Человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен. М. Булгаков, "Мастер и Маргарита"
На улице третий день стояла неимоверная жара. Ни единого облачка на небе, ни малейшего ветерка и плюс тридцать пять в тени. Кондиционер, работающий на последнем издыхании, не спасал от слова «совсем». Григорий чувствовал, как рубашка противно прилипает к спине, а по вискам катится пот, и злился всё сильнее с каждой секундой. Он даже не мог толком сформулировать, что именно бесило больше всего. То ли аномальная погода, то ли проблемы на работе, — налоговая сношала его в мозг уже вторую неделю! — то ли неспешно идущая к нему Карина, любующаяся собственным отражением в каждой глянцевой поверхности и даже не думающая поторопиться. Нет, конечно, собственная невеста сама по себе его нисколько не раздражала! Выводило только её поведение, полностью поменявшееся после переезда к жениху. И куда только делась милая и заботливая Кариша?.. — Привет, милый, — мягко улыбнулась девушка, усаживаясь на пассажирском сидении и оглушительно хлопая дверцей. — И когда ты уже поменяешь эту рухлядь? В машине, как в парнике! Дышать нечем! Она демонстративно обмахнулась рукой и откинулась на спинку кресла, устало прикрыв глаза. Григорий не стал ничего отвечать, ограничившись коротким приветствием: — сам прекрасно знал, что автомобиль пора менять. Эту бэху третьей серии он взял с рук более десяти лет назад, и, конечно, она была уже откровенно устаревшей. Но он питал к ней особые чувства: первая и единственная машина, купленная не в кредит и не в долг, а полностью за свои заработанные деньги. И не какая-то там лада или москвич, а бэха!.. — Заедем куда-нибудь поужинать? — прервала его размышления Карина. — Давай поужинаем дома, — отмахнулся Григорий, мечтающий поскорее принять прохладный душ и растянуться на своём диване. — Ой, это же готовить надо, — недовольно скривила губы будущая жена. — Не хочется. — Я приготовлю, — холодно отрезал Григорий и, не сдержавшись, проворчал: — Хотя, знаешь, разнообразия ради, могла бы и постоять у плиты. Они жили вместе уже месяц, и за всё это время Карина не приготовила ничего. Ни разу. А, если хорошенько подумать, то и за время, пока они встречались, — а это без малого четыре года! Приличный срок, так-то! — она ни разу не приглашала Гришу к себе на ужин. Не то, чтоб он считал, что женщина прямо-таки обязана готовить… хотя да, именно так он и считал. — Я женщина, а не повариха, — парировала Карина, придирчиво разглядывая что-то в телефоне. — Ага. И не уборщица. И не прачка, — раздражение от всего и вся помимо воли начинало выплёскиваться наружу. — Именно, — девушка растянула губы в холодной улыбке. — Тебя что-то не устраивает? Григорий закатил глаза и отрицательно мотнул головой. Несмотря ни на что, он Карину любил и ссориться не хотел. Особенно вот так, на фоне бытовухи. Хотя претензий и накопился целый воз и маленькая тележка, он всё же считал, что лучше сдержаться и перетерпеть. Однако та уже закусила удила: — Или ты хочешь в жёны какую-нибудь клушу, которая будет сидеть дома, варить тебе борщи и убираться с утра до ночи? — Карина! Я разве когда-то этого просил?! — не сдержался Григорий. Хотя он и считал, что «место женщины — на кухне», всё же ни разу от Карины ничего подобного не требовал. Ворчал, временами, на её видение чистоты и порядка, но серьёзных претензий не выдвигал, надеялся, что постепенно «стерпится-слюбится». Что ей самой надоест стихийно образовавшийся срач на полке в ванной, что рано или поздно она соизволит помыть за собой тарелки и что когда-нибудь она даже проявит инициативу в протирании пыли. — Я всего лишь надеялся, что ты поможешь поддерживать в моей, уже нашей общей квартире, создаваемый мной порядок, вот и всё… Сама по себе уборка Григория не напрягала совершенно. Он жил один с шестнадцати лет, то есть большую часть своей жизни, и справлялся с ней самостоятельно на ура. Воспитывающая его бабка, — тот ещё фюрер в юбке! — с пелёнок приучила пацана к порядку и различным бытовым навыкам. В детстве он, как и все дети, всё это ненавидел, но, начав жить самостоятельно, испытал огромную благодарность за умение мыть полы, штопать носки и варить себе худо-бедно приличные обеды, похожие на еду. Но, Григорий считал, что, живя с кем-то, будет правильно домашние обязанности распределить поровну на всех проживающих. Ему было не принципиально, чтоб Карина начала убираться. Или стирать и гладить. Или чтоб она готовила ему первое, второе, третье и компот, вовсе нет. Он был готов засунуть себе в задницу все свои мужские шовинистические взгляды на роль женщины в быту, если бы она начала делать хоть что-то. — И потом, что такого плохого в том, чтоб жена сидела дома? Муж — хозяин, жена — домохозяйка... — Домохозяйка, вот ещё! У меня работа, встречи, фитнес, танцы, салоны, массаж… я не собираюсь сидеть дома, как какая-нибудь наседка, — Карина округлила глаза и капризно надула губы. — А для порядка в доме всегда можно вызвать клининг или нанять уборщицу, — она пожала плечами. — Да ни за что! — взорвался Григорий, с силой ударив по рулю. — Ещё чего не хватало! При живой-то жене!.. — Я тебе не жена ещё, — сквозь зубы проронила Карина. — Будешь вести себя, как мужлан невежественный, вовсе всё отменю. — Человек, любящий порядок — мужлан невежественный? — не веря своим ушам, переспросил Григорий. — Человек, который не хочет, чтоб в его доме убирались посторонние люди, тоже мужлан? — Человек, который считает, что женщина должна стирать, печь и рожать, определённо мужлан. Давай в ТЦ заедем, мне нужна новая кольцевая лампа. Григорий резко крутанул руль вправо, чтоб успеть свернуть на стоянку торгового центра, и с каким-то внутренним удовлетворением отметил, как сильно Карину мотануло на сиденье. Сзади ожидаемо забибикали, а из синей тойоты, которую он подрезал, поворачивая, показали фак. Гриша нервно жамкнул кнопку аварийки в знак благодарности. К этой минуте его раздражение из разрозненных смутных ощущений сформировалось весьма чётко и ясно. Это он сам себя бесил. Своей слабохарактерностью и не конфликтностью, своим вечным желанием перетерпеть, которое всегда выливалось в куда большие проблемы, чем грозили изначально, своей несдержанностью, если довели «до ручки». Вот как сейчас: кто был виноват в том, что он сделал предложение девушке, не разделяющей его взглядов? Кто, кроме него, был виноват, что не обговорил всё с Кариной на берегу, до того, как съехаться? Кто сейчас не сдержался и, вместо того, чтоб потушить вспыхнувшую было ссору, плеснул в это пекло бензина своими претензиями?.. — Пойдёшь со мной? — равнодушно поинтересовалась Карина, едва Григорий припарковался. — Нет, подожду здесь. — Тогда дай денег. Тысяч пять должно хватить. Григорий медленно вдохнул носом и выдохнул ртом, будто перед прыжком в воду, и досчитал про себя до трёх. А потом, для верности, ещё раз досчитал, но уже до десяти. — Я не хотел с тобой ссориться. Карина молчала, состроив предельно внимательное выражение лица. — Я тебя люблю. И хочу, чтоб ты стала моей женой. И я правда верю в то, что мы притрёмся и уживёмся, несмотря ни на что. — Я тоже тебя люблю, — как-то устало выдохнула Карина и печально улыбнулась. — Я пойду в магазин, пока он ещё работает. — Конечно, иди, — Григорий вытащил из бумажника пятитысячную купюру и протянул невесте. — Дома поговорим, да? — Поговорим, — милостиво кивнула она, перед тем, как изящно выпорхнуть из машины и в очередной раз садануть дверью так, что зашатался кузов. По парковке Карина вышагивала, словно по подиуму, аккуратно переставляя ножки и сексапильно виляя бёдрами. Уборщик, засмотревшись на неё, выронил из рук метлу, а мужик возле входа в ТЦ — не справился с управлением тележкой. Григорий понимал их обоих: любой бы был без ума от такой невесты. И что на него сегодня нашло? Подумаешь, не любит девушка уборку… Григорий достал из бардачка сигареты: — в конце концов, он не обещал, что бросит моментально! — и вышел из автомобиля, выпрямил ноги и спину, повращал головой, разминая шею. Несмотря на жару, на улице было чуть приятнее, чем в машине — хоть какое-то движение воздуха. Он прикурил сигарету и сразу же смачно затянулся. С непривычки голову повело, а перед глазами заплясали разноцветные мушки: — Григорий не курил всё то время, что жил вместе с Кариной. Отказ от сигарет давался относительно легко… до сегодняшнего дня. Немного отдышавшись и придя в себя, он погрузился в размышления. Вспоминал, что есть в его морозилке, раздумывал, что приготовить на примирительный ужин, репетировал про себя то, что скажет Карине, чтоб она перестала дуться. За всем этим он не сразу расслышал визг тормозов и скрежет металла, а когда расслышал, было уже слишком поздно. — Быть задавленным на парковке ТЦ — так тупо, — успел то ли подумать, то ли прошептать Григорий, перед тем, как отключиться.***
Всё просто адски болело. Нет, серьёзно, болело всё, вообще ВСЁ! Григорию казалось, что он чувствует, как у него ломит в каждой волосинке, как болит каждый ноготь, как ноет абсолютно каждая косточка и мышца в теле. Он никогда ещё так паршиво себя не чувствовал. Никогда в жизни. Даже, когда его трое парней избили, после чего он с сотрясением и переломами полтора месяца валялся в больнице. Но самым ужасным была даже не боль во всём теле, а какая-то смертельная усталость. Григорий чувствовал себя так, будто только что сдал тысячу годовых отчётов. Даже моргать не было сил. Да что там моргать? Просто открыть глаза казалось непосильной задачей. Между тем, рядом угадывалась какая-то движуха. Что-то пищало и шуршало, кто-то приглушённо что-то говорил, где-то вдалеке слышалось бряцанье металла об металл. А ещё Григорий отчётливо слышал запах сосен и моря. И, если сосны посреди Москвы он ещё мог представить, то с морем были определённые затруднения. Собственно, именно этот запах и заставил его пересилить себя и разлепить-таки веки. — Доктор, доктор! — зазвучало где-то рядом. — Он глаза открыл! Послышалось шуршание, бряцание и тяжёлое дыхание. Снова обдало каким-то резким запахом, Григорий не успел разобрать, что именно может так пахнуть, и, наконец, в поле его зрения нарисовался мужик в медицинском халате и шапочке. — Ну, здравствуйте, голубчик, — расплылся в улыбке мужик и бесцеремонно оттянул Гришино веко, светя в глаз фонариком. — Чудненько, зрачок реагирует… Доктор говорил что-то ещё, но Григорий не вслушивался. Даже просто приоткрыть глаза оказалось слишком энергозатратным действием, и теперь хотелось свернуться в клубок и спать двое, а ещё лучше трое суток. Тем более, что врач обращался явно не к своему пациенту, а к кому-то, кто стоял у того в изголовье. Мыслей, кто бы это мог быть, было ровно ноль целых, ноль десятых, поэтому Григорий решил выяснить это позже. — Прощайтесь, и пойдёмте со мной в кабинет, я расскажу подробнее обо всех процедурах, что вам предстоят, — закончил свою речь врач. — Хорошо, доктор, — ответил совершенно незнакомый мужской голос с лёгкой хрипотцой. — Идите, я догоню вас через минуту. Помещение вновь наполнилось звуками шагов и шуршания, а также морским ароматом. Григорий приложил ещё одно недюжинное усилие, чтоб приоткрыть глаза и посмотреть-таки на обладателя хрипотцы в голосе. — Я так чертовски за тебя испугался, — заявил обладатель голоса, наконец появляясь в поле зрения. — Привет, родной. Григорий несколько подвис от подобного обращения и во все глаза уставился на мужика. Тот выглядел так, будто сошёл с обложки журнала: ухоженные, как не у всех баб, тёмно-русые волосы, аккуратные, явно выщипанные брови, загибающиеся на кончиках длиннющие ресницы, — у Карины такие бывали только после ламинации или какой-то подобной женской процедуры, — абсолютно обалденные зелёные глаза и мягкая, располагающая улыбка. — Я так люблю тебя, — мягко сообщил улыбчивый мужик, наклонился и нежно чмокнул Гришу в висок. — Очень люблю. — Ага, — с трудом прохрипел Григорий, изрядно напрягая голосовые связки. — Я тебя тоже люблю. Он совершенно точно не знал и уж точно не любил этого мужика. Но что-то, какое-то внутреннее чутьё подсказывало, что лучше ему подыграть. Мало ли что…