чем выйти на улицу, бросил краткое: — Не заставляй меня ждать.