［do you hear me?］
Он был другим с самого начала. Не таким, как Чонгук. Не таким, как те несколько в их группе, что испуганно шептались между собой, как только видели V. Чон же был одним из. С тех, что смущённо прячут взгляд свой такой яркий, такой необычный и такой… не из мира сего, где лишь тьма космоса бесконечного, капсулы, капсулы и горькое послевкусие одиночества среди кукл-андроидов. Чонгук был будто воздуха глотком. В зелёном свитере и штанах жёлтых с пятнами разноцветными вместо стандартной униформы. Совсем-совсем мальчик ещё. Че-ло-век. Их редко, V слишком уж хорошо знает, теперь встретишь. Ещё и в составе исследовательской команды. И не просто каким-то там механиком, а бесценным межгалактическим переводчиком. Самая настоящая Ценность. Что попасть сюда не должна была ни в коем случае. — Цвет, — бормочет неуверенно. — глаз? V лишь в ответ кивает, не моргая глазами своими чёрными-чёрными, как тот космос за сплошным стеклом базы [yz: 70-56-32-08]. Смотрит, смотрит, смотрит. Подмечает деталь каждую в Чонгуке, что пытается не пялиться. Чон же представителя вида baisiwangвпервые в жизни в и д и т. Даже картинок в древних учебниках существ с кожей белой и глазами (вместе с белками) адски чёрными никогда не встречал. Чонгук и язык почти не знает. Почти. — Зелоный, — шепчет. — у меня… мммм… глаза зелоные. — Зелоный? — задумчиво. — Зелёный? Чон краснеет. Стыдно, как же стыдно. Ошибся в произношении такого элементарного слова. — Зелёный, — стреляет взглядом своим ярким и смущенным куда-то в лоб V. У существа лоб этот белыйбелыйбелый. Такой же, как и вся кожа. Как и губы. Губы его Чона взгляд тоже привлекают. Мальчик он любопытный, мальчик он умный, мальчик он с опытом, но совсем не с тем, когда попадаешь на базу космическую, чтоб пополнить запасы, а встречаешь…baisiwang. Губы этого существа встречаешь, хоть и петляешь, петляешь и попадаешь в петлю чувства странного, когда н е б о и ш ь с я, как все в группе, а всё хвостиком бегаешь за V, чтоб что? — Зе, — голос у baisiwang эхом разбивается о стены коридора. Сладкой патокой затекает на дно сознания, вплетаясь в мысли. — лё… н… ый… Чонгук повторяет, произнося точь-в-точь, как и его временный сенсей. — Кыаай, — и Чон не понимает, совсем же ж не понимает, но почему-то понимает, ярко улыбаясь в ответ и пряча щёки красные в ладошках, что в перчатках синих спрятаны тоже. Понимает, что взгляд свой смущенный и яркий оторвать от глаз адски черных, что с космосом сравнивать и только, не в силах. Что пальцы пока ещё послушные обжигает лишь мысль одна о прикосновении к наверняка прохладной руке baisiwang. К волосам, что совсем и не волосы же, а будто струйки прозрачной ткани. Длинные такие и… милые? Чем-то похожи на защитный покров у вида fengtao с планеты Жы? Нет, совсем не такие, не такие…но потрогать всё равно хочется. И это внутри требует не сердце Чонгука, а простое любопытство! — Рука, — Чон смелый, Чон тыкает пальчиком на V ладонь, осознавая, что так нельзя, что этикет, что они друг друга знают сутки, а завтра улетать уже, но. — Помацццать руку Ви. Можно? — Потрогать? — baisiwang совсем эмоций не показывает, лишь своей ладонью огромной прикасается к груди тёплой Чона, зависая над человечком, и подобием носа каким-то образом случайным в макушку Чонгука утыкается, там и застревая. Слишком близко. Слишком интимно. Для обеих сторон этой позы странной. Рука на груди, внутри которой сердце на частички разрывается, и холодный «нос» где-то между прядок шоколадных. Чонгук же совсем не так хотел… Чонгук же один из. Ему бы готовиться к полёту, отдыхать в своей каюте, пытаясь даже связаться со штабом, на связь с которым ни намека, чтоб предупредить, что их группа на базе [yz: 70-56-32-08] из-за нехватки эрготоплива (странный просчёт в расчётах того же штаба). Им до очередной для исследования планеты нужной оставалось ещё немножко, а тут такое. Их командир, истинный duizhang, среди пустынной части Галактики целую базу их Межгалактического Союза, которая ещё и функционировала, посчитал настоящей удачей встретить. Им повезло. (повезло ли?) Чонгук же ещё юный, с опытом, да, но юный, что не забывает упоминать их лекарь. Она у них очень добрая и наивная, как и все yijia, но и V боялась так же, как и вся их исследовательская команда. Просила за обедом в столовой быстрее убираться. А их инженер, хладнокровный sujing с планеты /002088/, даже кивнул соглашаясь. Чонгука же все считали дитём, которое и Космоса не видело ещё толком, поэтому и пытались предупредить лишь жалким «baisiwang опасен, не лезь и близко, ясно? соберём быстро запасы и назад в путь, завтра же, ясно?». Чонгук, помните?, не глупый и не наивный, но сердце его вот такое вот глупое. Стучит под пальцами длинными и (не)привычно уже белыми без ногтей, как и у жителей планеты Кые. А щеки его, этого крохотного человека, предательски ярко горят от ощущения прохлады на макушке, что горитгоритгорит от того же смущения. Чонгука касается baisiwang. Трепетно касается, наслаждаясь че-ло-ве-ком. V существ живых не касался вечность, кажется, а Чонгука касаться, касаться и только касаться. Дарить своим прикосновением холод, дыша солёным потом и дрожью тела тёплого. Сладкого. baisiwang просто Чонгука касается ладонью к груди и подобием носа прячется в пушистых прядках, а Чон стекает лужей куда-то в космос, растворяясь звездой под V взглядом, что сплошная тьма. И ни одно предупреждение его команды в мыслях у Чонгука не всплывает, когда он щекой горячей и румяной к V ключицам, что спрятаны за стандартной чёрной униформой, прижимается охлаждаясь. В ушах лишь шум, вокруг талии чужие руки, что поддерживают в положении вертикальном, а тело ж мальчика не слушается от слова совсем. И Чонгуку совсем не жаль. V же — да. Очень.［do you hear me?］
— Хуже? — командир раздражен до предела, сжимает свои красные пальцы в попытке злость потушить, а получается только жалкое и отчаянное «и как нам теперь улететь?». Один из исследователей заболел. Тот вечно болтливый с планеты Чван, у которого живот адски болит от того момента, как в свою каюту зашёл отдохнуть после обеда. Лекарь с ним уже часа шесть сидит, анализы делает, щупает, изучает и из лаборатории, которой так любезно baisiwang поделился (Чонгук попросил), не вылезает. Беда. — Я не знать, — с акцентом ужасным произносит помощница лекаря, её нос голубым становится от страха и неловкости. — изучателю зле, очень зле, а анализы дивные, мы не знать, но знать пытаться. Барьер языковый и нелепое объяснение девчонки командира цокнуть языком разтроенным недовольно заставляют. В эпоху технологий высшего уровня до сих пор нужен живой переводчик рядом, а не гребанное [язык неопознан] или [слова: өөөҥ: в базе данных нет] в ухе приятным женским тембром. Командиру Чонгук нужен, а тот снова где-то с baisiwang зависает. И правда зависает. Уже день третий, если считать по межгалактическому времени, что Союз этот их использует. — Мишшшия? — они в блоке >řç<, где V большую часть времени обитает. Где только андроиды в спящем режиме. Где пусто и холодно так же, как и во всех других блоках базы, которая в пространстве космоса нагло расположилась когда-то. Ради «мишшии» важной (?). И пока командир их команды в медблоке гневно сверкает в сторону лекаря помощницы, нажимая уже раз сотый на вызов [Чон Чонгука], этот же Чон Чонгук удивлённо рассматривает волосы? Волосы baisiwang, что на ощупь мягкие и неожиданно тёплые. V же данные системы просматривает внутренним взором. Петляет скучающе между цифрами, ощущая Чонгука пальцы в «волосах». Наслаждаясь тем, как близко этот крохотный человечек к нему прижался, и дыша Чона вдохами и выдохами. Утопая в его взгляде, что такой яркий, такой необычный. Зелёный. — Мишшшия? — baisiwang склоняет голову вперёд (к Чонгуку) медленно, чтоб ближе, чтоб рядом, чтоб… чтоб. — У тебя… — тыкает переводчик пальцем куда-то в сторону V, не отрываясь взглядом любопытным от волос. Играется, будто и правда дитё, с прядками почти что прозрачными. Радуется. — задание? Здесь ты… из-за мишшии? baisiwang не моргает. Он никогда не моргает. У него и ресниц нет. Брови же со лбом цветом белым сливаются. Чонгуку интересно. Любопытно. Он любуется всем, что у его… у baisiwang есть. Любуется опасным и редким существом, что охраняет далёкую от центра Галактики базу, что наверняка вечность и немножко дольше один. Ради чего? Почему? — Миссия? — понимает. Лбом своим белым ко лбу Чонгука прижимается, отрывает мальчика ещё совсем зелёного от «волос» собственных. Смотрит в глаза, что сверкают эмоций водопадом, и подобием носа к щеке тёплой человечка своего прикасается. У ю т н о. — Миссия, — повторяет. Чонгук, помните?, мальчик любопытный, мальчик, что ищет и находит. baisiwang же был другим с самого начала. Не таким, как Чонгук. Не таким, как те несколько в их группе, что испуганно шептались между собой, как только видели V. Хищник во плоти, что глубже Чонгука запах, Вселенной аромат, вдыхает, наблюдая за тем, как Чона губы тёплые раскрываются на вдохе. Его к baisiwang тянет магнитом, сопротивляться даже мозг не желает, что уж там говорить о сердце дурацком. И когда длинный язык (прохладный) проскальзывает между Чонгука сладких губ, тот лишь и может, что провалиться во тьму глаз V, у которого все пять сердец в унисон громкогромкогромко в груди застучали. Мурчит, Чонгука рот вылизывая, слюной его тёплой насыщаясь, и… крепче к себе прижимает, чтоб стон наслаждения своего человека слышать. Чётче. Громче. Вечно.［do you hear me?］
— Пхао, Чөнгүк, — снова эта сладкая патока сквозь сон заползает в сознания крупицы знакомым голосом. Чонгук устал, Чонгук хочет спать, Чонгук целый день переводил какие-то данные для командира на несколько языков. Чонгук даже своего baisiwang не видел за целый день ни разу, потому что вокруг у всех постоянно появлялись для него какие-то задания и просьбы. Но это его работа. Как бы не хотелось спрятаться в объятьях V хоть на минутку, а Чонгук всё же в первую очередь межгалактический переводчик. Он понимал и то, что в скором времени им придётся улететь — исследователю становилось всё лучше и лучше. Лекарь лишь довольно улыбалась своими двумя ртами, потому что, к счастью, болью в животе оказалась просто обычная побочка аккомодации. Повезло. (ли?) — Пхао, Чөнгүк, пхао, — к его лбу что-то холодное нежно прикасается. Пальцы. Белые пальцы без ногтей. Те, к чьему холоду за эти пять дней Чонгук не просто привык, а… полюбил? — Ви…мхм, — шепчет во тьму своей каюты. Думает, что тот ему снится. Что настолько его проклятое любопытство любопытно, что… что? — Пхао, пхао, — но это не сон. V в красном комбинезоне — первое, что замечает Чон. На скулах белых что-то тёмное. Жидкость какая-то? А в глазах, где лишь космос беззвездный, искры. Искры, искры, искры. Так много, что аж дух захватывает. Чонгук не пугается, Чонгук не кричит глупое «что случилось? ты чего?» и «что-то не так?». И так ясно, что беда. Что что-то не так. Совсем не так. Совсем скверно. — Пхао, — просит. — Пхао? — Чонгук не понимает, растерянно моргает, пытаясь вспомнить значение слова. Но мозг ещё не включился. — Бег, — медленнее, почти касаясь своими губами губ Чонгука. — бежать. — Бежать? — Отсюда. — Отсюда? — сталкивается своим ярким взглядом с тьмой в глазах спокойного и одновременно какого-то не такого baisiwang. — Бежать отсюда? Но почему… Именно бежать? От чего бежать? — Спасти, — хватается ладонью своей огромной за Чонгука тёплую ладошку. С мольбой во взгляде просит: — Позволь спасти тебя, Чөнгүк. Чонгук, помните?, мальчик умный. Понимал, что на базе, где лишь отключённые андроиды и вечная пустота вместе с горьким послевкусием одиночества, не может быть просто и тем более безопасно. Что V здесь уж точно не украшением работает. Что убираться отсюда нужно было ещё в первый день. Чонгук, помните?, мальчик не глупый и не наивный. Понимает, что эрготопливо не было никаким просчетом, что связь со штабом им уже не возобновить, что болезнь исследователя никакая не аккомодация, что ни в коем случае нельзя к существу этому холодному доверительно прижиматься, что… что… что… V Чонгука целует. Глубоко язык свой прохладный и длинный привычно сплетает с Чона собратом, что меньше и теплее, успокаивая одним лишь поглаживанием Чонгука живота. — Нужно бежать, — отрывается от губ своего мальчика с тихим чмоком, облизывая уже свои губы белые языка кончиком. Понимая, что, возможно, в последний раз видит и касается своего человечка.［do you hear me?］
Тишина. Она не пугает, пугают сломанные андроиды по пути и кровь на стенах бесконечных белых коридоров. Пугает то, как крепко baisiwang Чонгука ладошку в своей сжимает. Как он быстро шагает, петляет и постоянно оборачивается, спрашивая одними лишь губами «как ты», потому что если надо — на руках понесёт. Но когда где-то впереди шум и чавканье громкое эхом от стен отбиваются, V быстрее молнии своего человека в одной из кают прячет сразу же, прося подождать. А сам в коридоре остаётся, как безумец последний. Чонгук и испугаться не успевает, как шипение и вой, что даже в каюте слышно, под звук костей сломанных его совсем не в ту сторону подталкивают. В сторону мыслей, что на базе один только хищник. Хищник, что возвращается к Чонгуку минут через двадцать, и крепко к себе прижимает, дыша своим человечком. И да, Чон п о н и м а е т, что база [yz: 70-56-32-08] место выращивания чего-то страшного, что их прямо в объятья смерти отправили, что кормом для существ этих и Чонгук должен был стать, что baisiwang, что baisiwang, что… П о н и м а е т. И когда садится в кресло спасательной капсулы, чувствует лишь, как руки дрожат, а в глотке комок горький. Нет, он не видел ни существ этих жутких, ни своей команды (трупов?). V его глазки зелёные защитил от визуальных кошмаров (кровь на стенах и звуки не в счёт). Но от этого ему совсем уж, поверьте, не лучше. Чонгук не кричит, не истерит, не рыдает даже. Просто сидит в кресле, в ступоре сидит, пока baisiwang капсулы управление на себя берёт, чтоб улететь подальше, чтоб Чонгука спасти и защитить. Улетают. Их космос глотает, тьмой накрывая и поглощая. V на автопилот капсулу ставит, потому что ощущает, что своему человеку нужен. Он Чонгука обнимает. К себе прижимает и просит ему в глаза посмотреть. А Чон лишь носом своим тёплым трется о грудь любимого baisiwang, чтоб следы слез спрятать от взгляда адски черного. Он V не боялся, не боится и бояться не будет, но тело от лишь одной мысли, что его на той базе съесть собирались (?), дрожит. — Почему, — даже не спрашивает. Голос не слушается, ещё и язык прикусывает, жалко мыча от боли. — Каждое, — указывает рукой на грудь, придерживая Чонгука за спину, поглаживая и успокаивая своего мальчика. Чон понимает — речь идёт о baisiwang сердцах. — Твоё, — шепчет прямо в губы. Вдыхая выдох своего человечка и к себе за шею мягко притягивая, чтоб поцелуем (привычно) успокоить. Снова и опять. Нужно. — Каждое… моё? — произносит вслух, чтоб неверяще пробормотать «ты меня…?», но жалко спотыкается о ничтожный запас известных ему слов языка baisiwang. — Я тебя…? — повторяет. Касается нежно подобием носа к тёплой шее Чонгука, наслаждаясь собственной слаб(д)остью. — Чувствуешь? — вспоминает что-то похожее к определению «любовь», но ощущает, что ошибся, когда слышит тихое: — Гаанджве? — и краснеет почему-то от этого незнакомого слова. Уже и не прячет свой снова яркий взгляд — Чонгук больше не дрожит, смотрит прямо в глаза, что сплошная тьма, и не думает ни о чем. — Сердце к сердцу, — объясняет жестами крохотный человечек, по обыкновению тыкая пальцем в грудь V. — Сердце к сердцу? — и сам себе кивает, заставляя Чонгука ухом к груди многотыкальной прижаться, чтоб сердец пяти биение услышать. И в макушку Чона шепчет сладкой патокой: — Твои. И Чонгук, что мальчик умный, мальчик не наивный и совсем не глупый, стирает со скул своего baisiwang чью-то кровь, шепча в губы белые кое-что сокровенное, кое-что, что «моё… моё тоже твоё». «слышишь?»［do you hear me?］