Глеб и Андрей

Прошло четыре года... Глеб Офигенно… Я сидел в небольшой и уютной кафешке в центре Сеула и смотрел в окно на раскинувшийся за стеклом город. Как все-таки странно устроена жизнь. Еще неделю назад я равнодушно топтал грязные улицы родного города, а теперь... теперь пью кофе и разглядываю новый для себя мир. Корея оказалась еще более впечатляющей, чем я думал. С той самой минуты, когда, прилетев, вышел из аэропорта Кимпо, я не переставал удивляться той гармонии, которая чувствовалась здесь во всем. Современный мир, с его высотными зданиями и новыми технологиями мило соседствовал со старинными постройками и вековыми традициями. И это было по-настоящему здорово. В первый раз отец позвонил несколько месяцев назад. Наскоро расспросив о моем житье-бытье, он скомкано поздравил с надвигающимися праздниками и распрощался. Сказать, что я был удивлен - ничего не сказать. Столько лет тишины и вдруг… Сказать, что я его простил... Нет. Я не забыл. Почти пять лет я не слышал его голоса. Почти пять лет полного молчания и тупого игнора. Почти пять лет с того дня, когда я был вычеркнут из их жизни Почти пять лет. И что теперь? Как бы то ни было, его звонки стали относительно регулярными. Я с осторожностью наблюдал за происходящим, не делая ни шага навстречу, но и не противясь. А потом последовало приглашение провести с ними какое-то время. Мать плакала в телефонную трубку, и я не смог отказать. Прекрасно понимал, что должен, но ехать так не хотелось. Не хотелось вновь бередить то, что по сути уже зажило. Сейчас, сидя за уютным столиком, я был уверен, что проделал этот путь не зря. Здесь было спокойно, тихо, ничто не давило на мозг. Пожалуй, впервые за четыре года я расслабился. Неужели уже четыре? Четыре… Ровно столько прошло с того момента, когда белый, как больничная стена, отец Андрея сказал нам, что его больше нет. В голове не укладывалось, мозг отторгал эту мысль как чужеродную. Когда, спустя несколько дней, я все-таки осознал это, то как-то разом сломался, просто слетел с катушек. Отвратительное «никогда» било по башке железным молотом. Никогда… мне не выбраться из этой пустоты. Никогда… она затягивала в себя, будто в омут. Никогда… поговори со мной, Андрюш, мне плохо. Никогда… тишина, бьющая по ушам в ответ. Никогда… никогда… никогда… Я пил… пил, чтобы как-то заглушить, забить ту боль, которая как страшное чудовище сжирала меня изнутри. Помогало плохо, а потом и вовсе перестало. Тогда я сделал первый укол. «Сдохну, ну и классно, будет весело» - я с упоением занялся саморазрушением. Лишь бы быстрее… Героин… Скоростной лифт из этой жизни, быстро нес меня к краю. Повторяя твой путь, я шел по твоим следам. Шаг за шагом в пропасть. Шел к тебе. Шел, зная, что ты не ждешь меня даже там. И даже там я вновь буду один. К жизни меня вернул тот, от кого я меньше всего этого ожидал. Денис. Набив пару раз морду и капитально прочистив мозги, он терпеливо, день за днем пинал меня «в мир людей». Клиники, врачи, разбитое лицо за побег и еще несколько раз за то, что срывался. Психологи, реабилитационка, очередной срыв, и так по кругу. Денис таскался со мной из одной больницы в другую. Я орал, что хочу сдохнуть, и чтобы он валил к такой-то матери. Я орал, он молчал, и все начиналось по новой. Дэн был единственным, кто не отвернулся от меня тогда. Через "твою мать" он заставлял меня жить. Вопреки всему. Я всё начал заново, засунув воспоминания в самый дальний уголок души, накрепко заковав их тяжелыми цепями. Запретив себе даже думать. Я восстановился в институте и вел вполне спокойный образ жизни. Дни сменяли друг друга, отличаясь завидным однообразием. Я жил по инерции, не понимая зачем, не видя впереди ничего, кроме стены. А потом у меня появился Максим. Смешной и вихрастый, с наивными синими глазами, жуткое чудило, как и все семнадцатилетние, он был совсем не похож на Андрея. И это было хорошо. Не больно. С ним я заново учился улыбаться, учился чувствовать вкус жизни. Пока этот вкус меня не радовал, но кто знает... Макс был абсолютно другим. Свою ориентацию парнишка не скрывал, считая, что если кого-то это напрягает, то пусть этот кто-то катится далеко-далеко. И это было приятно. За внешностью дурашливого блондинчика скрывался сильный не по годам характер. Макс стал тем якорем, который держал меня в этой жизни. Я заботился о нем по мере сил, старался быть хорошим другом и любовником. Я дал ему все, кроме того, чего дать не мог. Макс так и не стал любимым. Эта вакансия по-прежнему была занята тобой. Все было хорошо. И только по ночам, часами ворочаясь без сна, я как заведенный все время возвращался к событиям четырехлетней давности. ***** Четыре года назад… Телефонный звонок далеко за полночь. Кому там не спится? - Глеб, Андрюша не у тебя? - голос твоего отца звучал взволновано. - Нет, а что? - я быстро глянул на часы. 2.45. Однако… - Да что-то совсем перестал домой приходить. Вчера не ночевал и сегодня, кажется, тоже не появится. И телефон не отвечает. Может, он у девчонки какой? Так пусть хоть позвонит. - Попробую его поискать. - Пожалуйста, Глеб. Мы волнуемся. «Мы»… Хорошо, что ты это не слышишь. Легко сказать поискать. После той единственной, проведенной вместе ночи, все покатилось под откос. Ты явно избегал оставаться со мной наедине, наши посиделки у меня на кухне канули в прошлое. Нет, мы все еще часто тусовались вместе, но той ниточки, которая соединяла нас когда-то… ее не стало. Был отдельно Глеб, отдельно Андрей, типа друзья. И все. Не более. И вот теперь я должен был тебя найти. С утра пораньше я обзвонил всех, кого мог, не забыв и твоих девочек. Тех, кого знал, разумеется. Результат не радовал. Андрей как сквозь землю провалился. Невыспавшийся и хмурый я пришел в школу к первому уроку. Я-то пришел, а вот он нет. Где тебя носит? Процесс обучения шел мимо, голова была занята определенно не им. Зато к концу второго урока я точно понял, где тебя найду. Твою мать, опять… Едва прозвенел звонок на перемену, я быстро вылетел из класса. Старое кладбище встретило тишиной и какой-то показательно-обманчивой умиротворенностью. Знакомой дорожкой я шагал к могиле Толика, ни минуты не сомневаясь, что именно там мы и встретимся. И не ошибся… Закрыв глаза, ты сидел на скамейке. Початая бутылка водки стояла рядом в окружении нехитрой закуски. Дери тебя за ногу, братишка, сколько можно уже… - Вставай! - я встряхнул тебя за ворот куртки. - Нашел таки… Отвали, - даже глаза не открыл. - Твою мать, посмотри на меня! - Отъ*бись, я сказал. Что ты за мной таскаешься? Я сел рядом. - Пойдем домой, Андрюш… Холодно. - Некуда мне идти! Поздравь меня, - он криво усмехнулся, - у меня скоро будет сестренка или братишка, один хрен. Сучка беременна. Прикинь, как весело, цирк в огнях, бл*дь! - Зашибись... Сучка. Ритка. Твоя, так называемая, мачеха. - Забей. Пусть живут, как хотят. - Вот и я так подумал, как хотят. Без меня... Хватит, - он смотрел на меня пустыми глазами, глазами человека, которого ничего уже не держит, - там не страшно, Глеб, я знаю. - Хватит херню пороть. - Я устал, братишка, ты даже не представляешь, как я устал. Уходи. - Почему? - Потому что ты - не он. Мне надоело тебя уговаривать. Надоело убеждать. Я не должен был этого говорить, но... - Да, не он, - медленно и четко, выплевывая каждое слово тебе в лицо, - я - не он, не Толик! Я не толкаю наркоту в клубе и не подсаживаю на это дело детишек в школе. Так что да, я - не он. Ты дернулся, как от удара. - Врешь! Не надо было, наверное, этого говорить, правда - не всегда добро, далеко не всегда. Но твое слепое поклонение тому, кто отнюдь не был святым, так надоело. Кто-то должен был тебя остановить. И я добил: - Мне не веришь, спроси у Дэна, чем Толик зарабатывал, он в курсе. - Врешь, сука! - Андрей бросился на меня, с размаха заряжая кулаком в лицо. Вцепившись в куртку, он потянул меня на землю, раздавая удары направо и налево. Я не шевелился, просто не мог ударить доведенного до края человека. Не мог, и всё. Слив весь свой запас праведного гнева, ты затих. Полегчало, братишка?.. - Ненавижу, - Андрей встал и, пошатываясь, побрел прочь. Я лежал... Не ощущая холода, не чувствуя боли. Солоноватый привкус крови во рту, тонкая струйка по подбородку. Ничего не чувствую. Какая-то часть меня, наверное, откинулась, потому как там, где у людей сердце, было пусто. Эта пустота давила, припечатывала к земле и не давала подняться. Если бы я не рассказал тебе правду, ты бы не ушел. Если бы я сказал, что вру, наверное, ничего не случилось бы. Если бы... Но жизнь не терпит сослагательного наклонения. **** Сеул Вот нафига я это все сейчас вспомнил? Расплатившись, я вышел на улицу и, постояв пару минут в раздумьях, отправился, как обычно говорят, «куда глаза глядят». Возвращаться в посольство не хотелось. За долгое время игнора мы с родителями стали друг другу чужим, и разговаривать было не о чем. Я шел по узким улочкам города, поглядывая по сторонам. Солнечный, по-весеннему теплый день, возвращал душе утраченное было спокойствие. Все уже в прошлом, пусть там и остается. Незачем ворошить… Внезапно мое внимание привлек шагающий впереди парень. Издали он был так похож на тебя. Та же фигура, узкая в бедрах и слегка расширяющаяся к плечам, черные волосы, туго стянутые в хвост. Даже рост был примерно твой. «Вот к чему привел твой экскурс в прошлое, - усмехнувшись, подумал я, - паранойя». Парень остановился и полез в карман за телефоном. На долю секунды мелькнуло крупное серебряное кольцо. Я сглотнул. Да нет же... Этого просто не может быть. "- Дурацкое кольцо, слишком большое для твоих пальцев, - мы сидели на ступеньках школы и Дэн прикопался к твоей цацке. - Я его не сниму. Это память. - О чем? - Не важно". Я встал как вкопанный, всматриваясь в фигуру впереди. Волосы, руки с узкими запястьями и длинными, тонкими пальцами ,кольцо. Что ж дышать-то так трудно?.. Это совпадение... Это не можешь быть ты. Это было бы слишком жестоко. Я подошел ближе. Сомнений почти не осталось. Собранные волосы открывали на шее до чертей знакомую родинку. - Андрей? Парень быстро обернулся. Растерянная улыбка тронула губы. Губы, вкус которых я до сих пор помнил. - Глеб?! Ты?! Земля просто уходит из под ног. Не грохнуться бы, твою мать… ***** Андрей Сердце дернулось и рухнуло куда-то вниз - Глеб?! Ты? Слов не было и не хватало воздуха, словно бы, забрался на немыслимую высоту и не спуститься, никак не спуститься вниз. Делаю шаг вперед и… Как говорит батя, твой кулак приходится мне прямо «посередине улыбки». Инерция потрясающая. Не устояв на ногах, ударяюсь спиной об ограждение остановки, а дальше… Дальше град ударов, от которых только и могу, что закрываться, женский крик, тебя оттаскивает набежавшая полиция. Перед тем как вырубиться. - Ну, ты, Дрон, и сука! Темно. *** Четыре года назад и понемногу к настоящему Я сижу в кабинете у отца, он что-то говорит, а я разбираю только отдельные слова. -… Рита… ехать… мотокросс… Корея… ребенок… родственники… И последняя фраза, как топор между глаза: - Если ты не согласишься, я буду вынужден снова отправить тебя в реабилитационный центр. Если ты думаешь, что я не вижу, что с тобой происходит и что творится дома, Андрей, то ты глубоко ошибаешься. Так что решай сам. Или смена, скажем так, обстановки или повторная реабилитация. Я молча встаю и иду прочь, к себе в комнату, попавшаяся по пути домработница шарахается, как от прокаженного. Весело… А потом… скорые сборы, быстрые проводы и батя с Риткой как-то одинаково прячущие глаза. Избавились, типа. Нет сил, нет даже злости, я абсолютно пуст. Ну а потом, потом Южная Корея, Сеул. Зима. И толпа-толпища родственников ни на минуту не оставляющая меня одного. Все любят, все заботятся, все норовят угодить. Трек, мотокросс и дядя, брат отца, очень просто поясняющий, что раз я хочу этим заниматься, значит делаться это должно на самом лучшем уровне. И вот тут-то я и понимаю, что попал, но попал не в рай, а просто по-русски попал. Потому что из свободного времени у меня остается лишь время на еду и сон, но за едой я не всегда могу попасть палочками в пиалу, а во сне дергаются все мышцы, так, словно мое собственное тело пытается от меня убежать и как можно дальше. Год такого драйва, и я вдруг обнаруживаю себя где-то на верху рейтинговой таблицы, вместе с этим появляется и свободное время, время на «подумать». Время на «вспомнить». Я брожу по городу и вспоминаю, брожу пешком, потому, что от байка задница уже квадратная. И вдруг, как-то само собой оказывается, что нет больше ни гнева, ни злости, только тоска, не тоска даже, а грусть. Я грущу потому, что брожу по этому городу один и рядом со мной нет… Глеба. Понимание окончательно усаживает меня в «лохань». Обидно понимать, что ты слепой, а еще обиднее, что слепой идиот, так безнадежно глупо упустивший, оттолкнувший то, что было так рядом. Оттолкнувший того человека, который, во всяком случае, утром не подхватывает в ужасе штаны и не убегает в «неведомое далёко» только потому, что провел с тобой ночь. Да и это на самом деле отговорки. Ведь дело не в просто проведенной вместе ночи, а в чем-то гораздо более ценном, так же по-дурацки сброшенном мною со счетов. И снова что-то меняется, что-то прорастает сквозь мою душу, неудержимо, как весенняя трава. Вот только поздно, как говорится «где мы… а где Россия» Я продолжаю жить… без Глеба. Херово звучит. *** А потом новые изменения. Прав был отец, что заставлял учить не только английский, но и корейский, без него бы я здесь повесился. На резинке от собственных трусов. Потому что в один прекрасный день мне предлагают сняться в кино, просто несколько эпизодов, несколько заездов и несколько слов, а на съемочной площадке я встречаю Мишель. Нет, конечно, у нее совсем другое имя, которое меня откровенно смешит, но зато в английском переводе полностью соответствует ее сути. Ее зовут Мани. И чей-то голос на заднем плане «Красивая, однако, пара». После чего, Мишель вцепляется в меня только что не зубами, и я, к своему удивлению обнаруживаю, что снимаюсь уже не в эпизоде, а в какой-то даже роли, а потом еще и еще. Мы вместе везде: на съемках, на официальных мероприятиях, на отдыхе (черт бы его побрал, этот отдых на одном пляже с репортерами). О нас что-то говорят и что-то, даже, пишут. Cпустя какое-то время я обнаруживаю, что родственнички начинают поздравлять меня со скорой свадьбой. Без меня меня женили. Ну и хрен с ним, как говорится. Помолвка еще не свадьба, а некоторые и из-под венца убегали. В конце-концов, это не худшее, что может случиться с человеком. А потом, однажды приехали отец с Риткой и… моим братом. Даже тогда, когда я жил в России, я не видел в ее глазах такого ужаса, как в тот момент, когда батя подвел ко мне едва ковыляющего карапуза и совершенно серьезно сказал - Знакомься, Тимур! Это твой старший брат! А я смотрел на кареглазое чудо, с черными волосенками дыбом, и мне до ужаса хотелось его пощупать, проверить, настоящий ли он, да и вообще, какой он на ощупь. И пощупал-таки, за живот… На что Тимур вдруг дрыгнул ногами и издал какой-то визг так, что я опешил и сразу даже не понял, что он так смеется. Так смеется мой брат. Не знаю, как отец уговорил ее на это, но с этого момента Ритка разрешала мне возится с мелким тогда и столько, сколько я захочу. В итоге, за время их пребывания в Сеуле, по словам отца, я умудрился сделать из вполне воспитанного ребенка капризное избалованное чудовище, которое не знает слово «нет». А Мишель принялась за меня с новым энтузиазмом, во всеуслышание заявив, что из меня получится отличный отец. Пути к отступлению мне перекрывали грамотно. Куда не беги, везде… хорошие, добрые люди. *** А потом наступила весна. И надо же мне было именно в тот день, похлебав утреннего кофе, собраться на очередную прогулку. И встретить Глеба… Похудевшего, изменившегося почти до неузнаваемости. Моего Глеба. И получить от него по морде. За встречу, так сказать. *** Очнулся я под визг Мишель, требующей «врача и немедленно». Лучше бы она мне еще раз в репу дала, я бы этого хоть не слышал. Слабее Глеб за четыре года не стал. ****** Глеб Потихоньку отхожу. Только кулаки болят. Похоже, уделал я его не слабо. Не помню… В таком шоке был, что подробности стерлись. Мозг отключился, будто бы из розетки выдернули. Бил куда попало, так хотелось стереть с лица эту почему-то радостную улыбку. Ненавижу… Кто бы знал, как я его сейчас ненавижу. Надо бы сильнее, да некуда. Подробности драки всплывают в памяти какими-то рваными кусками. Не пойми откуда взявшаяся девушка визжала и что-то лопотала по-корейски. Двое полицейских скрутили меня быстро и профессионально. Ты, прикрыв руками голову, лежал на земле без движений. - Ну, ты, Дрон, и сука! - бросаю перед тем как меня увели «под белы рученьки». А потом участок, заполнение каких-то гребаных бумажек. Все как полагается, и даже права зачитали мне… на корявом английском. Один звонок. - Не желаете в посольство сообщить? -Идите лесом! Набираю номер… гудки, гудки. - Пап, я тут друга встретил старого, мы посидеть хотели, давно не виделись. Ночевать не ждите. Тишина в ответ. И все, что он подумал, как картина маслом. Ты ни капельки не изменился, отец. Усмехаюсь. Пофигу! Не до дешевых реверансов мне сейчас. В башке только одно: "Жив… жив, мать его", - и больше думать ни о чем не могу. Руки трясутся и сердце выпрыгивает. Накрыло… Камера с двумя зачуханными корейцами. Треплются о чем-то и по фигу им все. Хорошо. Приставать с расспросами никто не будет, по крайней мере. Забился в угол, в тщетной попытке собрать себя в единое целое. Хренушки… Мозг расползается в разные стороны."Жив". Дери тебя за ногу, Андрей… К утру накатила апатия, мозг уже не бьется, как птица в клетке «Жив, значит» Все равно, без разницы. Вымотался, глаза закрываются, а уснуть не могу. Думаю, думаю… Потом пришел какой-то чудак в форме и сообщил, что меня выпускают. Пострадавший забрал заявление и претензий не имеет. Вот как, значит? Типа, облагодетельствовал? Ну, спасибо, братишка, век не забуду. Я вышел из осточертевшего за ночь полицейского участка, на ходу рассовывая по карманам свое нехитрое барахло. Ну надо же, цивилизация, мать ее! Все в целости и сохранности: и телефон, и деньги, и плеер. Надо было показаться родителям, мол, жив, здоров и даже трезв. Вот только желательно зеркало бы найти сначала и возможность умыться, а чистую футболку куплю по дороге. Тебя я увидел сразу… Людей на улице - как грязи на родных просторах Родины, а глаза сразу выцепили знакомую до боли фигуру. Ты… - Ну, здравствуй, “Тайсон”, - Андрей отделился от столба и сделал шаг навстречу. Темные очки на пол-лица, чуть разбитая губа и колоритный синячина на скуле. «Из России с любовью», распишитесь. - Красавец, - я усмехнулся. - Твоими молитвами… Я прислушался к себе. Ненависти не было, перегорело, наверное, за ночь. Злости, вроде бы, тоже. Просто тупая неприязнь… Непринятие тебя как факт. - Пойдем, посидим где-нибудь, поговорим, - так знакомо хмуришься. - Да куда я в таком виде? Полицейский участок - не пятизвездочный отель, как ты понимаешь. Мне б помыться-побриться, - тупо отмазываюсь. - Тогда - ко мне. Хоть объяснишь, чем обязан такому «теплому приему». А то ты не понимаешь! Пугать родителей своей помято-немытой мордой не хотелось, и я согласился. А может быть и не поэтому... ***** Огромный дом поражал воображение и, наверное, положено было ахнуть перед входом. Но я не ахнул. Меня с детства бесят такие "дворцы". Дом, в котором живут деньги, а люди… люди теряются в количестве комнат. Дверь открыла прислуга. Куда ж без нее родимой? Оставив куртки в ее надежных руках, мы прошли в гостиную. Там было довольно-таки людно. Куча каких-то вылизанных баблом мужиков и минимум женщин. Оу, сюрприз. Вчерашняя красотка тоже тут. Не визжащая на всю улицу, она вполне мила, ухоженная такая. Фея, млин. Подплывает к тебе и клюет маленькими губками в щеку. Лав-стори, братишка? Не удивительно. Ты без баб, как русский без поллитры. Улыбаешься ей будто бы судом присудили. Ну что ж ты так, Андрюш? Не стесняйся, девочки любят ласковых мужчин. Меня уже ничем не прошибешь, да и твоя недюжинная потенция, умело направленная в сторону женского пола, меня из равновесия не выведет. И не такое видали… Весь на нервах, но улыбаюсь. Здравствуйте, люди добрые! Смотрят на меня так, будто бы ждут, что я достану пистолет и на хрен всех перестреляю. Дышите уже глубже. Я, как голубь - птица мирная, но меткая, *ля… Наконец, поднимаемся к тебе. Кажется, можно выдохнуть. Кто куда, а я сразу в ванную, смыть налипшее за сутки дерьмо. Стаскиваю майку. Стучишься. - Полотенце возьми! Высовываю руку в приоткрытую дверь. - Давай… Кабинка метр на метр заполненная паром. Годится. Так жарко, что кажется, что из душа льется кипяток. Обжигающая вода барабанит по коже, расслабляя и успокаивая напряженное тело. Отлично. Подсушив вымытые волосы полотенцем и натянув на тело джинсы и свежекупленную майку, я возвращаюсь к тебе. - У тебя курят? - устраиваюсь на удобном диване, проваливаясь в его мягкость. - Кури, - пинаешь мне пепельницу. - Значит, все таки мотоциклы, - твоя комната не оставляла никаких сомнений в том, чем ты занимаешься, - все как мечталось в детстве? Прикуриваю, с наслаждением проталкивая дым в легкие. - Ага. Я всегда болел ими, ты же знаешь… Знаю… Я тоже болел, пока года три назад, будучи под кайфом, едва не сшиб девчонку, совсем сопливую девчонку, лет 12-13-ти. Ее испуганные глаза до сих пор мерещатся мне в темноте. Тогда я загнал свою «железную лошадку» и просадил все до рубля. Кайф, он тоже стоит денежек. Такие вот дела, братишка, дорого дались мне эти четыре года. Думаешь, это можно забыть? Четыре года я жил в аду, думая, что навсегда потерял тебя. Четыре года я сходил с ума, понимая, что тебя не вернуть. Четыре года я медленно убивал себя, потому что жить было незачем. Четыре года… а ты? А ты все это время жил, занимался любимым делом, развлекался, и угорал, наверное, думая, как легко и просто всех одурачил. М*дак, *ля! В комнату заглянула Фея. По-свойски так, как к себе. Что-то защебетала на своем родном, хрен пойми. Наклонившись, потрогала пальчиками синяк на твоем лице. Заботливая, типа. Не так проста, как кажется. За версту видно. Когда не интересуешься девушками в плане секса, гораздо лучше видишь их сущность. Ничего глаза не застилает. Смотрит на меня настороженно, с опаской. Очередная девочка? Или может быть уже жена? Уж больно свободно она себя здесь чувствует. Как дома. Да и родня твоя смотрела на нее как на свою, с тихим умилением. Такая милая семейная идиллия, все друг другу улыбаются. Чиииз… А мне дышать нечем. Я здесь чужой, левый, лишний. Как бомж, неожиданно попавший на светскую вечеринку. Глядят на меня как на источник радиации. И мне неуютно. Холодно. Хочется уйти, свалить к черту из этого, такого сытого и благополучного, дома. Клетка… Как ни крути, Андрей, это клетка. Свалить. А лучше сразу в самолет и домой. Забиться в свою нору и похоронить тебя еще раз. На этот раз окончательно. Выкинуть не только из головы, но и из сердца. Я смогу… наверное. И первый раз за последний год хочется уколоться. Хочется так, что сводит мышцы. Да только где ж здесь взять-то. Придется оставить знакомый ритуал до дома. Фея продолжает активно тебя окучивать, вроде бы ненавязчиво, но я же не слепой. Я не угроза тебе, девочка. Я и четыре года назад не был угрозой для его похождений, а уж сейчас-то и подавно. Наблюдать эту Санта-Барбару нет больше ни сил, ни желания. Скорее бы все закончить и уйти, пока еще в состоянии передвигать ногами. Что-то я совсем на куски разваливаюсь. То ли ночь бессонная сказывается, то ли еще что… Красотка сваливает первой, и оттягивать разговор дальше нет уже никакого смысла. Вот она - черта. Мы сидим и молчим, окруженные тишиной и несказанными словами. Не заданные вопросы, непроизнесенные ответы, паршивая правда и нифига не помогающая ложь. Тишина как лучший выход. Мы оба это понимаем. И оба молчим. - Почему, Глеб? - ты первый решаешься начать. - А что тебя удивляет? По-моему, моя реакция вполне предсказуема. Для умершего четыре года назад ты выглядел слишком благополучно. - В смысле? - удивленно смотришь на меня. - В прямом, братишка, в самом прямом. Ты на самом деле считал, что это никогда не раскроется? Жизнь - не библия, где все черным по белому прописано. Никогда не знаешь, какие сюрпризы она тебе готовит. - Да твою мать! Можешь уже нормально объяснить мне, о чем ты вообще говоришь?! - Красиво отмазываешься, но мимо. - Глеб, пожалуйста… Я смотрю на тебя и понимаю, что ты не врешь. Твое лицо, как раскрытая книга, все эмоции читаются с ходу. И такое же белое, как новенькие страницы. И я начинаю рассказывать. Вкратце, не вдаваясь в подробности. Потому что подробности… они тебя не обрадуют. - Да что за фигню ты несешь? Бред полный! Какого лешего вы поверили-то?! Кто мог сказать вам такое? Лучше тебе этого не знать. Поверь мне, так будет лучше. - Кто?! - почти кричишь, нарушая устоявшееся спокойствие этого дома. - Твой отец. И у нас не было причин ему не верить. Сжимаешь кулаки… так сильно, что пальцы побелели. - Не может быть… - Может, братишка… Жизнь такая херовая штука, в ней случается и не такое. Бросаешься к двери. Я не знаю, куда ты собрался, но точно знаю, что выпускать тебя из комнаты в таком состоянии не стОит. Дров наломаешь, да и твоя новая «семья» не поймет. Феюшка расстроится, опять же… В два шага преодолев расстояние до тебя, перехватываю ладонь, тянущуюся к ручке двери. - Не надо, Андрей! - Отпусти меня, мать твою! - дергаешь руку, пытаясь освободиться, - я должен… Что именно ты там должен, узнать уже не судьба. Одним движением прижимаю тебя к себе, лицом в плечо и слова гаснут в складках одежды. - Тихо-тихо, не буянь. Что-то бубнишь, уткнувшись в меня, и слов не разобрать. - Все-все, - как маленького глажу по спине, - успокойся. Приоткрывшаяся дверь больно стукнула по спине. Ну, кого там еще? Идите на х*й! Я толкнул дверь назад, привалившись к ней спиной. С той стороны послышался сдавленный женский вскрик. Фея… Простите, барышня, но вам сейчас строго по заданному курсу Ты перестал вырываться и просто затих, прижатый к моему телу. Иногда лучше не знать, чем быть в курсе. Иногда лучше не видеться, чем встретиться вновь. Иногда лучше молчать... *****