Взаперти

Дэвид каждые две минуты нервно касается замочной скважины, резко одергивая ладонь каждый раз, когда чувствует, как к горлу подкатывает горечь. Потом он делает глубокий вдох, пытаясь привести себя в порядок. Напоследок проверяет нагрудный карман рубашки, где лежит ключ от запертой двери, что защищает его от внешнего мира. Потом он окончательно успокаивается, упирается спиной в холодную стену и смотрит ровно себе под ноги, пытаясь мысленно доказать самому себе, что все это просто ночной кошмар, что еще минута и он обязательно проснется. Шон стоит у окна, мельком оглядывает комнату, которая всего лишь час назад стала их последним убежищем. Чаще всего он смотрит вниз сквозь толстое и грязное стекло, иногда что-то бурчит себе под нос, отчего Дэвид в такие моменты натягивается как струна. А все потому что он боится услышать, что обезумевшие люди, не желающие так бездарно умирать, решили брать штурмом их последнюю надежду – здание, где они заперты. - Они ушли. На этой улице пусто. Кажется, мы в безопасности, - охрипшим голос известил Шон, последний раз мельком кинув взгляд на дорогу, где ровно тридцать минут назад было огромное количество озлобленных людей. Проведенный час взаперти не давал иного выхода, кроме как смириться, и Дэвид отходит от своего поста, поднимая уже равнодушный к ситуации взгляд на Шона. К нему вдруг приходит понимание того, что ничего изменить он уже не может. Он это понял еще тогда, когда по всему зданию разнеслась "тревога", и все люди, подскочив со своих рабочих мест, ринулись на выход. Потом противный голос из настенной колонки, что ранее объявил тревогу и срочную эвакуацию, известил, что врачи и ученые делают все возможное в поисках "лекарства". Люди выбежали, а снаружи их ждала чума и толпа уже зараженных психопатов. Дэвид даже думать не хотел, что из этого хуже. - Нам все равно конец. Зачем все это? – грудная клетка сжимала, словно тиски, его легкие, - Я тут подумал… - Заткнись. Мы справимся, - он говорит тихо, но на самом деле ему хочется кричать от злости, ему уже противны эти четыре стены,- Справимся. Дэвид щурит глаза, кривит губы в горькой усмешке, а его ладонь по привычке ложится на нагрудный карман, где лежит маленький ключ от двери в их маленький мир четырех спасительных стен. Они работают вместе. Ничего другого, кроме дежурных фраз, будничных приветствий, редких визитов с деловыми вопросами. Между ними лишь одна, очень большая разница – успех. И явно эта разница играет не в пользу Шона. Они друг другу никто. - Сколько мы здесь протянем? Нас либо найдут эти отморозки, которым жить уже осталось недолго, - он кидает секундный взгляд на толстое стекло окна, - либо мы тоже… больны. Дэвиду уже становится все равно. С каждым словом в его глазах теряется надежда, а дыхание, что было сбито первоначальной паникой, начинает выравниваться. И теперь он был похож на «центр человеческого безразличия». А Шон мириться не хотел. И Дэвид, заметив, как в глазах его собеседника постепенно начинает расти недовольство, откашлявшись, более тихо продолжает: - Как думаешь, мы остались одни? В здании? - Когда объявили эвакуацию, все ринулись к запасному выходу. Если и остался кто-то здесь, то он, наверное, не самый умный человек. Как и мы, собственно, - он отошел к стене, где столы с кучей бумаг были перевернуты. Во время эвакуации люди, в панике, побросали все и не заботились особо об аккуратности. Всего лишь неделю назад Шон разгребал эти самые вечные завалы бумаги. И эти горы белоснежных листов с мелким шрифтом, которые он так ненавидел, никогда не заканчивались. Он вставал рано утром и думал, что все худшее, что могло произойти в его жизни уже произошло, ведь он – никто иной, как абсолютное ничтожество в социуме. И не смотря на то, что в Шоне было под два метра роста, а стрелка напольных весов переваливала за отметку «девяносто», и никак он не выглядел беззащитным, на работе его не замечали, да и банально даже кофе пить не звали в обеденные перерывы. Он был «Призраком», как он сам себя называл - таких не замечают, таких не любят. - Не самый умный? То есть лучше умереть в лапах разъяренной толпы, либо от чумы? О да. Прекрасный вариант, прекрасный выход. Правда, намного лучше, чем от скуки в разгромленном кабинете. - Не лучше. Но ты слышал, как по всем станциям говорят одно и то же. Эпидемия. Чума. Практически неизлечимая. А вместе с тем и люди свихнулись, что им уже терять? У нас не было времени, чтобы обдумывать план действий. Дэвид про себя удивляется, как он вообще оказался в одной комнате с ним. Как в быстродвижущейся толпе они вдвоем одновременно влетели в «отдел кадров» и в миг закрыли за собой дверь. Почему они выбрали именно этот кабинет, и как так совпало, что у Дэвида был с собой нужный ключ. Все было слишком быстро. «Грех жаловаться», - подумал он. «Это не спасение», - подумал Шон. Дэвид отходит к другой стене, медленно садится на пол, скрещивая руки на груди. Он никогда не отличался особой физической силой, про таких, как он, говорят «среднестатистический». Но он выделялся, а коллектив любил, не смотря на вечные подколы со стороны этого "любимчика". Но как ему удавалось до сих пор не получить в лицо за очередную шутку и сохранять постоянную репутацию – было неизвестно. Да и Шону было все равно. - Мне нужен телефон, срочно, - Шон окидывает взглядом комнату, смотрит под перевернутые столы в поисках стационарного. - Звонить? Куда? Кому? Не говори, что собрался… - Домой. Моя дочь осталась дома, поэтому заткнись, будь добр, - и Дэвид послушно закрывает свой рот и наблюдает, как его собеседник переворачивает горы папок и бумаг в надежде найти хоть один рабочий. Дэвиду не понять его переживаний. Он один, и дом его пуст. Он сколько угодно готов бы был насмехаться над людьми, чья привязанность к другим переходила его рамки разумного, но сейчас не тот случай, и настроение совсем не располагает на длинные разговоры. К тому же, ему не хотелось оказаться выброшенным на улицу, когда Шону надоест это слушать. В конечном итоге, они в «относительной безопасности». И у них есть время, чтобы поразмыслить над следующими действиями. Или чтобы подвести итоги. Но Дэвид не хотел ни того, ни другого. Шон молча кладет трубку, когда ему начинают надоедать минутные длинные гудки. Он медленно опускает ладонь, приковав свой взгляд к черному стационарному телефону. - С ней все в порядке. В полном. Порядке, - он поворачивает голову в сторону Дэвида, словно пытаясь его убедить в правдивости успокоения. Тот молчит, недоуменно моргая, не рискует открыть рот и что-нибудь вымолвить, дабы не обрушить на себя ярость или панические нападки со стороны его собеседника. Шон садится обратно к стене, смотрит ровно перед собой и пытается освободить свою голову от тревожных мыслей. У него это даже начало получаться, когда он мысленно себя убедил, что из квартиры Лили выбираться не стала бы. Значит, она дома, под замком, значит, с ней в порядке. В полном порядке. В таком же порядке, как Дэвид и Шон. Они сидели в тишине и каждый из них старался забыть то, что происходит. Дэвид убеждал себя, что происходит это все не с ним. Постоянно прокручивал у себя в голове первые симптомы чумы и постоянно нервничал, когда чувствовал себя нехорошо. Но потом он повторял сам себе: «это нервы, это все стресс». Это срабатывало. Шон вспоминал, как вставал рано утром на ненавистную работу, днем разбирал ненавистные бумаги и все в его жизни выглядело как хаос. Он не хотел, но делал. Не мог уже удерживать недовольство своей жизнью в себе, но терпел, больно прикусывая себе язык, когда такие мысли приходили на ум. И сейчас он понимает, что подводить итоги он не может. Не над чем. Родился, работал и умер на своей ненавистной работе, как иронично будет это выглядеть. И что Лили, его единственная дочь, так и не успеет пожить. - Нам стоило бы поискать других. Мы не можем провести всю эпидемию взаперти, ты согласен? Шон первые пару секунд не реагирует, обдумывая сказанное. Потом вслушивается в тишину, царящую во всем здании, и это придавало ощущения того, что он и Дэвид – последние люди на Земле. - Поискать других? Допустим. И что потом? – казалось, что мысли двигаются слишком быстро, путаются, одна перебивает другую, и что голова вот-вот разорвется от такого наплыва размышлений. - А потом… Не знаю. Ничего потом. По крайне мере, это хоть какие-то действия. Шон не ответил, а Дэвид лишь нахмурил брови в ответ на молчание. Он не мог сидеть без действия, думая, что так смерть подкрадывается все ближе. И чем дольше они сидят вот так, каждый у своей стены, пытаясь обмануть себя в ирреальности происходящего, тем меньше им остается жить. И это тишина вызывала в нем злость на Шона. А тому было все равно, что чувствует Дэвид. - Послушай, это нужно сделать. Других вариантов нет и не будет. А так мы хотя бы… Дэвид внезапно замолчал. Его лицо приобрело какое-то удивленное и одновременно испуганное выражение. Он повернул голову в сторону двери, откуда, как ему показалось, он услышал шорох. Шон тоже это не проигнорировал. Он поднялся с пола, чуть подвинув при это носом ботинка стационарный телефон, что все это время лежал рядом с ним. - Все, что нужно, мы уже сделали, - напоследок бросил Шон, направляясь в сторону двери. Дэвид, поднявшись, в ответ протянул ему лишь ключ, что был все это время в нагрудном кармане рубашки. Собеседник принял ключ, с секунду вглядываясь себе в ладонь, решая, стоит открывать дверь или нет. Дэвид был уверен, что стоит, и его взгляд говорил об этом. Шон сомневался, что за дверью стоит кто-то дружелюбный, но шорох, все так же доносившийся за дверью то справа то спереди, не давал слишком много времени для размышлений. - Пока не откроешь, не узнаем. Это кто-то из наших, точно, - и Шон, поддавшись убеждениям Дэвида, повернул ключ в замочной скважине ровно два раза, и дверь, скрипнув, подалась вперед, в коридоры. Они замерли. Шорох за дверью тоже стих в одночасье, а деревянная дверь c противным скрипом медленно приоткрывалась.