***
Москва следовал прямиком за Императором, пока Александр Павлович, что-то бормотал себе под нос, видимо пытался продумать возможный диалог и уже подготовить речь. Московский выглядывал Пьера и нашёл. Тот буквально развалился в каком-то кресле и поедая фрукты, смеялся над карликами. Московский вздоргнул. — Вынужден отлучиться, Александр Павлович! — он встал перед государем и поклонившись, тут же убежал. — Хорошо. Иди.. Московский аккуратно подошёл к Пьеру, так, что тот даже не заметил. — Bonjour, mon ami. — Ah, Moscou!.. — встрепенулся Пьер, чуть прикладывая руку к груди. Он тряхнул головой, убирая чёлку и губы его, растянулись в кошачьей улыбке. — Asseyez-vous! (Присаживайся!) — он ласково указал на кресло рядом. — Je suis trop heureux de votre venue, mais Saint-Pétersbourg n’était-elle pas censée venir? (Я чрезмерно рад твоему приезду, но разве не Санкт-Петербург должен был приехать?) — Merci, Pierre. Alexander Petrovich ne pouvait pas. (Спасибо, Пьер. Александр Петрович не смог.) — Oh, ça va! Je suis plus heureux de vous voir! (Ох, ну ничего страшного! Твоему приезду я рад больше!) — онзакусил губу, осматривая Московского. — Toujours excellent... Même après avoir été dépouillé du titre de «Capital»... (Даже после лишения титула «Столицы»...) — шептал француз. — Merci, Pierre. Et vous êtes toujours la même beauté-inacceptable.. (А ты всё такой же недопустимо-прекрасный..) Пьер же в ответ звонко рассмеялся. — Tu sais complimenter, Michael.. (Ты умеешь делать комплименты, Михаил.. ) Je suggère que nous poursuivions la conversation dans la tente. (Предлогаю продолжить разговор в палатке.) — Ai-je le choix? ( Разве у меня есть выбор?) — Bien sûr que non, Mishenka. (Конечно нет, Мишенька.) — горячие дыхание француза захватывало дыхание. Пьер отстранился и мило улыбнулся, вставая с кресла и спешно уходя в палатку. Москва прокашлявшись, поспешил за ним.***
— Oh, Misha, eh bien, ce n’est pas la première fois, peux-tu faire attention?! (Ай, Миша, ну не первый раз же, можно по аккуратней?!) — француз был повален на стол. Застежки на его мундире спешно растегивались. — Tais-toi, Pierre. (Замолчи, Пьер.) — быстро проговорил Москва, грубо целуя Париж, после язык Московского проник в рот Пьера, и под его стоны и щелканья застежек на мундире Михаила, язык бывшей русской столицы стал блуждать и вновь изучать рот француза. Он проходил по каждому зубу, нёбу и в конец концов, закружился с чужим языком. Мундиры полетели с хозяев. — Mish, eh bien, soyons doux, ou ne suis-je plus gentil avec toi? Ou avez-vous secrètement une liaison avec Saint-Pétersbourg là-bas? (Миш, ну давай по нежней, иль не мил я тебе больше? Или ты там в тайне от меня роман крутишь с Санкт-Петербургом?) — обиженно проговорил Париж. — Ne dites pas de bêtises. Si j’avais quelque chose avec quelqu’un. Alors je ne serais pas avec toi maintenant. (Не говори глупостей. Если бы у меня с кем-то, что-то было. То я бы сейчас не был с тобой.) — Михаил нежно провел по щеке партнёра. А после вновь впился в его губы, поцелуй выдался до жути страстным и мокрым. После Московский переместился на открытую шею, он оставлял укусы и мокрые поцелуи, пока Пьер всячески извивался под ним, прижимая ближе и шепча, что-то на ухо. Порванная французская рубашка полетела в другой конец палатки. — Misha! — Chut, Pierre! (Тише, Пьер!) — На это, Париж лишь фыркнул и разорвал рубашку Мишеля в ответ. Также фыркнув, Москва опустился к соску столицы Французской империи. — Oh!.. — вздохнул Пьер, а после что-то простонал, чувствуя как горячий язык ласкает сосок. Он запустил пальцы в Московские волосы, приэимая его ближе. Далее на пол отправились штаны, а после и понталоны. — Huile dans la table de chevet (Масло в тумбочке) — проговорил француз, указвая на стоящую рядом тумбу. Достав флакончик с маслом, Московский вернулся и налил содержимого на пальцы. В ту же секунду Париж, что-то прошипел почувствовав в себе длинный палец,что двигался туда-сюда. Потом и второй и третий... Когда француз был достаточно растянут, Миша со вздохом схватил Пьера за бедра и резко вошёл. — Ah, Moscou!..— простонал Париж, обвивая руки на шее Московского, прииягивая его к себе и заключая в поцелуй. Москва толкался так, как любил Пьер. Нежно, но со вкусом. Оба в унисон простонали в поцелуй, француз от наслаждения, а Мтша от приятной боли — Париж оставил новые цараптны на спине. Через пару толчков, оба почувствовали скорую разряду. А ещё через пару — кончили. — Je t’aime... —Je t’aime... Прошептали они в унисон.