Она стала той женщиной

Мэри пристально разглядывала парня, пытаясь сообразить, как она к нему относится. Видит ли в нем человека. В голове без конца крутилось: «принц, принц» - как вуаль, отгораживающая от нее мыслящее существо, и делающая из него какой-то образ. Впрочем, он тоже этому способствовал. Вел себя, как… картинка, в основном. Он мог довольно долгое время простоять без движения, в этих своих сияющих доспехах, с точеным профилем красивого и бесстрастного лица. С этой своей сдержанной силой и отчаянной добротой и всепрощением. Мэриам оглядела зал, с усмешкой попытавшись посчитать, сколько прихожанок тут ради молитвы, а сколько – ради красавца, стоящего неподалеку от Владычицы. Девушка отвернулась, обратив свой взгляд на статую Андрасте. Быстро, как подруге и соратнице, мысленно рассказала последние новости. Не просила. Не молилась. Вера Мэриам в молитвы пошатнулась при Остагаре, и окончательно она перестала молиться после смерти брата. Но она продолжала верить в самого Создателя. Это было парадоксально, она сама себя не могла понять, но это было так. Девушка прервала свой поток мысленных обращений: «Ничего не кончится добром. И я все равно должна идти вперед. Мне нужны силы. И я их где-нибудь найду. Смотри на меня, Андрасте. Смотри на всех нас. Им ты нужна даже больше, чем мне». Андерс с каждым днем казался все более измученным. Мэри просто не знала, чем ему можно помочь. Она старалась, но понимала, что того единственного, что ему действительно нужно, она просто не может дать. Она не могла пойти в Казематы и перерезать всех храмовников. Она не могла снять замки и выпустить всех магов. Она не могла даже начать громко кричать о том, что хочет и требует этого. Потому что не хотела. Потому, что дорожила жизнями нескольких людей, что идут за ней. И Андерса в том числе. Он был смелым. Он был таким смелым, что решительно и упорно работал ради своей цели, каким-то образом умудряясь оставаться добрым и милосердным. Он не забывал облегчать страдания и лечить болезни, потому что он мог это делать. Создатель дал ему силу, и он использовал ее. Он мог убивать, но мог и лечить. И он делал это, уставая больше, чем многие люди, которых она знала. Мэри приблизилась к нему со спины, кашлянув, чтобы он не подпрыгнул от неожиданности. Ну и не пришиб ее с перепугу. Парень обернулся, с улыбкой поприветствовав ее. Усталой, замученной и доброй улыбкой. Мэри поставила на стол корзинку: - Мама категорически настаивает на этих гостинцах. И если я лично не прослежу, чтобы треть досталась лично тебе – она меня убьет. Андерс без разговоров вгрызся в пирожок. Лиандра не совсем одобряла его, сказав как-то дочери: - Он обаятелен настолько, что легко может спрятать за красивыми глазами и улыбкой любое зло. Я не говорю, что он злой, дочка. Он помогает нашим беженцам, и я сделаю все, чтобы поддержать его. Все, что мы обе можем сделать. Но посмотри ему в глаза. Он слишком… обаятельный. Он прячет от всего мира не только какую-то боль. Он прячет что-то еще. Будь с ним осторожна. Но она действительно продолжала поддерживать его и всех, кто жил с ним бок о бок. А уж когда поняла, что Андерс, не знавший ни матери, ни домашнего уюта и тепла, без ума от ее пирожков и гостинцев – ее сердце почти растаяло. И Мэриам таскала эту еду через город. Девушка со смешком бросила: - Еще немного стараний от мамы, и ты обзаведешься пузиком. Андерс промычал что-то возражающее с набитым ртом. Его глаза весело и хитро щурились, а сам он протянул руку и схватил ее за бок, намекая на наличие жирка. Девушка возмущенно шлепнула его по ладони. Мэриам была последней в очереди. Женщина, зашедшая к Владычице почти час назад, видимо действительно имела большое горе. Мэри испытывала легкое раздражение, но решила упрямо дождаться своего благословения. Тихие шаги раздались за спиной. Принц обходил алтарь, осторожно приводя все в порядок после службы. Работа, которой вообще-то занимались младшие послушники. Мэри наблюдала за ним, все еще не видя в нем человека, и досадуя на себя за это. Ну ведь не картинка он! Не образ из девичьих сказок! Она сама видела, как он вполне по-человечески злился, нанимая убийц, чтобы отомстить. Жестоко, хладнокровно, равнодушно… как мог бы сделать принц. Дать золота и тихо велеть: «Иди и убей». Девушка очнулась, когда поняла, что так пристально разглядывала его, что он обратил на нее внимание и приблизился, глядя немного удивленно и вопросительно. Он чуть склонил голову, приятно проговорив: - Мэриам Хоук? Вы помогли мне год назад, верно? - Да. Здравствуйте. – Мэриам поглядела ему в глаза, вдруг почувствовав себя лучше. Она всегда испытывала беспокойство и досаду, когда он был где-то неподалеку. Но сейчас ей стало лучше. Его глаза были живыми, настоящими. Не как с картинки из книжки – принц в сияющих доспехах церкви – живой человек. Его глаза тоже были красивыми, как и все в нем, но были настоящими и искренними. Добрыми. Она откашлялась, проговорив, чтобы заполнить неловкую паузу: - Вы нашли заказчиков? Приняли решение о судьбе Старкхевена? Он поморщился, пристально посмотрев на нее: - Нашел заказчиков, да. Вы… вы вовремя попались мне. Помня, что вы уже сделали для меня, возможно, вы захотите помочь мне еще раз? - Захочу. - Так просто? Не зная, о чем я могу попросить? - Вы брат церкви. Я должна помочь, если ко мне обращаются такие люди. Он глянул исподлобья. Мэри показалось, что он рассердился, но не могла сказать с уверенностью – ничто в его лице не поменялось. Принц тихо ответил: - Я буду просить не как брат церкви. Это личное. - А просто Себастьян Вэль чем-то отличается от Себастьяна Вэля – брата церкви? Он моргнул, задумавшись над ответом. Потом медленно произнес: - Не сильно. Но отличие все же есть. Я так думаю. - Что один, что второй – честный и достойный человек. Я помогу. Он перестал возвышаться над ней, присев рядом: - Вы очень терпеливая женщина, Мэриам. - Я молодая и не благородная женщина. Обращайтесь ко мне на ты. Он хмыкнул, вдруг став еще красивее оттого, что в его чудесных глазах промелькнула ироничная искорка: - Я тоже не очень стар. Андерс непонимающе смотрел на нее, даже как-то грубовато сказав: - Я не понимаю. Это то же рабство, которое так возмущает тебя, когда ты о нем слышишь. То же самое. Уверен, это будет первое, в чем мы с тем же Фэнрисом согласимся. Как ты этого не видишь? Мэри устало потерла лицо ладонями: - Это нужно мне, Андерс. Лично мне. Как я могу тебе объяснить причины моей веры? Причины того, что я делала? Во что верила всю жизнь? Почему я должна отказаться от этого? Ради тебя? - Я не прошу ни от чего отказываться. Я не говорю, что Создателя нет. Я говорю только о церкви, и… Она взяла его за руку, мягко развернув в сторону Себастьяна, чья фигура почти сливалась с сумерками. Неподвижная и прямая, красивая. Как статуи, застывшие у ворот и охраняющие город. Он по-прежнему вел себя так, будто сошел со страницы сказок. Мэриам тихо спросила: - Он настоящий? Маг огрызнулся, правда, чуть смягчившимся тоном: - Я часто в этом сомневаюсь. - У него есть положенное жалование от церкви. Ты знал об этом? Он отдает его. Он уходит из храма последним, до конца принимая просителей и выслушивая их. - Я тоже горазд молоть языком, причем делаю это веселее. - Андерс, ты для меня… ты причина моей смелости. Моего упрямства. Как Фэнрис – причина моей силы. Как Изабелла и Варрик – причина моего смеха и терпения. Как мама – причина моей работы. Он – причина, по которой я у вас всех есть. Без каждого из вас – я не я. Я была до Остагара. Я была до Лотеринга и до Глубинных троп. Потом все, все, что было во мне – закончилось. Осталось только то, ради чего я живу. Это вы все. Каждый из вас. Я могу быть какой угодно, но я никогда в жизни, ни за что не предам ни одного из вас. Потому что иначе я стану просто собой - той, кто убила брата и сестру. Я стану той, которая предала свой полк, положила пятьдесят жизней, убила будущего мужа, брата, а потом и сестру. Я стану той, кого ненавидит мать. Я не хочу быть такой. Сейчас я та, кто может что-то… делать. А он, иногда, очень редко, но единственный из вас всех, иногда… иногда заставляет посмотреть в лицо той, которая убийца. Смотрит вместе со мной в лицо женщины, которая положила всю семью и тех, кто мне верил. И тогда, в эти моменты, когда я готова завыть и сброситься в море или просто напороться на чей-нибудь клинок, я слышу его тихий голос, который молится за меня. Я не молюсь – ты знал об этом? А он молится за меня. И иногда мне кажется, что он не испытывает отвращения к той, другой. Он ее понимает. Знаешь, почему он тебе не нравится? Он и тебя понимает. И ты это чувствуешь. Неприятно, да? Андерс не ответил. Может быть, он думал, что она несет чушь. Может быть, он думал, что она несет чушь, и что она влюбилась. Может он просто не хотел ее обидеть ответом. А может последними словами она обидела его. А может… Но он пристальным, и совсем недобрым взглядом сверлил спину Себастьяна, осторожно высвободив свою руку из ладони Хоук. Себастьян был в непривычном месте. Обычно его можно было найти в верхнем зале, неподалеку от алтаря, готового откликнуться на зов Владычицы. Но сейчас он был в одном из боковых молельных залов, в самом отдаленном и темном. Это было любимое место Мэри, и именно там он и сидел. На ее месте. Он чем-то напоминал мальчишку, и вообще выглядел не так, как всегда. Без доспеха и церковного облачения, в одной рубашке и камзоле, в обычных штанах и мягких сапогах. Он сидел ссутулившись, зажав сцепленные замком ладони между колен и бездумно, хмуро глядя перед собой. Мэри не стала ничего говорить, просто присев рядом. Он сам заговорил: - Кем я должен быть? - Это философия, или ты спрашиваешь у меня? Он сипло и тихо рассмеялся, ответив: - Я спрашиваю у тебя. Девушка удивленно повернулась к нему: - Серьезно? - Ты забыла себя ради нас. Это самоотверженность, которая помогает видеть не только достоинства любимых, но и их недостатки. Кем я должен быть? Скажи мне. Принцем, в котором нуждается народ, который я бросил? Или братом церкви, который говорит с прихожанами? Я должен твердой рукой распределять налоги и набирать армию, чтобы вести на смерть, или дарить надежду, поддерживая тот свет, что еще остается в душе. Кем? - Я… я не знаю, я… - Ты ведешь нас за собой, и я буду верно служить тебе так же, как я служу Владычице. Но мне нужен ответ. Не сейчас. Но когда-нибудь я снова спрошу тебя. Он поглядел ей в глаза, так пронзительно, с такой… надеждой и уверенностью. Он был человеком. Она уже давно привыкла к его человечности, доброте и твердому, непреклонному и спокойному в своей вере характеру. Она привыкла, но все же видела в нем то самое сказочное, ненастоящее существо. Всегда. Но не сейчас. Сейчас он был настолько… из плоти и крови, настолько красивым, насколько и настоящим. Сейчас он был более живым человеком, чем когда-либо раньше. Мэри просто не успела себя остановить: - Есть только одно, чего я действительно хочу от тебя. Всегда хотела, и… Он резко обернулся к ней, глядя ошеломленно и так… настойчиво пристально. С таким острым пониманием того, что она имела в виду, словно ее слова мгновенно и почти болезненно отразили все его мысли и чувства. Мэриам даже отшатнулась немного от жестокого осознания того, чему именно она позволила вырваться из-за их сдержанных, проклятых благочестивых масок. Себастьян отвернулся, резко втянув носом воздух и стиснув зубы. Его ладони сжались в кулаки, а плечи напряглись. Он ответил самым грубым тоном, который она когда-либо слышала от него. Сдержанным и ровным, но она знала его достаточно, чтобы понять значение интонации: - Я прошу тебя не думать, что я не подвержен соблазнам. Пожалуйста… уйди. Мне нужно будет помолиться. – Он подумал немного и добавил с грустным смешком, - долго, долго молиться. Мэриам чертовски рассердилась. И на него, и на себя, и на те события, которые были в их жизни, сделали их теми, кто они есть, и свели друг с другом уже таких… ущербных. Неправильных, запутавшихся и не имеющих возможности что-либо изменить. Ни один из них не мог предать свои клятвы и обещания. Ни один. Если бы они это сделали, они… просто перестали бы существовать. Она очень-очень сильно злилась. Почти до слез. И именно поэтому она, прежде чем окончательно уйти, наклонилась над его плечом и тихо, умиротворенным и добрым тоном прошептала на ухо: - Ты очень добрый, надежный и чистый человек. Церковь нуждается в тебе больше, чем министры и офицеры Старкхевена. Здесь ты именно тот, кем тебе только остается быть. Здесь ты – это ты, а не кто-либо другой. Се-ба-стьян – мужчина, брат и пастырь. Не картина на стене. Человек. Она даже увидела, как по его коже пробежались мурашки, как его передернуло, словно от щекотки или возбуждения. Она чувствовала губами тепло его тела – так близко приблизила лицо. Она даже видела едва пробивающиеся после бритья волоски на щеке, где через несколько часов появится щетина, так близко была. Она видела, как он зажмурился и задержал дыхание. Она очень тихо ушла. Фэнрис еще раз провел оселком по лезвию, все так же слушая ее молча. Мэри взмолилась: - Ответь хоть что-то. Я доверяю тебе больше, чем всем остальным. Даже больше, чем Себастьяну. Я не верю, что ты хочешь убивать магов просто за то, что они маги. Фэнрис чуть скривил губы, в непередаваемом выражении, которое у него шло за улыбку: - Я вообще не хочу убивать. - Я знаю. - Ты знаешь, что я думаю. Но ты так не сделаешь. - Он не раб. Я люблю его. Я не предам его. И я постараюсь сделать все, чтобы… облегчить ему жизнь, помочь, я не знаю… - И загонишь его в могилу. Или в тюрьму. Или сама умрешь за него. Вот, что я думаю. И еще… когда это случится, когда он выйдет из-под контроля, и я увижу, что ты готова принести себя в жертву одержимому – я убью его. Я велю Себастьяну держать тебя, а сам – убью твоего драгоценного мага. Мэрии замотала головой, вцепившись в волосы: - Нет-нет-нет… до этого не дойдет. Этого не случится. Он знает, что может опереться на меня. Он знает, что у него есть я, и мы все… - Вот именно, Мэри. Именно так. Он знает. Фэнрис страшно выглядел. Его лицо перекосилось от злобы и внутренней ярости. Кажется, именно в этот вечер, видя, как Мэри мучается, глядя на теряющего себя с каждым днем Андерса, он возненавидел отступника окончательно. Себастьян не приближался к ней. Он не подходил к ней в церкви, он держался от нее подальше в походах. Он говорил с остальными еще мягче и добрее, чем раньше. Его приятный голос, эта правильная и красивая речь, каждый раз были для Мэри как ножом по нервам. Она почти возненавидела этот голос так же сильно, как полюбила его. Но полюбила сильнее. Она больше не могла отходить от него надолго. Она все больше денег несла в церковь, чтобы дело, ради которого он живет – процветало. Она делила свой доход ровно пополам. Половина – Андерсу. Половина – в церковь. Она все чаще сидела в приходе, уже даже не разговаривая с Андрасте. Она просто смотрела на него из тайных и укромных уголков. Она становилась все более яростным воином. Потому что там, в бою, всегда можно было встать с ним плечом к плечу. Видеть, как напрягаются его руки, натягивающие тетиву, видеть спокойный и сосредоточенный взгляд, случайно задевать его плечом. Иногда подавать ему руку, а однажды – даже помочь перевязать рану. Это было ужасно. Унизительно. Попытка помочь, а руки дрожали так, что она даже не смогла открыть банку с мазью. И от мысли, что она вот-вот дотронется до него, она тряслась так, как не тряслась даже в юности в свой самый первый, восторженный и полный романтики раз. Она просто всунула банку ему в руки и ушла, видя, как он смотрит на нее своими пронзительными синими глазами, закусив губу то ли от боли, то ли… - Ты слышишь себя? Это паранойя! Заговор, Андерс? Заговор? - Просто иди рядом со мной. – Он посмотрел ей в глаза тусклым, уставшим, болезненным и явно страдающим взглядом. – Просто иди рядом, это все, чего я прошу. - Я рядом. Ты же видишь. Мэри пошла быстрее, отвернувшись и не желая больше говорить. Ее голос срывался, а она… она так боялась за него! *** - Ты чуть не убил ребенка! Сколько ей? – восемнадцать?! Чуть не убил девочку, которую поклялся защищать! - Я заметил, я там был! – Андерс тоже сорвался на крик, а Мэри замолчала, пристально глядя на него. Это уже даже не лицо. Это маска заживо умирающего человека. Сходящего с ума, отчаянно борющегося за сердце, которое покрывается гнилью и постепенно перестает биться. Внезапно она вспомнила слова Фэнриса, когда он сказал, что дело именно в том, что Андерс знает, что у него есть Мэриам. Внезапно, только сейчас она поняла, что именно пытался сказать эльф, и сколько сочувствия и к магу и к ней самой было в тех словах. Сколько грубой правды – выхода нет, и не было никогда. Она у него есть, и он… теряет себя. Мэри хрипло, с глубокой болью выдавила: - Уходи и никогда не возвращайся. Неожиданно взгляд Андерса чуть-чуть смягчился. Он ответил ей ласково, как мог бы говорить с ребенком: - Хорошо. Хорошо, Мэри. Так будет лучше. Правильнее. Он подхватил сумку и ушел. Слышал, как она разрыдалась. Впервые за годы знакомства видел ее слезы. Не просто слезы, а рыдания маленькой, испуганной девочки. Но ушел, тихонько и ласково бросив: - Верь себе. Не плачь. Себастьян нашел ее в Клоаке. Она сидела на ветхих периллах забора, напротив лечебницы, где все еще работали обученные Андерсом люди, но уже не было самого мага. Прошло полтора года, а она все еще приходила сюда. Он не знал об этом. Впервые увидел ее здесь. Она грызла пирожок – болезненная и неуклюжая попытка сымитировать те, что готовила Лиандра. Те, которые любил Андерс. Она повернулась к Себастьяну, отвечая на не заданный вопрос: - Может быть я увижу его. Он все еще где-то здесь. Я знаю. Знаю его, он подумал и вернулся. Он не ушел бы просто так. Я его знаю. - Вряд ли он попадется тебе на глаза. - Я должна быть здесь. - Почему? - Я предала его. Я говорила ему, что если предам кого-то из вас, то стану той, кто я есть на самом деле. Я предала. Я такой и стала. Я хочу, чтобы он увидел это. Может издалека, но это будет справедливо. Я лишила его друзей и всего, что у него было. Он где-то совсем один. Он должен, должен знать, что я не врала. Я стала такой. - Ради Создателя, какой?! – Себастьян встал перед ней, положив руки на забор по обе стороны от ее бедер. Наклонился близко, с искренним беспокойством заглядывая в глаза. Мэри рассмеялась хрипло и с болью: - Предательницей. Убийцей. Женщиной, которая положила свой отряд, убила жениха, потом брата, потом сестру. Потом предавшая друга, и убившая собственную мать. Нарушившая свои обещания. Я жила ради всех вас и предала его. Его – первого. Вы все последуете за ним. Я стала именно такой. - Ты никого не предавала. Он подвергал своим безумием и одержимостью всех нас и тебя опасности. Он сам виноват в своей боли и не имел права тянуть тебя следом. Не вздумай обвинять себя в надуманных грехах, это еще больший грех! Обрати внимание на то, что ты действительно делала, а не на ту грязь, которую ты придумала. Как тебе объяснить… посмотри на меня. Посмотри мне в глаза и скажи, что ты предашь меня! Мэриам медленно подняла взгляд, насмешливо глядя на слепца. Он не понимал. Но сейчас поймет. Поймет, что в своих мыслях она уже давно предала и его самого, и его клятвы, и ее уважение к нему. Девушка улыбнулась и жарко произнесла: - Пойдем со мной. Ко мне. Останься со мной сегодня. Себастьян дернулся, нахмурился, но не отшатнулся: - Мэри… я не предам свои клятвы и не отступлюсь от своих слов. - Кто говорит о твоих клятвах, сомнениях или страхах? Я говорю об одной ночи, о двух людях, который могут забыть обо всем и расслабиться. Только об одной ночи. Себастьян наклонил голову так, что она видела только его взъерошенную немного макушку. Он глухо выдавил: - Если я отступлюсь от своих слов, чтобы быть с тобой, я уже буду недостоин тебя. Мери приподняла руку и слегка дотронулась до его волос в осторожной, невинной, и оттого более острой ласке. Себастьян резко выпрямился. Все еще не отошел, но не позволил прикасаться к себе. Она видела, как тяжело он дышит и с каким трудом держит в себе чувства. Она соскользнула с забора, а он стоял так близко, что получилось, что она скользнула бедрами, животом и грудью вдоль его тела. Вот теперь он отпрыгнул в сторону, как ошпаренный и глядя на нее сердито и укоризненно… возбужденно, без следа сдержанности и самообладания. Мэриам грубо бросила: - Мне надоели постоянные проблемы, сомнения и истерики всех вокруг. Ты когда-то просил у меня моего мнения. Ты не должен возвращаться в Старкхевен. Они живут без тебя уже четвертый год. А здесь ты принес добра больше, чем за всю свою жизнь до церкви. Это твой путь. Посмотри на себя. Ты непробиваемый. Ты железный, каменный. И это благодаря вере. Так будь верен тому, что делает тебя таким сильным и стойким. И не смотри больше на меня. Мне опереться не на кого. Она бросила его там. Принца, пытающегося совладать со своими страстями посреди грязной и убогой улицы. Себастьян отвернулся от Авелин, немного растерянно глядя на удивленную Хоук. Капитан стражи облегченно протараторила: - Я думаю, вы должны сами обсудить это между собой. – И буквально сбежала, заставив Мэри рассмеяться про себя. Но момент веселья прошел. Она поглядела на Себастьяна, требовательно спросив: - Ты хочешь, чтобы я стала Наместником? - Я не вижу никого более достойного. Таких просто нет. Он говорил о людях, которые годами не смотрят на своих правителей и о том, что только такая сильная и верная рука нужна, когда народ на правителей все же обращает внимание. Он говорил убежденно и искренне, а Мэри не понимала: - Для меня это звучит так, будто ты собрался сбежать. - Я же сказал, что останусь здесь до тех пор, пока буду нужен Эльтине. - Только Владычице, а… Он подошел так близко – впервые по доброй воле, сам подошел! – что Мэри сбилась и замолчала. Он приподнял ее подбородок пальцами, отчего она едва не грохнулась на пол, так резко ослабели ее ноги. Девушка уставилась на него круглыми глазами, а он улыбался ей нежно, будто она была самым прекрасным, что он видел в жизни: - Если бы у меня не было тебя, я многое не смог бы ни осилить, ни пережить. Ты перевернула мою жизнь, понимаешь? Я не хочу и не смогу больше жить вдали от тебя. Я хочу… я прошу тебя вступить в ряды церкви. Назовись церковной сестрой, встань рядом со мной у алтаря. Попроси вместе со мной благословения Создателя. Помолись со мной впервые за несколько лет. Помолись со мной, и назови меня своим мужем. Мы будем пречистыми супругами перед его лицом, двумя служителями ему, чья любовь будет самой чистой и желанной для него. Я просто не смогу быть счастливее. Мэриам заплакала. Унизительно, горько и больно заплакала. Не навзрыд, без звука, без стона или всхлипа. Просто по ее щекам и его пальцам потекли слезы. А он ведь даже не дрогнул! Он не переживал из-за ее слез, нет! Смотрел на нее, молча ожидая ответа, вопросительно глядя на нее, и обнимая ее. Не прижимая к себе, но обнимая одной рукой, поддерживая ее. Один жест! Всего один говорил так много. Он предлагал ей свою силу, предлагал ей свою душу, поддержку и любовь. Спокойную, властную и чистую. Но он не предлагал ей свои страсти и эмоции. Она так сильно любила его в этот момент, что у нее не просто разбилось сердце – ее рвало на тысячи страдающих кусков. Она осторожно освободилась от его руки и ушла, так и не сказав ни слова. Она не видела, как он обернулся к статуе Андрасте, с силой потерев ладонями лицо и выдохнув. Она уходила, вытирая катящиеся глупые слезы. Она очень-очень сильно любила его. Мэри даже закричать не могла. Себастьян мог – он хрипел и кричал, в отчаянии вцепившись в стену дома с такой силой, что ободрал себе ладонь. А Мэри не могла. Она была испуганна, она была шокирована, и ее терзала боль за тех, кто погиб там в этом огненном аду. Но и за него ей было больно. За мужчину, которого она любила так сильно, что его горе убивало ее. Фэнрис стоял рядом и держал ее. Крепко-крепко, не позволяя ей рассыпаться. Кто бы знал, что он у нее будет когда-нибудь. Кто бы сказал ей в юности, что рядом с ней будет такой надежный, такой нужный друг. Тот, кто просто не давал ей рассыпаться на части. Тот, к кому она пришла, после того, как любимый сделал ей предложение, и у кого тихо ревела, испортив ему вечер. Ей было больно. А когда Андерс скованно, болезненно, отчаянно заговорил, когда он вышел, когда появился здесь… Они что-то кричали друг другу и что-то выясняли. А Мэри не слышала ничего. Она как начала тихонько скулить, так и не смогла остановиться. Тихонько, как побитая собачка скулила в руках единственного надежного и сильного мужчины, который был рядом с ней. Единственного, который сейчас смотрел не на остальных, а на нее. И единственный, который говорил о ее чувствах, а не о творящемся вокруг безумии. Он прошипел ей на ухо: - Сейчас ты либо идешь и делаешь дело, либо просто ложишься и умираешь. Сейчас ты можешь лишиться своего принца, а потом лишиться и меня заодно, потому что они поубивают меня, если я отпущу тебя и прикрою твой побег. Хоук. Сейчас же. К черту город – ты нужна мне. Ты нужна Себастьяну. И Андерсу, как не противно это говорить. Скажи, что мне сделать, и я сделаю. Беги, если хочешь, я прикрою тебя, клянусь. Ну же. Хоук стиснула его руки, заставив вздрогнуть. Услышала внезапно эту какофонию воплей. Услышала его, первым делом. Его, требующего крови. Его, чистого, доброго, любящего. С помертвевшим от горя и гнева лицом. Пытающегося прорваться к Андерсу, и едва сдерживаемого повисшими на нем Варриком, Авелин и Донником. Андерс сидел к ним спиной. Поникший, уже мертвый изнутри. Мередит и Орсино ушли, когда Мэри махнула рукой в сторону командора. Когда простым жестом выбрала сторону храмовников. Она снова плакала. Снова плакала бесшумно. Встала на колени, обняв Андерса так крепко, как только могла. Уперлась лбом ему между лопаток, прижимая его к себе: - Я так сильно… так сильно скучала. Он вздрогнул в ее руках, ладонью стиснув ее ладонь, вцепившуюся в ткань его мантии на животе. Их пальцы переплелись и сжались так крепко, словно они никогда не собирались отпускать друг друга. Мэри с рыданием выталкивала из себя слова: - Я стала… той. Как ты ушел, я стала той женщиной, о которой говорила. А ты стал убийцей. Он тоже с трудом ответил, хрипло, словно сам старался не расплакаться, как мальчишка: - Там сотни… сотни невинных. Были. - Я так сильно скучала… - Она встала с колен, прошептав ему на ухо, - Ты убийца. Ты стал тем, против чего боролся. И не думай, что ты смог изменить мир. Ты не меняешь ничего. Ничтожества и твари вроде нас с тобой никогда… ничего… не меняют. Твоя жертва… твое безумие… и сотни смертей… были зазря. Она еще раз повернула нож и до самого конца держала его. Держала и гладила его шею рукой, которой держала его тело навесу. До самого последнего вздоха. Себастьян был похож на каменное изваяние больше, чем когда-либо. Он холодно бросил, глядя на труп отступника: - Это ничего не исправит, но начало положено. Мэри вытерла слезы и, проходя мимо, тихо бросила: - Я отвечу «да». Я стану твоей женой. Себастьян кивнул, посмотрев на нее так… если она думала, что ей хотелось умереть десять минут назад – она была не права. Если она думала, что рассыпается на кусочки, когда он сделал ей предложение – она была не права. Сейчас она… Мэриам стиснула голову и громко, протяжно, пронзительно закричала. Себастьян наконец-то обнял ее. Прижал к себе крепко-крепко, пряча ее лицо у себя на груди, целуя ее ладонь, отчего у него на щеке остался кровавый развод. Отпечаток пальца Мэриам, испачканного в крови Андерса. Она была не права все это время. Только сейчас она стала «той» женщиной.