Где Габриэль?

      Габриэль нетерпеливо стоит у окна, уперевшись потными ладонями в подоконник и нервно постукивая длинными пальцами по холодной поверхности. Он не сводит немигающего взгляда с часовой башни, что стоит прямо напротив замка. Внимательно наблюдает за длинными узорчатыми стрелками. Одна короткая указывает на какой-то глупый значок, отдаленно напоминающий утку, другая длинная медленно переползала со странного иероглифа на изящную остроконечную звезду. Третья, тонкая, словно заяц быстро прыгала по циферблату. Ещё чуть-чуть и она догонит вторую и тогда…              Три… Два… Один… Башня неожиданно издаёт громкий скрипучий звук, под который Габриэль облегченно выдыхает и воодушевленно наконец отходит от окна. На его руках остались заметные тёмные вмятины, которые пропадут через пару минут, но первый клон всё равно уделяет этому внимания, словно это что-то настолько же важное, как то, чего он так долго и старательно ждал у окна.              Габриэль проводит большим пальцем по вмятине. Что было бы с людьми, если бы их кожа никогда не выпрямлялась обратно? Что если бы их тела никогда не регенерировали? Раны никогда не заживали? Кровь никогда не… Башня издаёт очередной противный звук. Да, точно, время пришло. Нельзя отвлекаться. Пора…              Первый клон сжимает кулаки, чтобы не видеть больше своих ладоней, и поднимает уверенный взгляд вверх. Пора…              «Мне пора».              В комнате темно и слегка прохладно. Она в точности повторяет комнату создателя. Железная кровать, абсолютно пустой рабочий стол с одиноким глобусом, две разноцветные, лишенные смысла картины, книжный шкаф, заполненный книгами без названий, и окно с видом на башню, чтобы всегда знать время. Хотя честно признаться, Габриэль никогда не умел определять время по стрелкам. Единственное, что он знал: когда большая стрелка достигнет вершины, а маленькая сравняется с горизонтом — придёт время. Время поговорить. С остальными. Первый клон скучал по их голосам. И признаться честно, давно собирался встретиться. Но что-то мешало. Останавливало. Но. Не в этот раз…              Габриэль очертил круг по комнате, пока что не решаясь выходить. Зеркало! Нужно зеркало! Он же не посмотрел, как выглядит! Вдруг он голый?              На стене за спиной рядом с кроватью как по какому-то заказу обнаруживается длинное овальное зеркало. Первый клон готов поклясться, что его здесь не было. Или всегда было, и он его просто никогда не замечал? Как тот глобус на столе. На нём просто зелёные и синие пятна. Габриэль не уверен, что это глобус, а не мячик. Но проверять сейчас нет времени.              В отражении зеркала ничего особенно. Удивительно, но первый клон забыл, что готовился к выходу заранее. Он в парадной одежде. Осторожно поправляет шапочку на голове, не специально задевая пальцами черно-белое перо. Чьё это перо? Здесь нет птиц. И никогда не было. Черно-белое прямо как у… Нет. Не время. Не сейчас.              Габриэль уверенно и с непривычной для себя энергией широко распахивает дверь спальни, попадая в другую комнату. Вторую. Наверное, у неё тоже есть название?              Широкий красный диван стоит напротив железного толстого телевизора. За диваном небольшое пространство со столом, холодильником, парой стульев и какими-то шкафами, наполненными бесполезным хламом, которым никто никогда не пользовался.              «Мне пора», — повторяет про себя Габриэль, проходя мимо дивана к входной двери. Он давно не выходил из дома, должно быть, другие клоны волнуются.              «Кому ты нужен».              Габриэль замирает у двери в паре сантиметров, тупо уставившись перед собой. Глупо наверное что-то спрашивать. Всегда было глупо. Но он все же спрашивает.              — Что, прости?              «Что слышал, — он звучит раздраженно. — Кому ты там нужен, чтобы они волновались о тебе?»              Габриэль растерянно моргает. Он не привык отвечать на вопросы. Но видимо Пик не пропустит, пока он не ответит? Настоящий Пик никогда не разговаривал с ним. Только этот. Он всегда такой злой, грубый и требовательный. В глубине души первый клон надеялся, что настоящий Пик не такой. В конце концов откуда ему знать, как ведёт себя настоящий Пик? Габриэль не помнит ни секунды, проведенной рядом с настоящим Пиком.              — Ну… — первый клон растерянно чешет затылок, шапка криво съезжает на лоб из-за этого. — Куромаку приходил недавно. Я видел его из окна. Думаю, он искал меня, потому что волновался?              «Или потому что он хотел бы расширить своё государство за счёт твоего?»              — Что за глупости? — Габриэль хмурится, всматриваясь в лицо Пика. — Не говори так!              Восьмой клон, преграждающий выход, выглядит не четко, но заметно, как меняется его лицо. Он скалится. Словно дикий зверь. В глазах начинает рябить, когда Пик делает резкий выброс вперед.              «Не смей указывать мне!»              Его лицо мелькает до ужаса быстро, Габриэль резко отпрыгивает назад, жалобно поскуливая. Почему вдруг стало так темно? И почему силуэт Пика настолько нечеткий, что заставляет бедного первого клона дрожать.              «М-да, умом ты никогда не отличался, — раздаётся где-то сзади. Другой голос. Скрежущий, связанный с болью. — Кто придумал, что ты номер один? Хотя… Первые горелые!»              Звонкий смех больно бьёт по ушам. Только Вару умеет так смеяться.              Потеряв из вида Пика, Габриэль, скривившись, смотрит на пятого клона. Он сидит на диване, закинув ногу на ногу. Он маленький, но кажется будто занимает собой весь диван. Он словно одна большая телевизионная помеха. Мелькает, издаёт страшные, пробирающие до мурашек звуки и смотрит своими жуткими зелеными очками прямо в душу.              — Это не правда!              Габриэль отходит от дивана, его начинает бить дрожь. Он перестаёт чувствовать собственное тело, только сплошное чувство жара, словно прямо сейчас он горит на костре.              Чьи-то сильные руки касаются его груди. Такие теплые и одновременно ужасно противные. Боковым зрением Габриэль замечает яркую вспышку где-то слева, отворачивает голову вправо, хватается за чужие запястья, пытаясь их сбросить.              «Сравни нас и увидишь, что несмотря на то, что мы похожи, всем до меня всегда было дело, а ты… Ты ни на что не годен».              — НЕТ, ЗАМОЛЧИ, ЗАМОЛЧИ!              Горячие пальцы больно впиваются в грудь, словно когтями разрывая одежду и оставляя на коже глубокие раны. Кровь течет по телу. Вязкая, пахучая. Мерзкая… Липкая… Одежда вся становится красной. Прямо в цвет того, кто сейчас это всё говорит…              “Никчемность — это твое настоящее лицо. Ты бесполезен, а от того и никому не нужен. Даже себе самому. Прячешься здесь, потому что боишься. Боишься признать это».              Слезы текут по щекам. В голове гудит. Ноги дрожат. Грудь разрывается от боли. Габриэль впивается пальцами в чужие запястья, он хочет возразить, но вместо слов изо рта льётся лишь горячая обжигающая язык словно кипяток кровь.              «Ты боишься, — Данте делает выразительную паузу, — что получишь подтверждение своей непроглядной ненужности от других, поэтому и не выходишь. Трусливая шавка».              Габриэль с воплем вырывается и падает на колени. Пола нет. Вместо пола кровь. Над головой тут же зажужжали голоса.              “Неадекватен на 100%!»              «Ещё и уродлив! Фу…»              «Ребята, хватит унижений! Давайте просто его прикончим? Зачем нам такой бесполезный кусок дерьма?!»              — ЗАТКНИТЕСЬ! ЗАМОЛЧИТЕ ВСЕ! — орёт первый клон словно не своим голосом, зажимая уши и упираясь лбом в кровавое месиво.              «Ты никогда не был полезен даже на 1%»              «Вот поэтому у тебя и девушки нет. Кому нужна пустышка?»              «Даже Вару лучше тебя, а я его к слову больше всех не люблю! Понимаешь, да?»              — ЗАВАЛИТЕ ЕБАЛЬНИКИ, — грубо выплевывает Габриэль и со всей силы ударяет кулаком правой руки по полу. Шум резко затихает. Комнату наполняет темнота. Первый клон тихо плачет, тихо жалеет себя, обнимая больные и худые бока. Как же гадко. Как же противно. От самого себя.              «Иди сюда, — раздается тихий голос, откуда-то спереди. — Иди ко мне».              Нежный голос. Хороший голос. Добрый голос.              Габриэль ползет по самому обычному полу на коленях. Не оборачиваясь к двери, где стоит глупый фиолетовый манекен с шаром для боулинга вместо головы. Не оборачиваясь к дивану, на котором валяется загнивший фикус в плаще. Не поднимая голову к потолку, где висит красный плюшевый медведь, подвешенный к люстре за шею поясом от белого халата. Он ползет к кухонному столу. Там на стуле сидит маленькая сшитая кукла с голубыми волосами. У неё нет одной пуговицы, что заменяет глаз. У неё порвана рука, откуда выглядывает белый синтепон. Она испачкана в каком-то жире, но она дружелюбно улыбается и зовёт к себе.              Габриэль не видит куклы. Он видит доброго светлого парня, который сидит на стуле, скромно сомкнув колени и спокойно положив на них свои нежные ладони. Четко видны лишь ноги в синих штанах и гладкие руки. Выше пояса силуэт размытый. Лишь ласковая улыбка видна на бледных губах.              Первый клон прижимается щекой к чужим коленям. Расслабляет плечи, когда чувствует, как чужая рука касается его макушки и осторожно, робко, словно боясь причинить боль, перебирает пальцами волосы.              — Они ведь не правы? — всхлипывая, задаёт вопрос Габриэль. — Я ведь не такой?              «Нет, конечно! Просто понимаешь… Они сами боятся. Боятся… Своих недостатков. Своих слабостей. Поэтому ковыряют чужие».              — Я опоздал. Опять, — разочарованно выдает первый клон, закрывая глаза, пытаясь сдержать очередные слёзы.              «Ничего страшного. Попробуешь ещё раз, когда стрелки сделают полный круг»              — Мне страшно. Я начинаю забывать. Тебя. Всех вас.              «Всё в порядке. Всё наладится. Однажды…»              Габриэль сидел, прислонившись лбом к стулу. Тихо плакал, не поднимая глаз на куклу. Возможно, однажды. Однажды он вырвется из этой клетки, которую сам и построил. Однажды, когда большая стрелка достигнет вершины, а маленькая сравняется с горизонтом, он вспомнит, где настоящий выход. Однажды…