Глубина резкости

Коты ему не нравились. Повёрнутые деревянными боками, равнодушно взирающие на картину, они не шевелились. На их выцветших от солнца мордах плясали отсветы огня. Неровные языки пламени лизали деревяшки в камине, оставляя после своей неспешной трапезы чёрные угли. Утром они напоминали почерневшие обглоданные пожаром камни, которые Курапика помнил с детства. Подобрав ноги к груди, Курапика смотрел на огонь, погружаясь в себя. Воспоминания не хуже страхов утягивали с собой и топили, не давая вдохнуть. Избавляться от нахлынувших образов он не спешил. Не сейчас. Во всяком случае, сегодня можно позволить себе погрузиться в отчаяние и безысходность, которые он испытал. В этот день, несколько лет тому назад, он остался совсем один. Крики о помощи, треск ломающихся и обвалившихся брёвен, звуки противостояния... И запах гари, перемешанный с печёной плотью и подсыхающей кровью. Рядом с котами на полках неровными рядами стояли невысокие контейнеры, наполненные формалином. В них плавали алые глаза — отличительная особенность людей его клана. Его семьи, которой больше не было. Сегодня можно позволить утянуть себя их неслышному зову. Беззвучные голоса в видениях, немые мольбы, шепчущие бессвязные слова губы. Они отражались от луж крови, капель на траве, пропитанной болью земли. И много, много, очень много голосов, звавших его в снах. Курапика знал, что они говорят. Они называли его имя. Когда он просыпался в холодном поту, то слышал беззвучное эхо собственного имени. Оно кружилось, таяло, оседало на ушах невидимой вуалью, ограждая от окружающего мира. Голоса его проклинали. Сегодня можно расслабиться и смотреть их глазами, алеющими в запертых прозрачных клетках. Видеть охваченный пламенем родной дом, в котором он вырос. Как огромный дуб, — на него он любил залезать очень высоко, чтобы рассмотреть, что там, далеко-далеко, за горизонтом, — ломается и падает на дом, проламывая крышу и хороня под собой его жизнь. ...И бессильно стоять в жаре, волнами накатывающем на лицо, вдыхать горящий смрад и слышать страдания. Курапика думал тогда, что оказался в аду из-за совершённых им грехов. …Но проклятие родных оказалось суровее. — Уже за полночь, — раздался над ухом тихий шёпот. Курапика вздрогнул не столько от слов, сколько от реальных звуков и тени движения. Он заставил себя оторвать взгляд от слишком гипнотизирующего пламени и взглянуть вверх. Хисока стоял над ним, склонившись, смотрел в его лицо. Он фыркнул, потрепал по волосам и ушёл в тень другой комнаты. — Не загоняйся, начался новый день, — продолжил Хисока из тьмы. — Я и не... — Да-да, конечно. В такие моменты Курапика ненавидел Хисоку ещё больше. Хисока видел его слабости, знал о кошмарах и, что самое обидное, вызывавшее много благодарности — ненавязчиво, в своей излюбленной манере помогал, если это можно назвать помощью. — Как сегодня день прошёл? — Курапика развернулся спиной к огню, ограждённому решеткой. — Пусто, — Хисока налил воды в гранёный стакан из толстого стекла и залпом выпил. Скосил взгляд на ожидавшего Курапику, которого подобный ответ не устроил. — Но есть кое-что интересное. Он с удовольствием увидел более живой, не искусственный взгляд заинтересованности, пропитанный фальшью. Хисока не слишком любил линзы, которые носил Курапика — они мешали видеть настоящий цвет глаз разозлённого Курута. Курапика прятался за линзами, оставляя себя наедине с самим собой. Изредка, при незапланированных встречах, Хисоке удавалось насладиться алым огнём. Однако этого было мало, и Хисока старался наведываться чаще в не слишком подходящие моменты для Курапики, зная, что злит своими внезапными визитами. Сегодня был не его день. Живое искусство – алые глаза, созданные природой, — пряталось за мягкими силиконовыми кружочками, обрамляющими радужку и перекрывающие натуральный цвет. Курапика не мог знать о желании Хисоки смотреть в алые глаза, и каждый раз тот разочарованно вздыхал, понимая, что и в этот раз ничего не получится. — Что ты узнал? — Курапика подался вперед, буквально пожирая взглядом Хисоку. Хисока же не торопился отвечать. Он отставил стакан, прошёл к дивану и устроился на нём, закинув руки на спинку и расставив ноги. — Владелец последних глаз в этом городе. — Хисока растягивал слова, наблюдая из-под полуприкрытых век за подобравшимся и затаившим дыхание Курапикой. Он не обещал найти владельца последней пары, оно само собой получилось. Случайно. А такой информацией стоит делиться с этим солнечным мальчиком, с алыми, как у создания мрака, глазами. Хисока иной раз задумывался, не является ли Курапика вторым главой Геней Рёдана. Стоило вспомнить о ненависти, вспыхивавшей при одном упоминании убийц, как подобная мысль испарялась и казалась кощунственной по отношению к Курапике. — Где он? — Ты меня ждал? — задал интересующий вопрос Хисока. Природная расслабленность в его теле разлетелась мгновенно, стоило ему поднять голову. — Хисока, где он? — повторил свой вопрос Курапика. Тонкие пальцы левой руки сжали кочергу, лишь бы не выдать волнения. — Ответишь на мой вопрос? — Не ждал. — Врёшь, — на губах Хисоки расплылась улыбка, хищный взгляд раскосых подведённых глаз неотрывно следил за движениями Курапики. — Ладно, — Курапика помассировал ладонью переносицу. Врать Хисоке бесполезно – он любую ложь чувствует как свою. Курапика признался себе, что неосознанно начинал ждать Хисоку каждый вечер, забывая о том, что его визиты далеко не дружеские, а с точным расчётом получить желаемое. Ожидание охватывало его настолько сильно, что кошмары прорывались наружу. — Ты сам прекрасно знаешь, что ждал. Но позже. Утром. — Я пришёл раньше. Спасибо, что дождался. Курапика удержал порыв подскочить к Хисоке и ударить его за самодовольство, иной раз зашкаливающее. — Не благодари, я как раз вовремя успел, — продолжил Хисока. — Тебя никто не звал. — Я отменил твой собственный конец света, — ухмыльнулся Хисока. Он потёр ладонь о бедро, шелестя тканью штанов, перевернул и раскрыл кулак. В нём лежало что-то непонятное светлого оранжевого цвета. Опережая вопрос Курапики, Хисока довольно пояснил: — Печенька. Лично для тебя. Курапика сжал зубы, чтобы не сорваться и не ударить Хисоку. В третий раз он точно не сдержится и не будет себе препятствовать в своём порыве. — Довольно, — Курапика резко поднялся, развернулся и пошёл прочь. — Они тоже здесь, — сказал напоследок Хисока. Курапика обернулся в дверях и тут же словил брошенный ему предмет. То самое печенье, которое минутой раньше предлагал Хисока. — Хисока, ты... — Отблагодарить меня ты знаешь как. Ответить Курапика не успел. Печенье в ладони хрустнуло, осыпалось золотистой крошкой под ноги, теряясь в ворсе ковра. Курапика взглянул на обнажившийся жёсткий край ламинированной бумаги. Забыв о раздражающем факторе, он доломал печенье и развернул фотографию. От увиденного глаза расширились. — Это... — прошептал поражённо Курапика, вглядываясь в незнакомое лицо с одной отличительной и до боли знакомой чертой. — Владелец нехватающей детали твоей коллекции, — подтвердил догадки Хисока. Курапика не отреагировал, всецело поглощенный изображением человека. Голоса, кричавшие проклятия, усилились, позволив тьме поглотить окружающее пространство и затмить все окружающие звуки. С фотографии на Курапику смотрел незнакомец с алыми глазами.