Десять секунд: Последствия

— И ничего с ним не случится, — резюмировала Совунья, вымыв крылья после осмотра Лосяша в медпункте Шаролёта. — Немного отлежится, подышит воздухом и придёт в себя. Все его жизненные функции постепенно приходят в норму, крыло даю! Ну, чего ты так распереживался, Копатыч? А то и тебе придётся давление мерить... — Не надо, зашиби меня открытый космос, усё в порядке! — ответил Копатыч. — Я больше за него переживаю... — По вашим выкладкам, вы провели в открытом космосе меньше двух минут. Ты сам мне это рассказывал, — Совунья ещё раз взглянула на пищащие приборы. — Вы оба живы, чего ж ещё? Уши бы, конечно, тебе надрать за то, что раздолбал браслет скафандра. Нет, конечно, похвально, что ты спас Лосяша, но делать это без защиты — никуда не годится! — Обещаю, укуси меня пчела, что я пойду туда в следующий раз в скафандре. Пин уже чинит браслет. Ругается по-немецки, но работает. Обещал, что скоро будет готово, вот я и жду. — Ещё бы он не ругался! Оба хороши... Ладно, я пойду, и тебе тоже тут нечего торчать. Лосяш отсюда не сбежит — мы его хорошенечко приковали. Очнётся — свяжешься с ним. Так, слово за слово, медведь и сова покинули медпункт. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным писком приборов и относительно ровным дыханием Лосяша, который все ещё лежал без сознания, прикованный наручниками к кровати. * * * И всё-таки Копатыч сильно переживал за друга. Ведь Лосяш так старался помочь ему, Копатычу, преодолеть страх открытого космоса, что в своём усердии невольно пожертвовал собой. И теперь вот лежит в медпункте. А Копатыч теперь вынужден ждать пробуждения своего друга. Медведь прекрасно осознавал свою вину, хотя и понимал, что им обоим здорово повезло. Он расхаживал по каюте и бормотал: — А я ведь так и не понял, какова красота открытого космоса! Я должен сам её ощутить, и без всякого антифоба! От этих изобретений будущего только хлопоты одни... Раздался стук в двери. — Войдите! — отозвался медведь и нажал кнопку открывания дверей. Те послушно разверзлись. — Вот, возьми, и больше не теряйт и не ломайт, — протянул браслет Пин. — А я, natürlich*, пойду скафандр Лосяш чинить. Все стёкла повыбивайт, oh, mein Gott**! С откритим космос шутки плох, следует соблюдайт техника безопасности! — Данке шён***, — поблагодарил механика Копатыч, надевая себе браслет на лапу. — Да понял я уже, понял... Испытать-то уже можно? — Natürlich! — Режим скафандра! Осмотр показал, что ремонт Пина удался на славу. Связь с бортовым компьютером тоже работала отлично. — Sehr gut****, — одобрил пингвин. — Можно выходийт в откритий космос, ja toll*****! Теперь, под защитой скафандра, Копатыч ощущал себя в большей безопасности, чем раньше, когда его буквально вытащил из кровати Лосяш. «Только ради тебя, дорогой дружище, я вступаю снова в этот вакуум», — подумал медведь и покинул Шаролёт. На связи у Копатыча были бортовой компьютер и Пин — последний заверил, что сможет держать связь с ним независимо от починки скафандра Лосяша. Успокоенный этими обстоятельствами, Копатыч отправился в медленное плавание. Далеко от Шаролёта он улетать не собирался и обещал следить за уровнем кислорода. Оказалось, что парить в вакууме — очень приятно, и не так уж и страшно, вопреки опасениям. И медведь отдался нахлынувшему блаженству. Внезапно кайф Копатыча прервали чьи-то стоны, вздохи и небольшой шум. «Лосяш! Он наконец-то оклемался!» — промелькнула мысль в мозгу Копатыча. — Как, очнулси, полиглот? Как самочувствие? В ответ раздался возмущённый слабый голос Лосяша: — Почему... Почему я связан? Это... Это унизительно! — и тот звякнул наручниками, пытаясь освободиться. — Хэ-хэ-хэ, экскузи, синьоре!****** Щас вернусь, развяжу, только ещё маленько полетаю. Больно тут краси-и-иво... Эх, укуси меня, хэхэ, открытый космос! * * * «Как, я ещё дышу? Значит, я уже не в открытом космосе», — с этой мыслью Лосяш открыл глаза и застонал. Учёный услышал писк приборов и увидел сияние кафеля. Он продолжил размышлять: «Ага, значит, я в медпункте... Но почему-то я не могу покинуть кровать. Феноменально! Ого, я прикован... Ну, это несправедливо!». И яростно задёргал наручниками, пытаясь освободиться, сожалея, что не обладает знаниями Гарри Гудини. Сейчас — раз-два! — и был бы на свободе... Но тут вмешалась бортовая связь: — Как, очнулси, полиглот? Как самочувствие? Лосяш узнал голос Копатыча и попытался вложить всё своё возмущение в слабый голос: — Почему... Почему я связан? Это... Это унизительно! — и ещё раз звякнул наручниками в очередной попытке освободиться. — Хэ-хэ-хэ, экскузи, синьоре! — отозвался медведь. — Щас вернусь, развяжу, только ещё маленько полетаю. Больно тут краси-и-иво... Эх, укуси меня, хэхэ, открытый космос! «А когда я успел стать полиглотом?.. Ах, да!..» Память понемногу возвращалась к учёному. Лосяш постепенно припоминал всё, что было, начиная с выстрела из антифоба и до отключки скафандра в космосе. Оставалось только ждать, когда хотя кто-нибудь бы, да заглянул проведать учёного. Рассудив, что только терпение ему поможет, Лосяш в очередной раз горестно вздохнул и покорился судьбе. * * * Прошло не менее двадцати минут, прежде чем в медпункт вошли Совунья и Копатыч. Сова сразу же начала осмотр пациента, велев медведю подождать. Тот подчинился — он-то прекрасно знал, что с Совуньей, местным асом медицины, лучше не спорить. — А дальше что было?! Кажется, я что-то упустил, — сказал Лосяш, мужественно перетерпевший все медицинские манипуляции Совуньи. — Да всё было просто, — сказал Копатыч с браслетом на лапе. — Когда ты стукнулся о Шаролёт, я начал действовать. Страху-то было! Но мне страшнее было потерять тебя. Я всё сделал по твоей инструкции: выдохнул воздух, полетел на огнетушителе и забрал тебя с собой. Правда, потерял сознание перед самой шлюзовой дверью... — Но мы вас, к счастью, успели поймать и загрузить обратно, — покачала головой Совунья, расстёгивая наручники Лосяша. — Счастливчики вы оба. — Получается, правило десяти секунд работает! Феноменально! — восхищённо выдохнул тот. — Да уж. А этот ваш открытый космос и управду хорош, если в него в скафандре отправляться, — вставил медведь. — Я счастлив, друг мой космический, что Вы наконец-то это поняли! — Да уж, было с чем сравнить, — хохотнул Копатыч. — Опыт — лучший учитель, тут не поспоришь. — Конечно, ведь он объясняет доходчиво, даже лучше меня! — Зато берёт дорого, — отрезала Совунья. — Всё, вы свободны. А если присоединитесь к обеду, то будет совсем хорошо. Друзья переглянулись и рассмеялись. Ведь и правда, хороша ложка к обеду, тем более, после таких приключений. Космос космосом, а обед — по расписанию, особенно если его готовила Совунья.