Это случилось в Чикаго

В тусклом неоновом свете всё кажется обманчивым. Ненастоящим. Фальшивым. Крис думает так, разглядывая посетителей сквозь клубы сигарного дыма. Он только что раскурил «Партагас» и теперь морщится недовольно. Крис не любит сигары. Тяжелый парфюм, которым он сегодня воспользовался, смешивается с ароматами чуть более легкими, даже сладкими, и от навязчивого запаха Хемсворт морщится еще сильнее. Крис не любит крепкие сигары, резкие запахи, длинные пальто, подтяжки и фетровые шляпы. Но положение обязывает. Неоновый свет — здесь все обманщики. И толстый Хьюго, который протирает бокалы за барной стойкой — сукин сын разбавляет виски едва ли не на треть. Вот только бурбон Хемсворта чистый, как слеза. Если бы Хьюго только подумал о том, чтобы разбавить выпивку Криса, он вылетел бы из заведения, и не факт, что не сломал бы себе чего-нибудь, пока летел. Здесь все врут. И красотка Катрин… На самом деле её зовут Кэти Джексон, но самую дорогую девочку в заведении никак не могут звать Кэти. Возможно, её звали именно так, когда она утюжила улицы год назад, прежде чем попасть на работу к толстяку Хьюго. Но кто теперь об этом помнит? Никто не скажет тебе правду в самом посещаемом спикизи* во всем Иллинойсе. Разве что Лиам. Или Люк. Но братья на то и братья, чтобы ты мог им доверять. Только им одним. Крис сам не эталон честности. В эту самую секунду он врет самому себе, когда думает о том, что его вовсе не интересует пианист, что наигрывает незнакомую мелодию... Какую-то импровизацию, быть может... Крис не эксперт — в том, что касается музыки. Но он может отличить диез от бемоля и Листа от Бетховена — спасибо матушке. Так вот из-под пальцев пианиста выходит нечто восхитительное. Это понимает Крис. Это понимает еще половина присутствующих, а вторая половина не смыслит в музыке ни черта. Хемсворт пересаживается — так, чтобы быть поближе к роялю. Или к музыканту? К роялю — точно, врет сам себе Крис. Мужчина за роялем смотрит на Хемсворта, как он усаживается за столик напротив. Их глаза встречаются на какой-то миг, и Крис первым отводит взгляд. Это признак слабости — ему ли не знать? Он Крис Хемсворт. Большой Крис. Без пяти минут хозяин этого города. Это другие отводят взгляд, стоит ему ожечь кого-то ярким, резким, острым блеском голубых глаз. Сейчас Крис отворачивается. Делает вид, что не смотрит на пианиста. Но вскидывается тут же, упирается взглядом, когда тот начинает играть что-то знакомое. Что-то… «К Элизе» - будь оно трижды неладно! Мать играла эту пьесу. Снова и снова. Мать играла «К Элизе», когда ей сделалось плохо. И доктор, за которым послал средний из братьев Хемсвортов, ничем не смог ей помочь. Крису хочется заткнуть уши. Чтобы не слышать. А еще больше ему хочется встать и уйти. Туда, где его не будет преследовать навязчивый запах сладких духов и табачного дыма. И где он не будет думать о том, какого же цвета глаза у пианиста. В обманчивом свете неона его глаза тоже врут. Но уйти Крис не может. Он должен дождаться Лиама. Мелкий что-то нарыл. Что-то неприятное — он так и сказал сегодня утром, не вдаваясь в подробности. Сейчас вечер. И Крису хочется поскорее дождаться брата и убраться восвояси. Лиам запаздывает. И Крис заказывает себе еще порцию выпивки. Пианист, закончив «К Элизе», делает жест рукой — почти что неуловимый — и официант ставит на крышку рояля на три четверти полный бокал виски. Музыкант делает глоток — лёд целует его тонкие губы — и Крис радуется тому, что в его бурбоне льда нет. И злится, потому что хочет прикоснуться к губам пианиста своими. Это неправильно. Он, Большой Крис, глава клана Хемсвортов, никак не может мечтать о губах другого мужчины. Это грязно. Мерзко. Как будто в его жизни и без этого мало грязи и мерзости. Но когда он смотрит, как музыкант плавным движением откидывает темно-рыжие волосы со лба, как он улыбается вскользь кому-то из зала — ему аплодируют, и громко — как он подкатывает рукава белоснежной рубашки, обнажая руки до локтей… - Сыграй «Это случилось в Чикаго!»** Крис сам себя не успевает одернуть, как оказывается возле рояля. Опирается локтями о крышку. Напрочь позабыв про бурбон. Пианист вскидывает бровь удивленно. Смотрит чуть насмешливо. Нахальная морда! Никто не смеет насмехаться над Крисом Хемсвотом. Не в заведении, целиком и полностью принадлежащим — пусть неформально — ему одному. - Я не лабух, мистер… Эээээ…. Хемсворт, кажется? - в голосе музыканта слышится легкий акцент, и он щелкает пальцами, как только вспоминает фамилию Криса. - А кто ты? - копирует его насмешку Хемсворт, доставая из бумажника двадцатку. - Так пойдет? Мужчина хмыкает презрительно. На деньги не смотрит. Его пальцы вновь касаются клавиш, и Крис на мгновение застывает, не в силах оторвать взгляд от того, как нежно, бережно эти длинные, тонкие, музыкальные пальцы ласкают черно-белую клавиатуру рояля. - Ладно, вот пятьдесят! Музыкант по-прежнему не смотрит ни на деньги, ни на Криса. Он как будто бы там, далеко-далеко, куда уносит его музыка. Хемсворт не знает эту мелодию, но ему кажется, что она о чужих краях, незнакомых берегах, о свежем ветре и зеленых холмах. - Сотня! - решается Крис, но его вновь обходят вниманием. - А ты наглый! - с каким-то даже восхищением произносит Хемсворт. - За сотню я три дня к ряду могу трахать самую умелую шлюху во всем Чикаго. - Если тебе нужна шлюха, зачем ты предлагаешь деньги мне? - насмешливо смотрит на него пианист. - Затем, что я хочу узнать твою цену, - слова срываются с губ словно сами собой, и Крису кажется, что это самое честное, что сказано сегодня в заведении у толстяка Хьюго. Это — и еще пианист. Его музыка тоже не врет. - Что если я скажу, что мне не нужны деньги? - спрашивает музыкант, а Крис рассматривает его, не стесняясь. Широкие брови, глубоко посаженные глаза — Крис все еще не понял, какого они цвета, - острые скулы, резкая линия подбородка, тонкая линия губ и крепкая шея...Там, в основании шеи, Крис замирает, а ему так хочется, чтобы ворот белой рубашки музыканта был распахнут еще сильнее. Ему хочется рассмотреть эту дурацкую ямочку между ключиц. И еще ему интересно — есть ли на этих ключицах веснушки. Почему-то ему представляется целая россыпь ярких солнечных отметин на бледной коже, и Хемсворт оглядывается беспомощно на оставленный за его столиком бурбон. - Если тебе не нужны деньги, то что же? - спрашивает Крис и сжимает кулаки, чувствуя, какой влажной вдруг сделалась кожа на ладонях. - Большоооой Криииисссс, - тянет пианист насмешливо. - Кто придумал это дурацкое прозвище, мммм? Хемсворт убивал и за меньшее. Он заставил себя уважать этот сраный город, так почему он позволяет насмехаться над собой какому-то музыкантишке? Однако, он позволяет. Крис Хемсворт, во что ты превратился? - Тебе говорили, что острый язык можно подрезать острым ножом? - интересуется гангстер. Ему не отвечают. Пианист принимается играть «К Элизе». Снова. Как будто бы знает, как эта мелодия раздражает Хемсворта. На счастье, полностью окунуться в раздражение не получается. Лиам отвлекает его от ненужных мыслей. От напрасных фантазий. Крис Хемсворт не должен мечтать о мужчине. Это ему… не по статусу. Никто не поймет нетрадиционного главаря самой крупной подпольной империи. Никто, даже родные братья. - У нас проблемы, - Лиам приканчивает свой джин в один глоток и заказывает новый. - Моретти под тебя копает, и я бы посоветовал в ближайшие дни быть осторожным. Говорят, Моретти нанял какого-то хмыря… То есть… Этот парень виртуоз — так о нем отзываются. Да и кличка такая же — Виртуоз. Его услуги стоят дорого, а после того, как он выполнит работу, полиция не заводит уголовных дел. Он может обставить все так, что чья-то смерть выглядит как несчастный случай… - Это твое дело — безопасность, - перебивает брата Крис. - Так найди этого Виртуоза раньше, чем он доберется до кого-то из нашей семьи. Лиам кивает — само собой. - Люк не появлялся? - интересуется мелкий после третьей порции джина. Крис качает головой отрицательно. С тех пор, как старший женился, он редко появляется в заведениях, подобных этому. Оно и к лучшему — целее будет. Трезвее — так уж точно. Люк — законник. Единственный из трех братьев, кто закончил колледж. Крис берег брата, не допуская его до самых грязных, самых дурно пахнущих дел. Полгода прошло с тех пор, как полиция арестовала Альфонсо Капоне, и Крис получил отличный повод для того, чтобы похвалить самого себя — у него хватило ума на то, чтобы обеспечить хотя бы видимость легального заработка. И платить с этого заработка налоги. У властей не было к нему вопросов. У полиции не было вопросов — почти что. Крис платил и тем и другим. И в казну платил тоже. Он предпочитал потратить деньги вместо того, чтобы тратить нервы. Или жизни. В его организацию шли люди — потому что человеческую жизнь он ценил чуть выше, чем старина Капоне. Люди Хемсворта гибли в перестрелках куда реже, чем их конкуренты. Именно поэтому он был близок к тому, чтобы прибрать этот вшивый городишко к рукам. А после… После можно замахнуться и на Нью-Йорк. Скоро Крису станет тесно в Чикаго. - Куда ты смотришь? - Лиам оборачивается вслед за братом. - Повелся на лабуха, братишка? - Он не лабух, - Крис улыбается, демонстрируя младшенькому клыки. Пусть знает, щенок, кто в их стае вожак. - Том классно играет, - Лиам поднимает вверх большой палец. - Ты знаешь его? - недоверчиво спрашивает Крис. - Ну да, - пожимает плечами Ли. - Он бывает здесь. Нечасто. Все зовут его Том. - Разузнай о нем всё, - приказывает Крис, думая о том, настоящее ли это имя. Или снова обман, как и все вокруг. - Все, что сможешь нарыть. - Зачем он тебе? - непонимающе смотрит на него младшенький. - Он… Просто музыкант. - Я сказал, - хмурится Крис. И Лиаму не нужно повторять в третий раз. Через неделю он докладывает старшему брату всё, что успел разузнать про Тома. Это действительно его имя, и он действительно музыкант — закончил какую-то королевскую академию искусств в далеком Лондоне. Там, в Британии, все королевское, и Крис слушает, как Лиам перечисляет, где именно выступал Томас Хиддлстон, пока не перебрался в Штаты. Найти постоянную работу пианист не торопился, и судя по адресу, который достал Лиам — престижный райончик, чистенький, пижонский, - мистер Хиддлстон действительно не нуждался в деньгах. - А как насчет миссис Хиддлстон? - Крис спрашивает это почти что безразлично. По крайней мере, так ему кажется. - Миссис Хиддлстон — это его матушка, - к облегчению Криса отвечает Ли. И тут же задает вопрос: - Зачем тебе вообще понадобился этот лабух? - Он не лабух, - еще раз повторяет Крис. Вечером он идет в бар толстяка Хьюго. Чтобы услышать «К Элизе». А после ждет в машине, когда музыкант покинет бар. - Я подвезу! - Крис открывает окно, высовывается под дождь, когда видит на пороге высокую, стройную фигуру музыканта. Тот поднимает повыше воротник и надвигает шляпу на глаза поглубже. - Я люблю гулять, - отмахивается Том от предложения. - Любишь гулять под дождем? - уточняет Хемсворт. Тот опять ничего не отвечает, и Крис выходит под дождь, проклиная и музыканта, и себя самого. Его Крайслер Империал остается скучать возле бара, в то время как сам Крис молча следует за музыкантом. - Я живу недалеко, - нарушает молчание Том. - И мне не нужны провожатые. - Что если я тоже люблю гулять? - спрашивает в ответ Крис. - Что-то мне подсказывает - ты врешь, - не верит ему Том. Крису все равно. Пусть не верит. Ему отчего-то хорошо. Мокро, холодно, но все равно хорошо. Может потому, что пианист закуривает обычную Мальборо, пряча сигарету от дождя. Простую сигарету, а не те вонючие сигары, которые полагается курить Крису Хемсворту. Большому Крису. Он ненавидит это прозвище. - Дай затянуться! - просит Хемсворт. Том протягивает ему сигарету. Не жадный, надо же! Они курят одну на двоих. И это тоже странно — Крис не привык чем-то делиться. Что-то ему подсказывает, что Том не привык делиться тоже. - Мы пришли, - объявляет Хиддлстон, когда они останавливаются перед высокими ступенями, которые заканчиваются у вычурной массивной двери. - Ты мог бы пригласить меня выпить, - прямо намекает Хемсворт, борясь с желанием дотронуться до щеки музыканта. Стереть пальцем капли дождя. Согреть ладонью холодную кожу. - А мог бы и не приглашать, - Том касается двумя пальцами широких полей своей шляпы. - Прощай, Большой Крис. И поднимается по ступеням. А Хемсворт смотрит ему вслед. Забыв о том, что ему холодно и мокро под дождем. Через час, закрывшись в собственной ванной, он ласкает себя неторопливо, представляя тонкие губы музыканта, как они сомкнуться однажды вокруг его члена. И как он станет смотреть на Криса, стоя перед ним на коленях. И тогда, наконец, Крис разглядит, какие же на самом деле у Тома глаза. Через неделю он ждет Тома в баре. Он один — больше нет никого. Крис распустил официантов, разогнал шлюх, и когда Том входит и удивленно таращится на пустой зал, поясняет: - Заведение закрыто на спецобслуживание. - Вот как? - Том вскидывает бровь, изображая удивление. Отчего-то Крис уверен — Хиддлстон нисколько не удивлен. - Сыграй для меня, - не то просит, не то приказывает Крис. - Не хочешь денег — проси взамен что-то другое. Но я хочу, чтобы ты сыграл для меня одного. - Нет, Большой Крис, - качает головой Хиддлстон. - Вовсе не для того, чтобы я для тебя играл, ты закрыл сегодня бар. Он оказывается рядом с Хемсвортом. Толкает того резко, заставляя опуститься в кресло. Сам садится садится сверху - не встает на колени перед ним, как Хемсворту мечталось, но так тоже хорошо. Том обхватывает ладонями его лицо. Наклоняется — Крис успевает уловить запах: Том тоже пахнет резко: горьким парфюмом и крепкими сигаретами. Целует — Крис подставляет губы, позволяет Тому вести. Он думает о том, что это совсем не похоже на то, как он целовался с девушками. Том — мужчина. И его поцелуи — настойчивые, требовательные — они ощущаются совсем, совсем не так как с девушками. Ярче? Возможно. Крис еще не успел распробовать. Том массирует его затылок, скользит пальцами по шее вниз, задевает кожу короткими ногтями. Крис перехватывает его руки — он взорвется сейчас, если Том не перестанет. Подносит запястье к губам, целует тонкую кожу, ласкает большим пальцем выступающую косточку. Руки у Тома — насмотреться невозможно. И Крис смотрит, гладит, изучает. - Я хочу, - признается он, опуская ладонь Тома себе на пах. - Я не был с мужчиной. Но с тобой я хочу. И расстегивает медленно пуговицы Томовой рубашки. Гладит пальцами ту самую ямочку, до которой так мечтал добраться. Прикасается губами, втягивает, посасывает кожу. Немного солоно. Совсем чуть-чуть. Том чуть задерживает дыхание, когда Крис разводит в стороны полы его рубашки. Когда он трогает кончиком языка его левый сосок. И проделывает то же самое с правым. Крису хочется вобрать в рот острые соски, покатать их внутри языком. Но он не знает, понравится ли это Тому. Он все еще думает о том, что бы понравилось Тому, когда чувствует легкий укол чем-то острым в районе шеи. - Что за… Сознание уплывает медленно. Еле-еле фокусируя взгляд, Крис видит перед собой глаза Тома. Они серые. Как дождливое небо Чикаго. Так вот какие у него глаза! Хемсворт приходит в себя резко. Вскидывается. Фыркает. Машет головой. - Что за… - повторяет он. Том одет полностью. Застегнут на все пуговицы. Он сидит в кресле напротив, и Крис пытается вскочить, достать, ударить, задушить — что угодно сделать, только бы стереть с красивого лица это выражение полного превосходства. Крис убивал и за меньшее. За такое вот — за то, что сделал с ним Том — он убивал медленно. Но вскочить не получается. Ничего не получается — Крис осознает себя связанным по рукам и ногам. Связанным как-то так… Причудливо. Его тело опутано веревками, словно паутиной. - Не дергайся, Хемсворт, - предупреждает Том. - Иначе… Он крутит что-то вокруг указательного пальца, и когда Крис понимает, что это, едва ли не давится криком. В руке у Тома чека. А где же граната? - Дернешься — и бум! - Том смотрит на Хемсворта насмешливо. И кивает куда-то в сторону. Крис следит за его взглядом. Веревка, что связывает его, длинная, и там, где она заканчивается, оказывается граната, прикрепленная хитрым узлом к ножке рояля. - Я зафиксировал скобу, - поясняет Хиддлстон. И если ты не будешь дергаться, то ничего не произойдет. Рано или поздно тебя обнаружат… - Кто тебя нанял? - говорить Крису не запрещали. Мысли мечутся в беспокойстве. Кто же ты такой, Томас, мать твою, Хиддлстон? Простой музыкант, говоришь? Черт! Хемсворт качает головой, догадавшись. Музыкант. Пианист. Виртуоз, черт возьми! - Кто меня заказал? Моретти? Сколько он заплатил? Я деловой человек, и я могу предложить больше… - Хочешь узнать, сколько я стою, Большой Крис? - взгляд Тома жесткий. Он сам — жесткий. Колючий. Плавные движения музыканта — это тоже было обманом. Тут, в неоновом свете, всё не то, чем кажется. - Что если я скажу, что хочу себе такого специалиста, как ты, Виртуоз? Сколько будет стоить нанять тебя на пожизненно? Том произносит сумму. Крис смеется нервно — он за всю жизнь заработал немногим больше. - Я многого прошу? - изумленно спрашивает Том, глядя на мучения Хемсворта. - А разве я стою меньше? Заметь, Крис — мне единственному удалось подобраться к тебе близко. Кожа к коже. И если бы я хотел тебя убить — убил бы. Наверняка я не первый убийца, которого твои недруги подсылали к тебе. Но у них у всех не получилось, так? Крис кивает головой, соглашаясь. - Такому человеку, как ты, Хемсворт, нужен такой человек, как я, - самодовольно заявляет Хиддлстон. - И если ты не идиот — а ты не идиот, иначе уже давно был бы мертв — ты это поймешь. А сейчас прощай, Большой Крис. Если ты сможешь выбраться отсюда — значит я в тебе не ошибся, и ты на самом деле такой ловкий и удачливый сукин сын, как о тебе говорят. - А если нет? - не может не спросить Хемсворт. - А если нет… Мне будет жаль. Поверь. Крис верит. Несмотря на отблески неона. Он находит Тома полгода спустя. В Новом Орлеане, куда приводит его ниточка. Та веревка, что опутывала его, одним концом привязывая к гранате, была разрезана Лиамом, появившимся в баре через полчаса после того, как ушел Том. Уходя, Хиддлстон надел чеку на безымянный палец Криса. Словно окольцевал. Чертов ублюдок! Младший брат освобождает старшего от пут, а после огорошивает новостью: несколькими часами ранее Тони Моретти был найден мертвым в собственной постели. «Сердечный приступ, представляешь, братишка? А казался таким крепким...» Так вот Крис находит Тома полгода спустя. Бар, где играет Том… Играет эту клятую «К Элизе!».. Он чем-то похож на заведение толстяка Хьюго. И пахнет здесь так же — дымом сигар и тяжелыми духами. И свет здесь такой же призрачный. Такой же обманчивый. И только Том и его музыка — это правда. Том не фальшивит ни в одной ноте. - Я мог бы убить тебя, - Крис подходит к роялю, ставит локти на крышку, глядит на Тома, не моргая. - Не-а! - качает головой Хиддлстон. - Ты же не идиот. - Я хочу тебя, - Крис сегодня не желает врать. Хватит с него неонового лживого света. - Хочешь, чтобы Виртуоз работал на тебя, ммм? - Том делает вид, что не понимает, о чем это толкует Крис. - Я хочу тебя. На пожизненно. - Посмотрим… Том ничего не обещает. Но Крису не нужны обещания. Что-то у Тома в глазах… Что-то правдивое очень. Он касается пальцами клавиш в последний раз. Звучит яркий аккорд, и Хиддлстон наконец-то глядит на Хемсворта. - Хочешь, я сыграю для тебя? - «Это случилось в Чикаго», - напоминает ему Крис. - Я помню, - отзывается Том и улыбается. - «Это случилось в Чикаго».