<’”’>
Антону кажется невероятным и абсолютно восхитительным тот факт, насколько легко и правильно в его будни вписывается Арсений. Конечно, были и другие люди, с кем найти общий язык было быстро и просто, кто всего за короткий разговор становился кандидатом в друзья просто по наитию, но случай Арсения был другим. Особенным. И эта его особенность потрясала. Времени привыкнуть требуется больше, чем один или два приятных разговора, да и пытаться разгадать всю загадочность Арсения – сложно. Сложнее, конечно, принять, что разгадывать ничего и не надо, ведь это естественная часть мужчины, без которой тот был бы уже не собой. В один момент кажется, что всё понятно без слов, а сменяется буквально пара минут, и вот уже даже со всеми словами вселенной невозможно догадаться, о чём идёт речь, и кто вообще разговаривает с Антоном. Но даже слушая потоки несвязного или умопомрачительного бреда, Антону нравится слушать Арсения. Его голос, интонации, невероятное путешествие фантазии... Его голос потрясающий, не иначе. Сам Антон не считает себя супер классным собеседником, хоть и честно старается изо всех сил. — Нашёл что-нибудь сегодня? — спрашивает Арсений во время очередного звонка. — Тебе научным и правильным языком или по-человечески? — Второе, конечно. — Нихуя. Но Арсений смеётся своим низким невероятным смехом, от чего улыбка растягивает щёки на автомате. И кажется, будто даже самый бессмысленный разговор приобретает смысл, заключённый в этот смех. Антон не сразу признаётся себе в этом, но со временем приходится. — У тебя приятный голос, — мягко говорит Арсений, и Антон буквально физически чувствует своё удивление. — Знаешь, ещё с самого начала нашего знакомства об этом думаю. Очень приятный. — У тебя тоже... Сказать что-то в ответ на такое гораздо сложнее, чем обрисовывать мысли метафорами в своей голове. Позже у Антона получается чуть лучше, но всё равно недостаточно, чтобы быть удовлетворённым в правильности передачи своей мысли. Он не знает, почему это кажется таким важным, но это действительно важно. — Твой голос как саундхилинг. — Тогда я облечу тебя полностью. Антон, стоит только захотеть, может похвастаться, что покоряет планеты и использует сложнейшее оборудование для этого, но сам со временем подхватывает удивление Арсения по поводу приложения с переводчиком. Иногда он думает, что перевод может быть неправильным, но со временем учиться разбираться в арсеньевских каламбурах раньше, чем сомнения постигнут его. И смешно порой думать о том, что он может узнать историю какого-то камня под ногами с помощью множества опытов и тщательного изучения роботами, но чтобы узнать историю – гораздо интереснее истории камня – от человека, находящимся на непреодолимо огромном расстоянии от него, нужно всего лишь одно приложение на телефоне. Днём Антон расследует песок и камни, изучает воздух и ищет жизнь. Когда на его планету спускаются сумерки и он возвращается на базу, он расследует, изучает и ищет смысл Арсения. Для Арсения это не те же дни и ночи, что и для Антона. В свои дни он работает в театре и пишет на перерывах Антону; в свои ночи он пытается хоть немного выспаться, совмещая это с ответами Антону. Иногда отвечать не на что, потому что у Антона ещё не закончилось светлое время работы, но разница не такая большая, чтобы сильно напрягать их обоих. Всё же приложение находит среди пользователей тех, чьё время хоть немного совпадает, и для преодоления его разницы не нужно преодолевать пространственно временной континуум. Что, в свою очередь, уже совершенно не удивляет Антона, но совершенно озадачивает Арсения. — Не знаю, что удивляет меня больше: факт того, что мы болтаем во время того, как я пью утренний кофе перед работой, а ты чай перед сном, или факт того, что за хренову кучу расстояния где-то тоже есть кофе и чай. — Планеты с жизнью во многом похожи, Арс. Однажды на Земле это начнут принимать. Арсений вздыхает всегда на таких вещах, будто пытается постичь непостижимое. — Я бы хотел всё-таки выпить кофе вместе. — Мы можем сёрбать друг другу в микрофон. — Я про другое... Его вздохи на темах о расстоянии всегда особенно грустные. — Такое чувство, что мы из разных вселенных. — Да брось, всего лишь в разных галактиках, всё не так плохо. — Между нами сто космосов, а ты считаешь, что это не плохо? Может, я тебя обнял бы даже, будь мы в одном городе. Как тебе такое? — Я говорю тебе какие-то слова, а они доходят до тебя с задержкой в одну мысль, а между нами всё ещё эти сто космосов. При этом в соседней от меня галактике наверняка есть планета, куда мои слова доставлялись бы несколько лет. Как тебе такое? Нам всё ещё невероятно везёт с тем, как мы общаемся. — Но тебе разве не хочется... увидеться? Реально обняться, в конце концов? Я, конечно, ни на что не намекаю. — Я работаю исследователем много лет, Арс. Наверное, просто привык, что людей рядом нет, и нормально воспринимаю подобное общение. Мне не так уж и сложно довольствоваться твоим вниманием через телефон. — А я уже много лет обнимаю людей. И я всё ещё ни на что не намекаю, но... ты мог бы тоже сказать, что... ладно, неважно. — Что мог бы? — Ничего. Ты знал, что каждый день на Землю падает примерно двадцать семь тонн космической пыли? Я вот не знал. Сейчас узнал. — Ты сейчас загуглил рандомный факт, чтобы перевести тему? — Не-ет, с чего ты взял? Просто представь, что супер крошечная частичка твоей пыли могла тоже упасть на Землю, да ещё и прямиком в мою пыль? — Не думаю, что это возможно... — Но ты представь... Представлять что угодно они оба полюбили очень быстро. Космическая пыль, частью которой они являются. Магическое вмешательство чего-то неопознанного, позволяющее передавать не только зевки, но и чихания друг другу через телефоны. Школьный урок, в котором один учит другого как правильно надевать скафандр или как без смеха звать отдаляющегося человека, которого нет. Параллельные вселенные, в которые они могут случайно попасть, чтобы встретиться. Антон начинает чувствовать что-то новое, когда они вместе впервые представляют их первую встречу. Он позволяет себе признаться, что тоже хочет обнять Арсения. И чем больше времени – тем больше новых чувств. Разгадывать их оказывается даже сложнее, чем без умолку несущего бред Арсения. Сложнее, чем немые камни и сухой песок. Сложно.<’”’>
Порой Арсений кажется слишком грустным, порой слишком весёлым, абсолютно всегда – чуть-чуть безумным. Антон всегда сдерживается от тупой шутки-просьбы скинуть ему справку от психиатра, что с Арсением всё в порядке. Но он действительно не в шутку не уверен в том, что получит в ответ именно такую, поэтому предпочитает игнорировать это. Да и не то, что бы это было какой-то существенной проблемой. Для себя Антон решает просто поддерживать Арсения в бытие Арсением. В ответ он поддерживает Антона в бытие Антоном. В этом, возможно, тоже есть что-то особенное. — В детстве я тоже мечтал быть космонавтом. Ты бы знал, как мне нравилась тогда супер старая песня про Землю в иллюминаторе! Там было что-то ещё про зелёную траву и ледяную синеву. — Можно я пошучу, что это песня про наши глаза? — Ты уже это сделал, но ладно, шути. — Это же песня про наши глаза! — Ого, и правда! Они смеются с абсолютно тупой шутки уже раз в девяносто девятый за день, но вряд ли им это сможет надоесть даже за миллиардный. Арсений отсмеивается и продолжает рассказывать: — Думаю, очень многие хотели быть космонавтами в детстве. Когда я это понял, я решил хотеть стать дрессировщиком слонов, потому что никто в моём окружении не хотел им быть. А потом пошёл учиться на экономиста. Но стал актёром театра. Добиваться поставленных целей – явно не про меня. При этом я искренне считаю, что цели это важно. Или не при этом, а поэтому? — Зато выходит даже лучше, чем планировал, разве нет? — Быть актёром не лучше, чем космонавтом. Вряд ли я поеду с гастролями на какую-нибудь Альфа Центавру. Или тем более ещё дальше. Не то, что ты. — А что я? Я с гастролями тоже никуда не езжу. Арсений почему-то вздыхает и чуть медлит с ответом. — Ты делаешь великое дело, а я... — А ты и сам не менее великий. — Брось. Ты исследуешь мир. Это же так круто. — А ты делаешь его лучше. Ну, мой по крайней мере точно. — Это, конечно, звучит прикольно, но... Ты изучаешь мир, вносишь огромный вклад в науку, а я что? Прыгаю по сцене и фальшивлю на высоких нотах. Это так бестолково. — Ну... посмотри на это с другой стороны. — С какой ни посмотри – ты полезнее человечеству, чем я. Да-да, жизнь не заключается в пользе, но я всё равно беспокоюсь об этом. — И всё же подумай о том, что если к тебе на представление придёт человек, который, увидев тебя, вдохновится и передумает покончить жить самоубийством – ну, просто например, – то твоя жизнь и твои действия уже спасут целую другую жизнь. А искусство способно на это. Искусство может помочь. — А ты откроешь жизнь в принципе на какой-нибудь возможно умирающей планете, тем самым получив возможность спасти её тоже. И это глобальнее, это... — Это происходит не с каждым исследователем, Арс. Это происходит очень редко. И может быть, что я буду очередным лохом, который ничего не найдёт и отправиться домой ни с чем. А на мой перелёт сюда, на моё проживание здесь, на мои исследования и возвращение – тратится столько ресурсов, что я даже не уверен, потянет ли вся твоя страна. И это может быть весьма бесполезно, разве нет? — Моя страна довольно большая, наверняка может потянуть... — В этой стране есть как минимум один человек, не способный позволить себе проектор голограммы на телефон, чтобы отобразить меня рядом. И обновление телефона тоже не может себе позволить. То, что он греет тебе щёку вместо меня во время наших разговоров, звучит, конечно, романтично, но грустно. Да и ты недавно ещё жаловался, как в кафе тебе не хотелось тратиться на соус, который тебе нравится, а это вообще пиздец. — Разумная экономия... — Нет, Арс, это пиздец. Арсений посмеивается над этим, но даже не спорит. Антон надеется, что хоть немного, но смог донести до Арсения свою мысль о его важности. Но он не уверен. Поэтому, чтоб наверняка, добавляет довольно тихо: — Ты важен. Опять же, по крайней мере... мне. Делаешь мою жизнь лучше. — И я, получается, влияю на то, что однажды на неизвестной мне планете, на которой я и не побываю, что-то или кто-то найдётся? — Абсолютно точно. Можешь собой гордиться. — Спасибо. Может быть, Антон тоже может как-то повлиять на успешность какого-нибудь выступления? Кто знает. Было бы неплохо. И Антон понимает, что у него есть некоторого рода проблемы, когда во время рабочего дня рисует на песке сердечки, которые ему отправляет иногда Арсений, называя это фишкой Земли. Это выглядит очень глупо, но... мило. Точно проблемы.<’”’>
Проблемы, конечно, не только у Антона. Но вместе переживать одну и ту же проблему уже не кажется так сложно, поэтому всё почти нормально. Почти. — Не могу, конечно, не задаваться вопросом о том, что же нам делать. — А что делать? Холст открыт и любовь пишется. Всё происходит уже сейчас. Антону нравится эта фраза. Вселяет надежду. Ну или что-то на неё похожее, ведь неизвестно, на что вообще можно надеяться в их ситуации. — Так жаль, что мы так далеко и нет никакой возможности встретиться. — Это лучше, чем быть далеко, иметь возможность, но при этом не встретиться. Но в основном они оба вполне успешно делают вид, что надеяться можно. На многое. — У меня даже есть небольшой страх насчёт нашей предположительной встречи. — Что я тебе не понравлюсь? Или что ты мне не понравишься? Брось, Тох, это глупо. — Нет, наоборот. Я действительно опасаюсь, что если мы увидимся... я увижу тебя не через экран, я услышу твой голос не через динамик... если ты ещё и пахнешь вкусно... я же просто расщеплюсь на атомы. Буквально. — Хм... а если я вонючка? — Ты говоришь о душе буквально постоянно, мне кажется, что ты живёшь иногда в воде. — Может быть поэтому и моюсь? Ужасный запах тела, все дела, пытаюсь смыть хоть как-то? — Тогда, пожалуйста, пусть от тебя плохо пахнет, чтобы я смог пережить всю остальную твою охуенность. Арсу всегда нравится слышать любые комплименты в свою сторону, пусть и не совсем признаётся в этом, поэтому Антон старается не упускать возможности сказать что-то подобное. Арс, в свою очередь, всегда очаровательно хихикает на это, и ради этого стоит даже искать в интернете советы по пикапу. Ещё Арсу нравится размышлять об их встрече. Или встречах. Как будто это действительно... — Интересно, а что с нами было бы, будь у нас возможность встретиться с самого начала? — Не думаю, что что-то хорошее. — Почему? — Ну мы бы встретились такие два натурала, ещё не успевшие вляпаться друг в друга, пообщались бы на уровне «бек, мек, чебурек», неловко бы пожали друг другу руки на прощание максимум с якобы просьбой написать друг другу, как будем дома, чтобы прийти домой и никогда больше не написать. — Ты так думаешь? Может нас бы потянуло друг к другу с первой же встречи. — Может. Но зная себя – это было бы всё равно что-то про чебурек. И ничего бы не вышло. — Я бы тебе даже почти поверил. — В смысле? — Да брось, я же знаю, что если бы мир свёл нас, то уже не развёл. С учётом того, как мы общаемся всего лишь по телефону? В живую это было бы ещё круче. — Ну... может быть. Или я был бы уже слишком скучным для тебя, не будучи звёздным челом, так что ничего неизвестно. — О, точно! Так как ты звёздный человек, а я тоже та ещё звезда... — Ты предлагаешь мне изучить тебя? Я согласен. — Предлагаю изучить нашу синастрию. Когда у тебя день рождения? Антон смеётся, но он в принципе согласен на всё, если это с Арсом, поэтому он открывает поисковик, чтобы узнать, какой день и время на Земле были в момент, когда он родился на своей планете. — Ага, Овен. Неплохо. Люблю рогатых. Тебе надо кстати Марс прокачивать, он у тебя слабый. — Какой Марс, Арс? — Ну Марс, который... — Ты смотришь на планеты, которые влияют на Землю. У меня на другие надо планеты смотреть, сейчас я тебе скину ссылку. Овном я только был бы, но так у меня другое слово, вряд ли оно переведётся. — Погоди... ты учёный, и ты веришь в астрологию? Или она у вас иначе называется? Или она у вас... научная? — Мне просто очень скучно. Это совсем ненаучно, зато весело. По звёздам я должен был стать тоже звездой, прикинь? Но вместо этого я тот, кто я есть. Связан со звёздами. — Я тоже на самом деле по звёздам звезда. Правда, так и случилось в реальности. Ещё не особо яркая, но вполне себе звезда. Так что там у нас с тобой по синастрии? Я вообще этот сайт загрузить не могу, у Земли нет к нему доступа. Ну или как всегда заблокировали, я не знаю. — Оу. Ну. Если вкратце, тут пишут, что мы отлично дополняем друг друга, гармонично сходимся в разных мнениях, испытываем физическое притяжение... — Ты это сейчас сам придумал, зная, что я не смогу проверить? — Нет, тут так и написано! Видишь, мы предначертаны друг другу... Антон специально делает небольшую паузу, и следующее слово они с Арсом говорят одновременно: — Звёздами. И смеются. — Мне кстати реально понравилась твоя фраза про холст и любовь. Хочу её где-нибудь использовать. — Да, окей. Можешь написать историю о нас, в которой я это произнесу, а тебе снова это понравится. Чур я всё ещё буду звездой. — Не буду я писать историю о нас... — А о ком ещё? О каких-нибудь других мужиках из телевизора? — Я даже не смотрю телевизор, в космосе его нет. — Вот именно. Поэтому про нас. А ещё ты будешь одним персонажем задавать вопросы другому персонажу, которые хочешь, но боишься задать мне, и ждать, когда я догадаюсь, найду и отвечу на правильные. — Не будет такого. — Думаешь, не обо всех догадаюсь? Тогда буду отвечать вообще на всё! — Даже если я буду спрашивать о законах термодинамики, квантовых скачках и простейших арифметических выражениях? — Даже если спросишь, откуда у мышки шишки! — И что ты ответишь? — Пока ещё не знаю, но и ты ведь про это ещё не написал. — И не напишу. Не этого от меня в отчётах ждут. — Да куда ты денешься. И Антон даже почти действительно хочет написать что-то, возможно, и написал бы, если бы умел делать это красиво. Влияние Арса на него невозможно переоценить. Ему нравится крутить на своих руках браслеты из мелких камушков и прозрачных бусин, наполненных песком с планет, на которых он побывал, но, может... писать про Арсения ему бы понравилось тоже? Он легко представляет себя среди книжных полок, заставленных романами, на написание которых его бы вдохновлял этот человек. И пропускать не песок сквозь пальцы, а пахнущие новизной страницы с текстами о... Это нереально и глупо, но мечтать об этом красиво. Мечтать обо всём, связанном с Арсом, всегда красиво. Антону нравится это. — Насколько я тебе нравлюсь? — Ну... я был бы не против, если бы ты запер меня в своём подвале. — Что... почему у тебя вообще такие мысли? — Ну потому что я бы тебя запер. — Арс?.. — Я шучу. Наверное. Это звучит странно? — Немножко, да. — Тебе не нравится? Антону нравится вообще всё. Любые шутки, любые приколы, любой бред, любая зашученная до дыр правда. Даже если что-то дико и странно – нравится. Возможно, именно это и должно быть странным, но это уже совершенно неважно. Что бы ни сказал Арс. Какой бы звук ни произнёс. Абсолютно всё. Нравится. Ну, правда, любой бред Арса. Совсем любой. Даже... — С тобой мне нужно увеличивать дозировку моих таблеток для сердца. — Оу... прости? — Нет, это... должно было прозвучать романтично. Быстрее стучит, все дела. — Это не звучало романтично, пожалуйста, будь осторожнее. — И иногда я не знаю: это ты мне действительно так сильно нравишься, или это симптомы инфаркта? — Пожалуйста, перестань. — Когда я резко встаю, а в глазах звёзды, я ищу среди них ту, на которой ты. — Арс. — Ты меня так заводишь, что иногда я даже думаю, что у меня началась паническая атака. — Арсений. — Подожди, я ещё не сказал тебе, что я не всегда могу понять, трясутся у меня ноги от артроза или возбуждения из-за тебя. — Романтик хуев, у меня сердце кровью обливается, прекращай. — У меня тоже, ведь... — Арсений, блять. Иногда кажется, что советы по пикапу смотрит именно Арс, но специально переиначивает их на свой вкус. Этот свой безумный, невероятный вкус. — Ты сейчас у дома, да? Посмотри на звёзды. Где-то ближе к горизонту на северо-востоке есть одна звезда, с которой будет видно звезду, с которой можно увидеть другую звезду, с которой видно мою родную планету. Так что очень сильно косвенно, но... — Моя романтика про звёзды в глазах при вставании была романтичнее. — Нет, это всё ещё очень плохо, сходи уже к врачу. Не волноваться за Арса – невозможно. Он шутит про своё здоровье, явно искренне считая, что хорошая шутка лучше плохого врача. Срывает голос на репетициях, но продолжает громко смеяться при разговорах с Антоном, прогулку на планете которого плюс ко всему приравнивает к прогулке по своему городу. А Антон успевает прочитать что-то про Омск, и ему не нравится. Но повлиять на какой-либо выбор Арса? Нереально. Он безумен даже в безумии, в то же время умный, а сам Антон от него без ума. Хотя, возможно, это и громко сказано? Ведь с чего бы? Они всего лишь... общаются. Причём порой довольно тупо. — Ты дед. — Что за неуважение к старшим? Что ты себе позволяешь? Ты, ты... напомни, как тебя зовут? — Я Арсений, дедуль. — Не называй себя моим именем... — А то что? — А то я назову себя твоей фамилией. — Не скажу, что сильно против. А ещё ты очень быстро забыл, что ты возмущался по поводу того, что ты дед. Видишь, ещё и с памятью проблемы. Может, всё-таки к врачу пора? — Не. — Пидора отве. — Нечестно, это я тебя этому научил... Видишь, помню! — А пароль от почтового ящика помнишь? Или записываешь в блокнотике? — Помню. И никогда не забываю. Видишь, какой я не дед. А ты помнишь? — Даже если я забуду пароль от компа, он записан на листочке, лежащем в ящике моего рабочего стола. Возможно, в чём-то я дед побольше твоего. — Эм... ты уверен, что можешь об этом так легко рассказывать? И хранить пароль от секретных штук так... просто? — А что? Ты думаешь, какие-то грабители сейчас скрываются на пустынной планете, чтобы забраться в мой комп? Там даже нет твоих голых фоток, в этом нет смысла. — У тебя нигде нет моих голых фоток. — Вот в этом-то и проблема... Иногда они перекидываются фотографиями, причём Арс является абсолютным лидером в этом вопросе, способный делать фотографии с разными позами и локациями буквально каждый день. Антон сильно отстаёт, ведь локация у него буквально одна – его условный дом, база. Он себя успокаивает, что по крайней мере он отправляет фото ключиц и тазовых косточек, но в то же время максимально этого же смущается, ведь почти не получает подобного в ответ. Снова успокаивает себя мыслью о том, что Арс наверняка смущается больше. Но это не точно. Поэтому особо успокаиваться не получается. Но он пытается. Антону требует прождать ещё несколько месяцев, прежде чем получить целую фотосессию пресса, рук и обтянутого трусами члена Арса, после чего он смиряется с абсолютно любым ожиданием. Он действительно готов прождать чего угодно и сколько угодно, лишь бы Арс оставался и лишь бы никто никогда не покушался на его галерею. Нет, правда. Он готов ждать. Неизвестно чего, да. Но готов. Он так безнадёжно... поплыл. «Может ли он чувствовать хоть часть того, что чувствую я?» Предугадать действия, мысли и чувства Арса всё ещё не представляется возможным. Иногда он ведёт себя, как Арс, а иногда как полный... Арс. И как дед Арс. А порой и как абсолютный Арс. Пореже – как Арс. Антон забавляется с подобных мыслей, а особенно из-за того, что действительно понимает сам себя, когда думает о разновидностях Арсениев, внося в его имя каждый раз свой особенный смысл. И это даже кла