Мой друг - есть радость и любовь

1. - Кстати, что значит ваше имя? Исаак. Красиво. - Не скажу. Чехов хитро прищурился, глядя на юношу, так что тот невольно смутился, кашлянул и натянул одеяло до подбородка. - Оно же библейское, по крайней мере, я мог бы попробовать догадаться. Хм… что же это может быть? – улыбка не сходила с губ врача, он удобно, подперев левой рукой щеку, устроился в кресле и глядел на Левитана внимательно, с научным интересом. – Ах да! Я знаю, наверное, оно значит «меня смущают молодые студенты»? Исаак от такой наглости вспыхнул еще сильнее, что не могло не развеселить Чехова еще больше. - Не угадал? Что ж, тогда, возможно, оно означает изящный или, скажем, печальный. Хм, а может, порывистый? - Прекратите! Вы что, издеваетесь?! – в отчаянии вскрикнул Левитан, комкая пальцами ворот рубашки, которая и без того душила его в жаркой комнате. - Боже упаси, дорогой мой, я и не собирался, что вы, - спокойно ответил Чехов и немного наклонился вперед. – Я просто хочу поближе познакомиться, всего-то. Это же не запрещено, не так ли? - Нет, - буркнул юноша. - Ну, так что, откроете мне вашу «тайну»? Левитан молчал, в нерешительности глядя на молодого врача. Было немного неловко, что он так сразу оттолкнул его, вел себя слишком капризно, но это все из-за болезни. Сердце все еще ныло, юношу то бросало в жар, то пробивало на холодный пот, однако Чехов что-то сделал с ним, что-то магическое, потому как вскоре жар ушел, и стало даже легче дышать. - Оно значит «тот, который будет смеяться», – нехотя поделился Исаак. Чехов только еще больше улыбнулся, затем встал, чуть расслабленно прошелся до окна, побольше распахнул шторы, опустился на кровать рядом со своим пациентом и взял его за руку: «Но ведь это действительно так, вы не просто будете смеяться, вам это жизненно необходимо». - Что вы имеете в виду? - То, что киснуть вам не к лицу. Смех, знаете ли, мой дорогой, порой лучше любой пилюли. Чехов говорил негромко, вкрадчивым чуть низким голосом и едва лишь посмеивался, по-доброму, не сводя глаз с лица юноши. - А все же это Миша* хорошо сделал, что познакомил нас, - вдруг тоже улыбнулся ему Исаак, даже больные карие глаза его засверкали надеждой на скорое выздоровление. - Вы уж меня простите, что шутил над вами. - Станется с вас, приходите завтра, мне лучше будет, поглядите мои рисунки и расскажете как они вам. - Я видел несколько в гостиной, прекрасные работы, - уверил его молодой человек. - Нет. Я хочу, чтобы вы сказали это прямо мне в лицо, стоя перед моими полотнами, сейчас эти похвалы для меня пустой звук, кровь в голове стучит. - Отдыхайте, пожалуйста, - еще тише сказал Чехов, затем протянул руку, поправляя подушку под головой Левитана, заботливо и беспокойно оглядел его, после чего направился к двери. - Постойте, Антон Павлович!.. - Бога ради, просто Антон! – и снова звонкая смешинка легко будто бы поцеловала юношу в горячий вспотевший лоб. – Всего доброго, Исаак. *Михаил Чехов - писатель, младший брат, биограф Антона Павловича. 2. Лето в усадьбе Чеховых должно было пройти на ура, по крайней мере, именно так думал молодой художник, стоя посреди круглой беседки, выкрашенной в белый цвет. Она была настолько воздушной, что пропускала через себя каждый ласковый ветерок, который лишь колыхал розовые бутоны вьюна, взобравшегося по белым столбам на самую крышу да трепал волосы и одежду, как раз то, что нужно в жаркую погоду. Каждая трещинка на древесине, каждый жучек, случайно попавший в краску, шум листьев, тень с одной стороны и припекающее солнце с другой в это радовало глаз Левитана. Настроение его было поистине вдохновленное, самое подходящее, для утреннего этюда. Тишина, покой, единение с природой – пожалуй, все, что нужно художнику в такой момент, да… Однако, не стоит забывать о том, что где-то рядом бродит еще один человек, которому не спится в столь ранний час. К слову, Левитан об этом как-то позабыл, поэтому, вовсе не обратил внимания на то, как черная тень прошмыгнула мимо беседки, как легко она перемахнула сзади через перила, лишь глухо стукнув каблуками о доски. А затем юноша остолбенел, ощутив, что ворот рубашки медленно потянули назад и под нее скользнуло нечто ужасно холодное, прилипло к спине в районе поясницы, отчаянно трепыхаясь. Вне себя от испуга Левитан принялся дергаться и изгибаться точно больной столбняком, лихорадочно перебирая в голове всевозможные варианты того, что за гадость это могла быть. Дико ругаясь и вопя, он повернулся кругом и увидел согнувшегося в три погибели от хохота Чехова, который едва ли не икал в истерическом припадке, но вдруг панические вопли и смех прервало хриплое кваканье. -Убери ее сейчас же! – взбешенно проорал юноша, отчаянно хлопая себя руками по бокам: лягушка прыгала как ненормальная, совсем очумев от шока. Но Антон ничего не мог с собой поделать, он хохотал как безумный, упав на колени и утирая слезы, стуча кулаком по доскам и задыхаясь. -О нет, только не туда!... Нет… хватит!.. Собравшись с духом, Левитан что было сил дернул рубашку из штанов. Освобожденная лягушка шмякнулась на пол, конвульсивно дрыгая склизкими толстыми лапками, затем бодро в несколько прыжков добралась до края беседки и, оттолкнувшись, отправилась в полет прямиком в сырую от росы траву. - О Господи! Я убью тебя, Чехов! Какая гадость! Фу! – едва ли не рычал юноша, его трясло от омерзения. Темные густые волосы растрепались, щеки горели, распахнувшаяся белая рубашка колыхалась, а на спине красовалось мокрое пятно и зеленая, больше похожая на соплю, ниточка тины. Чехов к тому времени уже прекратил смеяться, поднялся на ноги и тяжело дыша, глядел на Исаака, лицо у молодого человека было самое пакостливое и самое довольное. - У тебя идиотские шутки! Как тебе это вообще в голову пришло!? - Ха, с добрым утром! – расплылся в широкой улыбке молодой врач и, продолжая дурачиться, учтиво поклонился. - Ты перегнул палку! - Брось! Это всего лишь шутка. - Из-за тебя я испортил холст! – вдруг еще пронзительнее вскрикнул Левитан,заметив, что неосознанно мазнул кистью в тот момент, как за его шиворот упало это склизкое животное, да еще и краска была сочная, фиолетовая. Такого художник простить не мог, поэтому, обиженно нахмурив брови, обернулся к нагло ухмыляющемуся Чехову и со всей силы ударил его кулаком по лицу. Благо рука у Левитана была слишком легкая. Молодой человек даже не упал, только покачнулся и схватился за щеку, а потом его будто бы осенило и он, совершенно забыв о боли, с боевым мальчишески криком кинулся на друга, сбивая его с ног и улетая вместе с ним в мокрую траву и кусты вслед за лягушкой. Оба принялись мутузить друг друга с криками, смехом, бранными словечками, прикатали всю траву вокруг, исцарапались ветками, замарали локти и колени зеленым соком и землей, но прекратили довольные, раскрасневшиеся, запыхавшиеся. Левитан с трудом оторвал сведенные судорогой пальцы от воротника Чехова и погрузил их в мягкую зелень, сердце его учащенно билось, немного болело, поэтому он жадно втянул носом воздух. - Слезь с меня… - Что, плохо? – в глазах молодого человека появилась свойственная ему врачебная чуткость. Он немедленно сцапал запястье юноши и одними губами принялся отсчитывать пульс. - Просто слезь, мне дышать нечем, - капризно фыркнул Исаак и боднул Чехова кудрявой головой в плечо. Антон повалился рядом. Он тоже заметно устал от возни, уже не был так взбудоражен и даже лениво зевнул, щурясь на солнце, которое поднялось еще выше. - Я бы сейчас съел большущую тарелку супа! Левитан молчал, избегая смотреть на товарища. - И тебе бы тоже не мешало подкрепиться. Такой худенький! – Чехов протянул руку и легонько ущипнул юношу за щеку, за что был жестоко избит худыми коленями и локтями. – Ишь ты! Ха! Боевой какой! - Иди ты к черту! – проворчал Исаак, поднимаясь с земли и тут же начав отряхиваться, чиститься, запустив пятерню в волосы взбивать их для пущего объема. Чехов тем временем поглядывал на него снизу вверх, протянув длинные ноги под куст смородины. Стоявший перед ним Левитан был до того стройный и лучи восходящего желтоглавого солнца будто бы обнимали его, так что Чехов, ослепленный такой анатомической красотой, довольно присвистнул. - Чай. - Что? - Я хочу выпить с тобой чаю. Юноша с укором поглядел на Антона, а потом с вызовом, мол, иначе не бывать по-твоему, спросил: «Китайский? С сахаром?» - Да, конечно! Большой нагретый утренним солнцем дом еще спал, когда Чехов и Левитан, смеясь и толкаясь, тихонько вошли внутрь. Исаак вновь сделался нарочито обиженным, но едва ли мог сдержать озорной блеск в глазах, он неожиданно даже для самого себя бросился вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, будто бы за ним гнались, и уже сверху смотрел на поднимающегося Чехова, стоя в гордой позе победителя. После в комнате, налив в таз воды, чтобы отмыться от черной земли, Левитан в отместку был обрызган с ног до головы коварным доктором. Чтобы не остаться в долгу, юноша в два счета скрутил в жгут полосатое полотенце и принялся наносить безжалостные удары в самые уязвимые части тела, живот, икры, спину, воображая себя укротителем тигров или львов. Импровизированный тигр скакал вокруг таза с водой, норовя его перевернуть и хохотал, разинув белозубую пасть, дико сверкал карими глазами, затем ловко перехватил полосатый хлыст и, невзирая на вопли и взвизгивания друга, «загрыз» его в шею. Исаак издал последний мученический стон и, имитируя захлебывание кровью, «скончался» прямо в чеховских лапах. - Браво! Браво! Господин актер! – Антон в порыве восторга принялся хлопать, из-за чего повисший на его руках юноша с грохотом рухнул на пол, но из образа все-таки не вышел, сохранив неподвижную мертвецкую маску. – Эй? Ты же не умер? - А ты-то уже обрадовался! – вдруг смеясь, вскрикнул художник, затем потянулся и потребовал подать ему руку, чтобы «восстать из мертвых». Немного погодя оба уже нежились на крыльце дома, рядом на подносе стоял остывающий чай, который сам Чехов заботливо разливал по чашкам, лежали нарезанные желтые ломтики лимона, две серебряные ложечки и сахарница с аккуратной горкой белого песка. Хорошо было сидеть ранним летним утром на теплых досках, наслаждаясь приятной пестрой зеленью сада, ловя все целиком и каждый кусочек пейзажа по отдельности. Левитан, обласканный и немного уставший, загорал на ступенях, Чехов сушил его промокшую прическу белым полотенцем. 3. В один из вечеров Чехов читал черновую версию своего рассказа, ну, как читал, мурлыкал себе под нос. Немного громче и четче прочитывал наиболее важные фразы и заразительно и бесстыдно хохотал на особенно нравившихся ему моментах, он был так поглощен собственной историей и пребывал в таком приподнятом состоянии духа, что пришел в совершенное замешательство, когда вдруг сидевший рядом Исаак неожиданно шумно всхлипнул. - Что с тобой, Левитанушка? - спросил молодой человек, обернувшись в юноше. Тот лишь махнул ладонью с зажатой в ней сероватой тряпочкой и судорожно вздохнул, шмыгнув красным носом. - Чего стряслось? - Грустно. - Эх, тонкая натура! Все бы тебе о пейзажах вздыхать! Вот лучше послушай мой рассказ, сразу развеселишься. - А я и слушал, и все у тебя, Антон, грустные истории, плакать хочется... - Как это? - Чехов во все глаза смотрел на художника, совершенно не веря его словам и дрожащему голосу, а решив, что его вовсе разыгрывают. Даже рот открыл от удивления.- Погоди-погоди, брат, с чего это они грустные? - Жизнь у людей тяжелая, жалко, - и Исаак в очередной раз аккуратно помакнул платочком выступившие на глазах слезинки. - А я-то так старался смешно написать! – засмеялся молодой человек, приобнимая друга и встряхивая. - Мне ли не знать, что такое тяжелая жизнь, - голос юноши звучал как никогда тихо. - Разве не все достойны шанса на лучшее? Почему у всего такой финал? Но знаешь, это поразительно, ты поразил меня. Будто весна, понимаешь? Волнительно, свежо, пастельно-синее небо, все тонкое и легкое, как чешуйки на крыльях бабочки, но все одновременно и горько, от того, что вокруг эта мертвая трава в жирной черной земле, и радостно потому, что тлен порастет новой жизнью. Понимаешь меня? - Наверное, - задумчиво протянул Чехов и, положив ладонь на курчавый затылок Левитана, подтолкнул его к ближе себе. - Я не хочу такой жизни. Ни для себя, ни для кого-то еще. Для тебя тоже не хочу. Следуя этому чеховскому жесту, юноша подполз ближе, устроившись под боком друга, и содрогнулся, от чего был заключен только в еще более крепкие объятия. - Не волнуйся, мы не станем такими. Никогда. Не снизойдем до мелочности и расточительства, бездумной глупости, выслуживаний. Собственно, поэтому я и пишу подобные вещи. - Они трогают меня за самое сердце. Воодушевленный такой похвалой Чехов едва ли не подпрыгнул на диванчике. Его лицо приняло плутоватое выражение, так что Левитан, уже не желавший никаких активных игрищ, недовольно поморщился, высвободился и отошел к стеллажу с книгами. - Но это еще не значит, что ты можешь воображать себе невесть что! - Ты губишь мой энтузиазм на корню, знаешь ли. - Вот и правильно, ты мало страдаешь. Больше меланхолии, господин повеса. - Нет, тухнуть в компании с тобой я не собираюсь. Эй, давай натворим что-нибудь эдакое? А? – заговорщицки подмигнул Антон, протягивая к юноше руки. - Не хочу, отвяжись от меня. - О, да не дрожи ты так! Знаешь что, поди-ка сюда, ближе, да, еще! Вот трус же! И, повинуясь подначиванием Чехова, Левитан подобрался ближе, потом еще, а когда уже двигаться стало некуда и юноша, не дыша, склонился к другу, ожидая какого-нибудь сумасбродного шепота о предстоящей ночной вылазке, Антон вдруг как-то по-детски озорно чмокнул его в уголок губ. Левитан отпрянул, совершенно сбитый с толку. - «Что это ты, дурак такой, вздумал делать?» - думалось ему. – «Вздумал шутить таким со мной? А теперь еще и смеешься?» Чехов и вправду смеялся, прямо-таки бесстыдно радуясь явственному смущению Исаака. - «Уж не думаешь ли ты, что я в поцелуях неопытный и над этим глумишься?» - вдруг с возмущением осознал «истинную» причину юноша и бойко бросился вперед, впечатав Чехова в спинку дивана и, самым что ни на есть старательным и глубоким образом, целуя его. 4. - А теперь примерь-ка фартук, братец! - Прямо на брюки? - Нет-нет, брюки тоже долой, нам еще платье нужно на тебя натянуть. - Что-то мне это совсем не нравится, Антон! А это что?.. Эй! Убери сейчас же от моего лица! Я не женщина! - А ну цыц, госпожа горничная! Тут терпение Левитана, все это время стоявшего под дверью, дало трещину, и он потянул за ручку. Если бы только Исаак знал, что за зрелище ожидает его, он никогда в жизни, ни за какие самые фантастические обещания, не стал бы вламываться внутрь, наоборот убежал сразу, как только услышал этот неоднозначный разговор. На деле же посреди комнаты стояли братья Чеховы: Михаил, с болтающимися на щиколотках штанами, в одной рубашке и надетом поверх фартуке, его лицо, ко всему прочему, было нежного свекольного оттенка, рядом стоял вполне себе обычный Антон, державший в руках сценический грим. - А, Левитанушка! – радостно воскликнул последний, ситуация ни сколько его не конфузила. - Господи, убей меня… - жалобно простонал Михаил, в спешке натягивая брюки. - Какого черта вы тут устроили?.. - Примерка костюма, разве непонятно? – усмехнулся старший Чехов, присаживаясь в кресло. - Действительно, как это я сразу не догадался, - как можно язвительнее ответил Исаак, проходя внутрь комнаты и разглядывая сваленное на полу барахло. - Будь добр, прикрой дверь, а то Миша не ровен час удерет, снова потом ловить замучаешься. - Я бы тоже удрал, - Левитан медленно взял двумя пальцами вульгарный кружевной чулок, после чего высоко поднял брови и покосился на Антона. – Да еще и отделал тебя по самое не хочу, развратник. Сердце Антона ёкнуло, слишком уж соблазнительно эти слова звучали из уст друга, а тот, как ни в чем не бывало, уже принялся с озабоченным видом собирать беспорядочно разбросанные по полу вещи. - Вы бы хоть поаккуратнее... я, конечно, понимаю, страсть, кровь бьет в голову, вожделение. - Исаак! - смутился Миша, - Хоть ты прояви... - Милосердие? - весело перебил его брат, смутив несчастного еще больше. - Прошу прощения. Кстати, что на счет этих панталон? Смотри, какие ленточки снизу! - А что, выглядит довольно неплохо, - поддержал Антон, затем поднял лежавшую у кресла соломенную ажурную шляпку, нахлобучил себе на голову и обратился к Михаилу тонким голоском. – Не так ли, милочка? Молодой человек ничего не ответил, только насупился и отошел подальше. - Гляди-ка, Исаак, не ровен час парень лопнет от злости на родного брата! Ай-ай! Батюшки, не уж-то Каин второй! Хотя я подумал, на тебе фартук смотрелся бы лучше. - Антон, ну что за изуверство? – осуждающе покачал головой Левитан, но с губ его все равно не сходила веселая ухмылка. - Имей совесть, в конце-то концов. И только Чехов открыл рот для очередного колкого замечания, как друг сгреб его за рукав и буквально вытолкал из комнаты, оставив красного как рак Михаила одеваться и приводить себя в порядок. - Такая сердобольность излишня, он терпит это от меня с того момента, как научился сидеть. Откинув голову назад, Антон разразился смехом, останавливаясь лишь только чтобы вдохнуть воздух. Исааку оставалось только давиться улыбкой, прикрывая рот рукой и пытаясь сохранить остатки спокойствия, ровно до тех пор, пока Чехов не отстал на пару шагов и резко не прекратил хохотать. - Что, голос сорвал? И поделом… - не договорив, Левитан обернулся и замер под плутоватым взглядом. Выждав пару секунд, Антон чуть склонил голову на бок и выдал следующее: - Исаак, а ведь ты мужчина. Брови художника выразительно приподнялись, мол, неужели, и как это вы, сударь, догадались? - А мужчинам свойственно выполнять свои обещания. Цитируя вас же, любезнейший мой, "да еще и отделал тебя по самое не хочу, развратник", я смею полагать, нас ждет преинтереснейшая ночь, - к концу фразы Чехов и вовсе перешел на шепот, но общее веселье Исаак чувствовал также отчетливо, как и настойчиво сжимавшие его талию пальцы.