Механический кардиолог

Машина — огромное механическое сердце Укрытия. Генератор, гоняющий воздух по всем ста сорока четырем подземным уровням. Приступ тахикардии означает мелькающий свет в каждой комнате, панику в Середине и Наверху, работу на износ Внизу. Машина — огромное механическое сердце. Джульетта Николс — его кардиолог. Она выныривает из внутренней камеры, насквозь пропитанная потом и грязью. Вытирает тыльной стороной ладони лоб, оставляя на нем черные разводы. Подает знак рукой — и все техники замирают. Джульетта Николс прикладывает пальцы к горячей металлической стене и закрывает глаза. Ее рука — медицинский стетоскоп. Тысяча один. Тысяча два. Тысяча три. В этом есть своя ирония, отдается эхом где-то в затылке. Джульетта так не хотела быть похожей на отца. Так, что оставалось только сбежать от него с сытых Средних уровней на изнуряющие Нижние. Влезть в самое пекло. И вот она – тоже врач. Только лечит не людей. Джульетта Николс лечит машину. Кто бы знал, что ей так пригодится привычка отсчитывать пульс? Тысяча семь. Тысяча восемь. Тысяча девять. Вибрация и постукивание. Неровное. Лучше, чем было, но не настолько, как хотелось бы. Джульетта ловит взгляд Нокса, сложившего руки на груди. Тот наблюдает со своего поста, напряженно ждет. Девушка отрицательно мотает головой. Может по губам считать, как Нокс с раздражением выплевывает: «Да блядь». — Будет хуже, — предупреждает Николс, когда взбирается на смотровой пост и вальяжно раскидывается в кресле, закинув ступню на свое колено. — Десятилетиями справляемся же как-то, — Нокс упирается ладонями в панель управления. Смотрит на датчики давления и температуры. — И сейчас справляемся. Вернее даже, ты справляешься, Джулс. — Поставлю койку прямо внутри, — огрызается Николс. — Чтобы справляться без перебоя. Сердце Укрытия откровенно устало. Джульетта злится, что грудную клетку нельзя вскрыть и прооперировать как надо. Ее девочка работает на грани. Нокс понимает, что машину придется останавливать. Еще Нокс понимает, что Наверху никогда на такое не согласятся. Будь это решение Джулс — она бы их даже не уведомляла. Поэтому Нокс и руководит отделом. Впрочем, Николс не возражает. До тех пор, пока не упирается в глухую стену идиотского управления, никогда не спускавшегося ниже двадцатого уровня. — Ее нужно останавливать, — упрямо повторяет она. — Слушай, Джулс, — Нокс тоже раздражается. — Хэнк говорит, что без вариантов, а он верхних знает, как облупленных. Сама, твою за ногу, иди уговори мэра на то, чтобы оставить Укрытие в темноте. Николс вздыхает, переплетает пальцы за головой. — Нам нужна хотя бы термоизоляция. — Снабжение говорит, что мы и так расходуем больше нормы. Уже приходится делать запросы в айти-отдел, а выпросить что-то у Холланда — сама понимаешь… — В жопу Холланда. Кретин сидит на своих запасах, как на золоте. — Ну не украсть же ее, Джулс. А может, и украсть, думает Николс. Это, конечно, все равно что ножевое затыкать пластырем, но все лучше, чем ничего. В конце концов, это ее долг. Долг механического кардиолога. Поддерживать пульс всеми силами. Никто не осудил бы врача, без спроса взявшего дефицитные шприцы, чтобы ввести пациенту антибиотик — когда в соседнем отделе такие же шприцы используют, чтобы нанести на процессоры термопасту. Джулс закрывает глаза и вслушивается в гул машины. Механическое сердце стучит громче ее собственного.