Запретная любовь

Он приходил на окраину леса, откуда была видна тюремная ограда, почти каждый день. Так и не нашедший в себе сил покинуть эти места, уехать, забыть и вычеркнуть из памяти. Тюрьма манила его не свершенной местью, жаждой крови, убийств, желанием увидеть, как враги будут корчиться в муках, умоляя его о пощаде, а потом – более скорой смерти. Как они превратятся в ходячих. Убивать их окончательно он не станет, нет. Это не про него и не про них. Несколько цепей в рюкзаке – для подруги Андреа, для младшего брата Мэрла и для него… для Рика. Для того, кто каждый день, что-то насвистывая под нос и безмятежно улыбаясь солнцу, шагал к своим нелепым грядкам, разбитым в тюремном дворе. Для того, кто решительно закатывал рукава рубашки и брал в сильные, мускулистые, крепкие руки грабли, тяпки и лопаты. Для того, кто принимал позы – одна другой краше, и медленно вытирал пот со лба, прикрывая веки и заставляя Блейка выдыхать ненависть сквозь зубы. Ненависть, смешанную с чем-то еще. С чем-то, что не имело названия. С чем-то, чему он не готов был дать имя. - Ну хоть одного ходячего можно пристрелить? - бормотал Шуперт, который в столь тесном коллективе уже не так стеснялся открывать рот не только для ловли мух или выражения искреннего недоумения по какому-либо поводу. - Они решат, что это тот их охотник… - Ммм, какая крошка, - закатывал глаза Мартинес, истомившийся по женскому обществу и вооружившийся биноклем. - И еще одна, и еще… да сколько их там! Может, выманим одну? Они и не заметят: одной больше, одной меньше… - Прекратили оба, - утомленным голосом одергивал помощников Губернатор и с трудом отводил свой единственный глаз от потягивающегося и почесывающего живот Рика, совсем не догадывающегося, что за ним кто-то пристально наблюдает со стороны леса. - Уходим. И они уходили, чтобы на следующий день снова вернуться. Ночевали в крохотных палатках, свернувшись в три погибели, и питались тем, что добудет Шуперт в лесу или Мартинес на вылазках. Филип в вопросах выживания с каждым днем приносил все меньше пользы, зависая у костра, видя перед собой голубые глаза шерифа, его волнистые волосы, стильную бороду с проседью, сильные плечи, крепкие руки, аристократически бледную кожу и загадочную улыбку. Блейк пропадал, и поделать с этим ничего нельзя было. *** Ушедший в очередной раз проверить капканы Рик изумленно замер, зайдя слишком далеко в лес в своих размышлениях о пользе помидорной диеты и увидев три маленьких палатки на поляне. Заглянув наугад в одну и молниеносно сжав руки в кулаки при виде него – самого главного врага, злодея и паразита всех времен и народов. А Филип Блейк, подложив ладони под щеку, тихо посапывал, выглядя во сне беззащитным, трогательным и почти что даже не коварным. Граймс успел тысячу раз проклясть себя за то, что полностью отказался от оружия, уповая на способность справиться с чем угодно голыми руками, прицельно брошенным камнем или умением быстро бегать и заболтать до смерти даже мертвеца. Сегодня, в порыве благосклонности ко всем ходячим этого мира, шериф даже нож свой не прихватил, о чем жалел сейчас больше всего. Он коснулся неуверенными пальцами шеи Губернатора, начиная орошать будущую жертву удушения сладкими слезами всепрощения и искреннего раскаяния. Достал из кармана стащенное у Бет зеркальце, заглядывая в свои, полные решительной справедливости, глаза, чтобы окончательно убедиться в необходимости принятого решения. Подумав о том, что он не может предложить Блейку честную дуэль, поскольку не имеет при себе оружия, шериф тихо всхлипнул, грызя костяшки пальцев в порыве чувств. Внезапно открывшийся небесно-голубой глаз Филипа вдруг показал Рику всю глубину души человека, у которого, между прочим, еще есть шанс на исправление и замаливание грехов. А что, если он уже раскаялся, а Рик его задушит? Непорядок будет. Тем более что сонный Блейк совсем даже не спешил хвататься за оружие, неверяще вглядываясь в лицо подрагивающего от рыданий Рика, ласково касаясь его щеки ладонью и нежно утирая слезы. Скорбно кивая головой и бормоча что-то о том, что из рук шерифа он готов даже смерть принять. Помощники, прибежавшие спустя пару минут на шум, доносящийся из палатки их слегка поехавшего крышей предводителя, которого и бросить было жалко, и кормить уже надоело, застали двоих мужчин утонувшими в объятьях друг друга. Сплюнув при виде того, как Блейк, уткнувшись в плечо бывшего врага, орошает рубашку того слезами из единственного глаза, Мартинес раздраженно отошел в сторону костра, не замечая задумчивого взгляда молчаливого Шуперта. Ведь у Цезаря и поважней дела имелись: надеяться, что и этот ушедший на покой горе-лидер не решит свалить в лес и подъедать на пару с Филипом их, и без того скудные, припасы. - Мишонн тебя ищет, - сообщил Граймс, придя «в гости» следующим вечером и даже как-то почти что оскорбленно поглядев в сторону Блейка, который отказался обыскать его по совету Шуперта. - И как? - с любопытством поинтересовался Филип, пытаясь вложить во взгляд своего единственного глаза все осознание им собственной вины. - Пока только конфеты находит, - смущенно улыбнулся шериф и, поколебавшись, даже поделился с новым другом тремя, явно оторванными от сердца, красненькими драже. Они могли сидеть вместе часами в те редкие дни, когда Граймсу удавалось ускользнуть в лес от начавших интересоваться его слишком частыми отлучками друзей. Кормили друг друга из рук принесенными гордым шерифом помидорами и застенчиво улыбались. Делились всеми горестями и невзгодами бывшего лидерского положения, вместе радовались фермерским успехам Рика и игрой с прирученным Блейком бельчонком Граймсиком, которого тот готовил в подарок для Диксона в знак примирения. Но пока мириться группами, по мнению обоих мужчин, было рано. Не поймут остальные. Куда им, не прошедшим вся тяготы лидерской жизни? Тем более что даже самые верные в мире помощники Губернатора их не очень-то понимали, лишь угрюмо отстреливая ходячих, приближающихся к воркующей у костра парочке новоявленных пацифистов, и вздыхая. Один – картинно закатывая глаза по привычке, а второй – с надеждой поглядывая в сторону первого. Совсем не понимающего намеков. *** Рик слишком долго не приходил, и Филип с тревогой вглядывался в тюремную ограду, пытаясь угадать, что же там случилось. - Бабу нашел себе, наконец, - пробормотал Мартинес тихо, делая вид, что не замечает полного укоризны голубого глаза, уставившегося на него в тишине. И только всегда понимавший своего предводителя Шуперт молча отвесил возмущенно подпрыгнувшему латиносу, в последние недели начавшему о чем-то догадываться и обходить друга стороной, смачный подзатыльник. Но Блейк уже не смотрел на обиженно забормотавшего что-то Цезаря, сосредоточив все свое внимание на знакомом силуэте, приблизившемся к участку с горохом. Семена которого были подарены Филипом Рику, чтобы тот каждый раз при виде растения вспоминал о своем сердечном друге. И он наверняка вспоминал сейчас, задумчиво глядя за ограду и ощущая близость того, кто единственный мог понять его и посочувствовать. Губернатор тоскливо смотрел на такую близкую и, в то же время, далекую тюрьму и сжимал в пальцах копытце любимого поросенка шерифа, пожертвованного им троице живущих в лесу отшельников в особенно голодные времена. Этот дар нельзя было недооценить, видя обильную мужскую слезу Граймса, оплакивающего своего Филипочка. От которого только копыто и осталось – на память. И сейчас этот драгоценный сувенир подсказывал чувствительному сердцу Филипа, что Рик опять был вынужден стать лидером, а значит, их любви придется выдерживать новые испытания. Но они ведь справятся? Должны… Он приходил на окраину леса, откуда была видна тюремная ограда, почти каждый день. И будет приходить всегда.