Муза

Ино крошит лепёшку в воду, перегнувшись через перила мостика. Тихо смеётся, встряхивает тяжёлой копной волос. На заколке дрожит солнечный блик, ослепительно белый, будто раскалённый. Сая это отвлекает. А может, дело в ямочках на пояснице Ино – он не знает наверняка. – Не деритесь, жадины, всем хватит, – шутливо выговаривает Ино карпам, и в ответ слышится всплеск воды, тихий, ласкающий слух своими свежими нотками. Кисть двигается привычно мягко, уверенно и бесшумно, никакие эмоции не нарушают связь руки и мозга Сая, но сердце непривычно громко стучит: не отвлекает – удивляет. Тушь влажно блестит пару секунд и застывает матовой чернотой на плотной бумаге. Сушит кончики пальцев – эскиз он начинает во второй раз. Сай сидит на прогревшихся за день деревянных перилах, развернув на коленях один из свитков, но последние минут пятнадцать наблюдает за Ино, пришедшей кормить рыб. Она коротко поздоровалась с ним и встала у противоположных перил в достаточном отдалении, чтобы чужое присутствие не раздражало. Сай оценил. А когда солнце выглянуло из-за облаков, он неосознанно засмотрелся на пряди длинных волос в сияющем венце из бликов, на стекающий по коже, похожий на рапсовый мёд свет и холодноватые тени под коленками. Чистые краски, тёмное и светлое: золотистые мягкие цвета, густой и тревожный фиолетовый, звенящий голубой. Очень простая палитра для живописи, но если немного переборщить, получится грязно. Или плоско и скучно. Несколько чётких линий и плавных изгибов – и кажется, силуэт вот-вот оживёт без техник. Поменяет позу, обернётся. Раздумывая, как поступить дальше, Сай щиплет подбородок – ворс кисти, зажатой в пальцах, щекотно мажет по щеке, – и снова оглядывает изящную фигурку Ино. Мысленно скользит ладонью по широким бёдрам и тонкой талии, вдоль длинной, обманчиво хрупкой шее. Отмечает, как ложатся тени и меняется форма – и воображение подбрасывает разные картинки. Он не спешит рисовать коротенький топик и юбку; вместо этого представляет, как на светлой и чистой коже от чернил появляются детали куда интереснее одежды. Если добавить полосы вокруг бёдер и щиколоток, потом соединить их линиями… штрихами обозначить тугое плетение от запястий до локтей… ещё добавить линии на шее… и напоследок вывести жёсткий, перевитый узор между острых лопаток… Сай одёргивает руку с кистью, осознав, что испортил эскиз. Морщится: вышло слишком грубо и схематично. Но мысленно всё равно складывает печати, и линии оживают, превращаются в тугие и гибкие лианы, связывают Ино так, что руки стиснуты за спиной. Вокруг взлетает к небесам душный и сумрачный лес, на заросшей папоротником и мхами коре распускаются ядовитые цветы. Орхидеи-эпифиты, с глянцево-рыжими или пурпурными лепестками, их можно вплести в волосы Ино, подчеркнуть яркими агрессивными пятнами нежность лица и беззащитность позы. Голова немного запрокинута, пятки крепко прижаты к ягодицам. Скоро от жары и влажности отяделеет в груди, кожа на груди, животе и спине замерцает от пота. Слипнутся стрелки ресниц – нужна будет совсем тонкая кисточка, в несколько волосков, иначе легко всё испортить. Картина задышит красотой и чувственностью. А если заменить несколько узлов и связать Ино немного иначе, то долгая изнуряющая боль ей будет обеспечена. Ино оборачивается, смотрит на него пронзительно, остро, так, словно знает, о чём он думает. Она улыбается лукаво, и Сай сворачивает свиток как можно небрежнее, достаёт другой. – Ты рисуешь меня? – спрашивает Ино, заправляя за ухо короткую прядь, – Сай подмечает и запоминает движение, наклон головы. Полные и бледные губы Ино изогнуты в полуулыбке, и Сай невольно протягивает руку. По воздуху очерчивает их пальцами, ведёт по линии скул и бровей, округлого плеча и ключиц с глубокими ямками над ними. Ино делает шаг навстречу, и Сай думает: по-настоящему подчеркнуть красоту может лишь что-то жутковатое или опасное. Идея заменить лианы на мохнатых толстых гусениц или желтовато-зелёных куфий с треугольными мордами захватывает до горячего озноба, и он поздно осознает, что Ино приблизилась к нему вплотную. Нависла, заглядывая в свиток. От неё тонко пахнет цветами, почти незаметно, неприторно. Приятно. На листе – обнажённая фигура, и Саю впервые хочется прикрыть набросок рукой. – У меня здесь родинки, – Ино пальцем указывает на правую лопатку. – Большая, размером с божью коровку, и три поменьше, – подмигивает. Сай окунает кисть в чернильницу и ставит одну тёмную точку; для мелких родинок размер листа маловат. Поднимает глаза на Ино и замечает на воротнике, под волосами, зацепившегося жучка: редкого тёмно-зелёного цвета, в перламутровую крапинку. Такой непросто замешать и выписать. Сай молча протягивает руку, выпутывает насекомое, и Ино охает. – Извини, я испачкал тебя тушью. Под ухом у неё темнеет пятнышко размером с монету. – Здесь? – Ино кокетливо трогает себя, трёт, но лишь размазывает краску. Сай любуется – и лезет в сумку за платком, которым вытирал кисти. Неуверенно протягивает Ино чистой стороной, словно предлагает не кусок ткани, а часть себя. – О, спасибо, – она благодарно кивает, присаживается на корточки и просовывает руку за выгоревшие на солнце перила. Смачивает ткань в реке чистым краем и аккуратно протирает кожу, глядя на Сая снизу вверх. Солнечный блик теперь искрит не на пластмассе, а в глубине светлой радужки, похожей на озёрную гладь под чистым небом. Манит. – Может, хочешь нарисовать что-нибудь на мне? – вкрадчиво интересуется Ино. Улыбка выходит неловкой, совсем не той, что Сай привык демонстрировать окружающим, когда нужно выразить эмоции. Он чувствует это, как и дрожь в руках, и не может понять, в чём дело. Слова слетают с языка будто сами: – Хочу.