Из Вестероса

Карлик мялся у её покоев уже битый час. Ходил туда-сюда по коридору, подбирая слова по удачнее, меняя их местами, перебирая их, как будто это могло сильно поменять смысл сказанного и её отношение к нему. Вдруг дверь распахнулась и на пороге комнаты показалась она. Высокая статная женщина с копной великолепных русых волн. - Заходи уже, не могу уже слушать твои шаги. – сказала она, игриво подняв одну бровь. Женщина пропустила его внутрь и захлопнула дверь. – Вина? - Не помешало бы. – кивнул Тирион, садясь на стул и тут же вскочив на ноги. Он прошел круг по комнате, пока возлюбленная наливала ему вино, а потом взял у нее кубок. На секунду её мягкие шёлковые пальцы коснулись его аляповатой загрубевшей руки и кожу Тириона будто обожгло. Мужчина разлил часть вина, но сел все-таки на стул, боясь разнести её покои своей неуклюжестью. - Что такое страшное ты хочешь мне сказать, что уже час ходишь под дверью, а теперь ещё и дергаешься как подстреленная утка? – усмехнулась женщина, опираясь об угол кровати. Тирион хотел было сначала отшутиться, а потом разом выпил вино. В глазах женщины он читал немой вопрос, но выпали быстрее, чем она успела его озвучить: - Я тебя люблю. Возлюбленная громко выдохнула. - Я думала хуже будет. – она громко рассмеялась. Тирион сидел как окаменевший. Как только женщина перестала смеяться, она посмотрела на Ланнистера и ответила. – Да, да, я тебя тоже люблю. Думала сто лет ждать придется, но ты меня порадовал. Она поставила кубок с вином и легко подошла к Тириону, прижалась к креслу вплотную и положила руки ему на плечи. - Ну, что, мой возлюбленный, чем займемся? – кокетливо поинтересовалась она. Тирион усмехнулся, пытаясь переварить сказанное. Сердце его, сначала пропустившее удар, теперь грозилось переломать ребра. - Знаешь в чем прелесть такого роста? – подражая её манере спросил он. - Нет, - улыбнулась женщина. - Удобно отлизывать великолепным высоким женщинам. – подмигнул Тирион. – А ты великолепная высокая женщина. Возлюбленная рассмеялась так чисто и искренне, что Тирион подумал, что любая сказанная им чушь будет стоить того, если она будет рада.