Like I've Never Seen the Sky Before

Когда Курт заметил бездомного мальчика первый раз, то обжег язык своим идеальным на вкус, но слишком горячим кофе – это противоречие окончательно испортило и без того плохое настроение Курта, потому что его любимый бариста сделал реально потрясающий мокко, о котором весь день мечтал Хаммел. А теперь, в довершение ко всему сегодняшнему плохому, прибавилось ещё и горькое ощущение обожженного языка. Пытаясь стряхнуть поток раздражения, прокатившийся по всему телу, Курт вышел из магазина с пончиками и буквально запнулся о человека, сидящего на частично изолированной части тротуара под сводчатым проходом. При этом он ещё умудрился опрокинуть что-то, стоящее между вытянутых ног этого самого человека. Долларовые купюры и мелкие монетки разлетелись по грязному асфальту, а некоторые, громко позвякивая, свалились между прутьями решетки в канализацию. Вспышка вины, наряду с нездоровым чувством сожаления, пронзила его. Курт знал, что в принципе должен испытывать жалость к бездомным людям, мимо которых проходил каждый день, вот только сложно искренне сострадать тем, встречи с которыми обычно заканчивались грубым обращением и требованием денег (что, по большей части, сопровождалось оскорблениями в адрес Хаммела). Однако теперь Курт непроизвольно потревожил беднягу, и хорошие манеры, привитые ещё в детстве, взяли над собой верх. Он наклонился, чтобы помочь мальчику собрать заляпанные грязью деньги обратно в шляпу, которую перевернул, да к тому же не поленился и пересек часть дороги, чтобы принести укатившиеся монеты. По окончании этого акта сожаления руки Курта были безнадежно запачканы, но он чувствовал себя настолько виноватым, что едва это замечал. – Мне очень жаль, – вежливо улыбаясь, произнес Курт и выпрямился. Он был уверен, что инцидент был совершенно неприятным для них обоих, но, по крайней мере, этот мальчишка не ругнулся на него, не бросил в лицо какую-нибудь гомофобную остроту. Курт ожидал увидеть затуманенный и расфокусированный взгляд, коим славились среднестатические нью-йоркские бродяги, но вместо этого уставился в самые прекрасные медово-ореховые глаза, что когда-либо видел, обрамленные непослушными кудряшками, и отметил потрясающую улыбку, которая, без сомнений, могла бы разогнать любую пробку. Мальчик явно был не старше семнадцати, и хоть бездомная жизнь успела наложить на его лицо грязный отпечаток улиц, он был достаточно хорошо сложен. Его верхняя одежда и ботинки казались очень потрепанными, но довольно-таки аккуратными и ухоженными. Шарф и перчатки совсем не подходили к одеянию, однако мальчик сумел организовать всё так, что не складывалось впечатления, будто он совсем отчаялся. Курт вдруг понял, что до сих пор на него таращится. – Спасибо, – ответил мальчик и свернулся клубочком. – Большинство прошли бы мимо. Он явно не был под кайфом и не страдал от жестокого похмелья. Курт понятия не имел, что делает, но почему-то продолжал стоять на месте, завороженный завитками темных волос, видневшихся из-под шляпы. – Как ты их зарабатываешь? Обычно играют на гитаре или барабанах, но у тебя я этого не вижу. – Быть может, Курту удастся возместить те деньги, что потерял мальчик из-за его неуклюжести. – Я пою, – просиял тот. Этот слабый переход от учтивой вежливости к явной заинтересованности превратил и без того естественную красоту мальчика в настоящий бриллиант. Курт жутко покраснел под всеми слоями одежды. – Думаю, что в таком случае я не отказался бы от песни. Раз уж так получилось, что я перепачкал все твои деньги. – Отлично, – ответил мальчик. – Так какая музыка тебе нравится больше всего? Курт улыбнулся и переложил стаканчик с кофе в другую руку. Он уже, вероятно, остыл, но со своим обожженным языком Курт вряд ли смог бы насладиться богатым вкусом кофейных зерен. Курт снял крышечку. – Сегодня меня очень тянет на поп-музыку, – ответил он. – Тебе нравится мокко? Я выпил совсем немного, а губами прикасался только к крышке... Мальчик покраснел. – Это очень мило с твоей стороны. Эм. Спасибо. Даже когда стаканчик оказался в его руках, мальчик, наклонив голову, всё не переставал краснеть. Курт заметил, как он задрожал, делая первый глоток, но задрожал робко, словно стеснялся своего наслаждения. Курт задумался, как давно мальчик пил горячий кофе в последний раз и ел ли он сегодня вообще. Жадно опустошив стаканчик, мальчик посмотрел на Курта и спросил: – Как ты относишься к Кэти Пэрри? Курт восторженно рассмеялся. Этого он совсем не ожидал. Мальчик остановился на самых популярных песнях. Этот выбор и переход между композициями был слишком взрослым для уличного исполнителя, но больше всего Курта поразил его голос: ровный, уверенный в себе и идеально подходивший для просьбы Курта, но ещё этот голос был явно в разы лучше, чем Хаммел мог себе представить. Слушая потрясающее исполнение без музыкального сопровождения, Курт ощутил глубоко внутри какое-то волнение, чего не случалось уже многие годы при тех же обстоятельствах. Он на секунду даже пожалел, что отдал кофе, потому что теперь ничего не мог покрепче обхватить руками – неприкрытое удовольствие от пения мальчика вибрировало в животе, словно задетая струна. От этого даже кружилась голова. Когда песня закончилась, Курт высоким и звонким голосом выпалил: – Боже мой, ты просто потрясающий! – Если бы только бары и кофейни думали так же, – произнёс мальчик и вежливо кивнул, поблагодарив тем самым Курта за брошенную в шляпу двадцатку. – Это очень щедро с твоей стороны, спасибо. За это мне бы стоило спеть для тебя что-нибудь, это не… – И я бы с удовольствием послушал, – улыбаясь, прервал его Курт, – но это вовсе не обязательно. – На какое-то время он почувствовал себя неловко, потому что мальчик смотрел на него с глуповатой, но счастливой улыбкой, которая, приподняв уголки обветренных губ, преобразила и без того симпатичное лицо. От этого Курту становилось теплее – и даже слишком. – Сегодня должно быть очень холодно. Постарайся… постарайся потратить эти деньги на что-то тёплое, договорились? – Обязательно, спасибо. Отойдя на незначительное расстояние, Курт повернулся, не совсем понимая, зачем вообще собирается задать вопрос. – А как тебя зовут? – Блейн, – ответил мальчик. – Курт, – представился Хаммел, подавив в себе желание вновь сократить между ними эти десятки сантиметров. – Приятно было познакомиться с тобой, Курт. Эта улыбка. х х х х – Они ведь не все одинаковые, – произнесла Рейчел и, обхватив его ладонью за локоток, повела сквозь стоящий поток машин. – Хотя я не совсем уверена, что называть ему своё имя было отличной идеей, Курт, ты ведь уже знаменитость. – Только в том случае, если он в прошлом году ходил смотреть выступления на Бродвее, но почему-то я в этом очень сомневаюсь, – ответил Курт и ухмыльнулся. – Да и потом, свою фамилию я не называл. – Малыш, тебе нужно больше в себя верить, – проворковала Рейчел. – Для недавнего выпускника ты довольно-таки успешен. Курт вообще не ожидал, что возможность выступить на Бродвее появится уже через четыре года окончания Академии, и что роль достанется ему без прослушивания. Конечно, она не была главной, но и не самой невзрачной, а отзывы критиков были только положительными. А ещё – что было немаловажно – им с Рейчел удавалось не соперничать между собой, отчего с их дружбой (и психическим состоянием Курта) происходили настоящие чудеса. – Короче, – подытожил Курт. – Тебе просто нужно было видеть этого мальчика. – Блейна. – Да, Блейна. Несмотря на его рост и значительную потрёпанность улицами, он был так красив, Рейч. Чёрные кудряшки и загорелая оливковая кожа, медово-ореховые глаза, в которых можно потеряться, и прекрасный чистый голос – даже не столько чистый, сколько он скрывал за собой какую-то предысторию, словно музыка действительно многое для него значит, понимаешь? Страсть. Столько страсти и изобретательности в попсовой мешанине, которую он будто бы вытащил из кармана. Рейчел резко остановилась посреди толпы и шокировано на него уставилась. – Боже мой, да ты по уши втрескался. Сколько времени прошло с последнего раза? Это так восхитительно! Нужно отпраздновать это парой бокальчиков. – Да перестань ты, Берри. Думаю… не знаю, он показался мне особенным. Я понимаю, что это глупо; я, быть может, никогда его больше не увижу, но за эти пять минут я почувствовал… знаешь это ощущение, когда ты несколько дней пытался вспомнить что-то очень важное, и вдруг в самый неожиданный момент тебя посетило прозрение? Вот что-то типа такого. – Очень в духе популярных трагикомедий, – вздохнула Рейчел и крепче обхватила его за руку. – Запишешь это? Потому что если откажешься, я сама возьмусь за перо. Курт сбавил шаг около входа в метро и поцеловал её в щёку. – Так и знал, что всегда могу на тебя положиться. Рейчел помахала ему вслед и, провожая взглядом по лестнице, крикнула: – Обращайся, солнышко! х х х х Какое-то время у Курта не было возможности вернуться в эту небольшую кофейню с пончиками – в театре было много работы, а вдобавок к этому ещё уроки вокала, танцы и жалкие попытки Курта заниматься дизайном в свободные минутки, поэтому приходилось себя не баловать. Особенно если это касалось чего-то сладкого и жирного. Прошло две недели, и вот, наконец, выдался свободный денёк, а потому Курт подумал: «Почему бы и нет?» и отправился по знакомому маршруту. Он и в самом деле не ожидал снова увидеть Блейна. Бездомные редко слонялись у одного и того же места, стараясь не привлекать внимание полиции, поэтому вероятность встретить Блейна через пару недель на том же месте была крайне мала. Курт быстро прошмыгнул в кофейню, прежде бегло взглянув на старое место под сводчатым проходом – там-то и сидел Блейн в той же самой одежде, но с другими перчатками и шляпой, куда собирал деньги. Выглядел он практически так же, да и Курта заметить не успел. Ну что же. Курт купил два кофе и шесть пончиков. – Какая неожиданная встреча, – только и смог вымолвить он, когда, наконец, набрался смелости и подошёл к Блейну. На лице мальчика промелькнула истинная радость. Он рассмеялся и, судя по всему, неосознанно подобрал под себя ноги, свернувшись в аккуратный клубочек. – Курт, – медленно произнёс он, пробуя это имя на вкус, будто бы успел позабыть, но Курт прекрасно видел, что это всего лишь уловка. – Блейн, – ответил он, протягивая второй стаканчик с кофе и пончики. – Не хочу показаться странным. Просто... я всё никак не мог выбросить из головы твоё чудесное пение. Это странно? Прости. Тот улыбнулся. – Это было вовсе не обязательно, но я ценю твою доброту. Правда. Не знаю… не знаю, насколько хороший у меня голос, но если он произвёл на тебя впечатление… то я очень рад. Курт посмотрел на плед, на котором сидел Блейн. Он не вызывал серьёзных опасений, и хотя казалось, что самому Блейну холодно, неуравновешенным психом его тоже назвать нельзя было. Блейн был учтивым и хорошо воспитанным, что наводило на мысли о достойном воспитании. Курт понимал, что на это нельзя было полностью надеяться, ведь это – далеко не гарантия чистых помыслов, но почему-то он этому верил. Да и потом, Курт совсем недолго жил в Нью-Йорке, чтобы называть себя профи по части таких ситуаций. – Могу я к тебе ненадолго присоединиться? – спросил он. – Конечно. Они вместе уселись на пледе Блейна и взялись за свой кофе. Курт и подумать не мог, что когда-либо окажется в такой ситуации, но этот выбор не казался ему неправильным. Он даже не замечал взгляды прохожих. В итоге Курт устроил всё так, чтобы Блейн съел пять пончиков из шести. – Как… эм, как поживаешь? – решил начать разговор Курт. – Не считая лёгкой прохлады? Неплохо, – улыбнулся Блейн. – Мне несколько раз удалось заночевать в приюте, а потом уйти оттуда без лишнего шума. Всё идёт гораздо лучше, чем прошлой зимой. Курт прикусил губу. Мысль о том, что можно жить вот так уже больше года, пугала его, но обижать Блейна своей сверхзаботой тоже не хотелось. – Мне очень жаль, – наконец, сказал Курт. – Не знаю, должен ли я вообще у тебя что-то спрашивать, ведь мы совершенно не знакомы. – Я тебе спел, а ты меня накормил, – жестикулируя руками, ответил Блейн. – Это хорошее начало для вопросов про жизнь и самочувствие. – Блейн прервался и осторожно разломил последний пончик, словно бы хотел ещё долго его смаковать. – А как… как твои дела? Курт рассмеялся. Искренняя забота Блейна о его жизни казалась чем-то откровенно лишним в этот момент. Курт не был звездой ни по каким параметрам, но зарабатывал прилично и владел неплохой квартирой в спальном районе. Ему не приходилось волноваться о том, когда будет следующая зарплата или что съесть на ужин. Но вот сколько из этого можно было рассказать? – У меня всё замечательно. Погряз в работе, но в хорошем смысле. А вот личная жизнь и вовсе провалилась под землю, хотя и раньше она не поднималась выше подошвы. Блейн усмехнулся. – С трудом верится. – Это почему же? Мальчик ответил не сразу и покраснел. – Прости, я не… я не уверен, насколько далеко мы зашли от вопросов про жизнь и можно ли сказать, что ты очень красивый. Курт ошарашено моргнул. Он ни на секунду не рассматривал такой вариант, что Блейн может тоже быть геем. Это казалось бессмысленным; между ними это не будет играть большого значения, так зачем заморачиваться? – Я перегнул палку, да? – добавил Блейн, когда тишина между ними затянулась. – Я… возможно? – ответил Курт и нервно пригладил волосы на затылке. – Но только потому, что я хотел признаться: это чувство взаимно. Не знаю, как это… черт, неловкая ситуация. Блейн улыбнулся. – У меня есть идея. – Ох, ну тогда просвети меня, – взмолился Курт, наигранно закатив глаза. – Я для тебя спою, а этот неловкий разговор мы отложим на потом. – Прекрасная идея. х х х х Во второй половине октября Курт часто видел Блейна. Говорили они, правда, далеко не каждый раз. На самом деле, по большей части Курт просто проходил мимо по другой стороне улицы и издалека наблюдал за Блейном. Тот с добротой относился ко всем, кто останавливался послушать его пение, был непревзойдённо хорош с пожилыми людьми и особенно с детьми, всегда разговаривая приветливо и вежливо. Было много положительных моментов. Однажды Курт заметил, что Блейн играет с чьей-то собакой на поводке в течение четверти часа, и такой счастливой улыбки Курт ещё ни разу ни у кого не видел. В другой раз Блейн присоединился к музыканту с гитарой, и они вдвоем устроили небольшой толпе народа целое представление, собрав тем самым приличную сумму денег. Периодически Курт видел, что Блейн разговаривает с кем-то, кто ценил и, очевидно, даже любил мальчика. К сожалению, плохого тоже нельзя было избежать. Несколько раз – особенно по вечерам – Курт слышал, как Блейну предлагают такое, о чём мальчики вообще не должны были знать. В большинстве своём это были взрослые мужчины, которым казалось, что Блейн был слишком хорошеньким для пения за деньги, и в каких-то случаях Курту даже хотелось вмешаться, но до рукоприкладства дело никогда не доходило. Курт отказывался проявлять свои рыцарские порывы, которые после могли закончиться тем, что Блейн пострадает ещё сильнее. Но что-то всё же произошло, а Курта не было в этот момент поблизости. Однажды он заметил, что Блейн сидит без шапки, а под его глазом сияет огромный синяк. Курт просто не мог пройти мимо. – Привет, Блейн, я был… гулял по соседству. Очередное прекрасное приветствие. Быть может, однажды Блейн оценит одну из этих жалких попыток завести разговор. – В таком случае, мне очень жаль, что ты бываешь вот по такому соседству, – улыбаясь, проговорил Блейн. Выглядел он, мягко говоря, не очень: побитый, с покрасневшими глазами и бледным лицом, потрескавшимися губами. – Рад тебя видеть. – Можно… можно я угощу тебя обедом? – неожиданно для себя спросил Курт. Блейн пристально на него уставился. Его плед казался грязнее, чем обычно, а шарфа вообще не было на месте. – Послушай, – медленно и с осторожностью сказал он. – Я действительно очень ценю, что тебя так заботит моё благополучие. Ты хороший человек, Курт. И да, знаю, что выгляжу я сегодня чуть хуже. Но я… я сам могу о себе позаботиться. Тебе не нужно покупать мне еду. Я не голодаю. Пока нет, – в его глазах промелькнула вспышка гордости за свои слова, отчего у Курта неприятно свело в животе. – В этом городе живут люди, которым гораздо хуже, чем мне. И как Курт мог объяснить, что это не приступ жалости? Что он просто боялся за Блейна, на которого уже напали, что он хотел знать о нём больше, что он хотел прервать поток безнадежных дней в жизни Блейна, дабы успокоить что-то в своей душе, чему даже не мог дать названия? Это было даже более эгоистично, нежели доброта поступков, но как Курт мог просто отвернуться и уйти, ничего не сделав? – Об этом нужно позаботиться, – наконец, сказал Курт, указывая на почерневший глаз и тем самым предпринимая жалкие попытки продолжить разговор. – Просто я… – он вздохнул, ощутив объятия страха. На улице становилось лишь холоднее, а если Блейн собирался и дальше отбиваться от своих обидчиков, продолжая при этом пытаться сохранить теплое место, еду и петь для других… – Можно я хотя бы куплю тебе кофе? – выдавил он за неимением других идей. – Это… это было бы здорово, – ответил Блейн. После того, как сахар и кофеин нашли своё место в теле Блейна, он рассказал, что случилось. – Существует что-то вроде конкуренции? За места, где можно поспать, за вещи, за… за еду и другое. Против меня кто-то объединился. Им удалось стащить мои перчатки и ещё несколько вещей. – Блейн аккуратно вытер со рта крошки. – Синяк же… какой-то парень предложил мне кое-что, а когда я сказал, что не продаюсь, то он распустил руки. Мне пришлось ударить. Он не замедлил с ответом. После он заметил полицейскую машину, припаркованную на другой стороне улицы, и сбежал. Со мной всё в порядке. – Но покрасневшее от смущения лицо говорило совсем о другом. – Такое… такое часто случается? – спросил Курт. – Думаю, я просто выгляжу чуть лучше, чем многие, – пожав плечами, предположил Блейн, словно бы и в самом деле не понимал, как красив. А затем как-то странно хохотнул. – А что, ты бы не воспользовался моими услугами? На это Курт не мог рассмеяться, но нежно ухмыльнулся. – Блейн. – Прости. Но если я не могу смеяться над собственными неудачами, то вскоре они свалятся на меня вдвойне. Понимаешь? – Можно задать тебе очень личный вопрос? – Валяй. – Сколько тебе лет? Блейн нерешительно замер. – Скоро будет семнадцать. Шестнадцать. Боже мой. Курт лишь кивнул в ответ. – И ты так живёшь уже больше года? – Ага. – Значит, ты ушёл из дома… или что там случилось. В пятнадцать? – Я ушёл не просто так, – отстранённо сказал Блейн. – Это не самая вдохновляющая история. – Милый, я исполняю попсу за зарплату. Так что испытай меня. Первое очень заинтересовало Блейна, но потом он только улыбнулся и пожал плечами, чуть ближе придвигаясь к теплому телу Курта. – Всё не так уж и загадочно и запутанно, как может показаться, – Блейн облизнул губы. – В школе я отправился на танцы с другом. С другом мужского пола. После, когда мы поджидали его родителей на парковке, нас… нас избили. Мы оба много времени пролежали в больнице. Мои родители – выходцы из верхних слоёв среднего класса, сильно зависимы от мнения общества, и после того, как я отказался возвращаться обратно в шкаф, они просто отказались от меня. И убедили всю семью, даже брата, чтобы те… отвернулись от меня. Сказали, что я попал в переделку с законом, что сделал нечто ужасное. В доме стало невыносимо даже дышать, я не мог… мне пришлось уйти. – Блейн повёл плечом, словно стряхивая свою боль, а его глаза потемнели. – В городе не всегда было плохо. Когда я приехал, у меня здесь уже были друзья, и мне даже удалось сначала подыскать работу, но из-за моего возраста и… из-за всего остального, ориентироваться в жизни без какого-то направляющего звена или наставника было сложно. Практически невозможно. Вскоре друзья попросили меня съехать – все по одному, – а кто-то сказал, что больше не может себе позволить дополнительного жильца, хотя я всегда старался заплатить им, так или иначе. Короче, однажды мне просто было некуда пойти, и я… я начал вот так жить. Я узнал, где можно попросить о помощи, но если ты делаешь это слишком часто, то из тебя пытаются выудить информацию. Я несовершеннолетний, мне не хотелось оказаться в детдоме или в другом ужасном месте. Всё ещё хуже, когда ты гей, и приёмные семьи… нет, когда мне исполнится восемнадцать, это будет немного проще, но сейчас… Курт даже не знал, что на это сказать. – Мне очень жаль, что твоя семья повела себя так отвратительно, – наконец, выдохнул он. – Я… никто не должен сталкиваться с такой травлей в собственной семье. – Курт сбился с мысли. – Могу я спросить… откуда ты? – Вестервилль, Огайо, – ответил Блейн. Курт широко распахнул глаза. – Я из Лаймы. Это, казалось, выдернуло Блейна из той пучины отчаяния, в которую он погрузился. – Боже мой, это… Кажется, у нас гораздо больше общего, чем я думал. – Он улыбнулся. – Но ты всё же старше меня, так что мы бы, скорее всего, нигде не столкнулись. – Мне двадцать пять, – с улыбкой произнёс Курт. – Я не настолько взрослый. Блейн с любопытством на него уставился. – Значит, ты поёшь? И тебе за это платят? – Да, я артист, – рассмеялся Курт. – А сейчас ты добавишь, что ты ещё и какая-нибудь звезда на Бродвее. – Эмм. На Бродвее, да. Но пока ещё не звезда. – Да ты меня разыгрываешь. Он улыбался так сильно, что складывалось впечатление, что с очередным вдохом громко рассмеётся. – А ты меня смущаешь. Блейн тут же начал расспрашивать его о постановке, а Курт – рассказывать, поэтому весь день они провели на потрёпанном пледе, разговаривая о театре и ролях, которые бы им хотелось сыграть, о персонажах, которых любили больше всего. И пока темнота не стала окутывать город, Курт вообще забыл о времени и обо всём мире вокруг. Перед уходом он оставил деньги, несмотря на то, что Блейн ему ничего не пел. – Ты бы их обязательно заработал, если бы я не отвлекал тебя последние несколько часов, – заверил Курт, когда Блейн попытался вернуть деньги. – Считай, что ты их заслужил. Я уверен, что мои друзья сами бы потребовали внушительную сумму, если бы им пришлось вот так выслушивать меня. А тебе и вовсе повезло – даже просить не пришлось. Блейн рассмеялся, бережно сжимая в руке сорок долларов. Свободную он вытянул вперёд, и только когда Курт обхватил его тёплую и шершавую, грязную ладонь, то понял, что они впервые прикасаются друг к другу. – Хорошо тебе добраться до дома, Курт, – произнёс Блейн, сжимая его руку. – А ты постарайся сегодня остаться в тепле и безопасности. Ради меня, хорошо? – Ради тебя, – с улыбкой ответил Блейн. х х х х Ноябрь выдался зверски холодным. Каждый раз, когда Курт уходил от Блейна, он чувствовал себя всё хуже и хуже. Блейну удавалось пару ночей в неделю проводить в каком-нибудь сухом и тёплом месте, но по большей мере он спал на улице, и хотя каждый раз он пытался сделать хоть что-то и заработать лишний доллар, преуспеть в этом ему не удавалось. Постоянные разговоры лишь убедили Курта, что Блейн и в самом деле тот, за кого себя выдаёт – поэтому назвать его другом было не так уж и странно. А Курт Хаммел всегда следил за тем, чтобы его (оставленные на произвол судьбы) друзья не умерли в силу различных причин. Поначалу он пытался убедить Блейна, чтобы тот позволил Курту подыскать какой-нибудь нормальный приют или пристроить в программу по оказанию помощи нуждающимся, где не будут задавать много вопросов. Или кто-нибудь из многочисленных друзей Курта, работающих с городской молодежью, согласится предоставить для Блейна диван или комнату на самые холодные ночи. Но Блейн и слышать ничего не хотел. Курт продолжал ударяться в ту же стену, как и тогда, когда пытался купить Блейну еду или оставить одежду, лишние деньги. Блейн принимал только небольшие услуги или подарки, но у него были свои пределы, за которые он не пускал, как бы сильно Курт не настаивал. Его отказы были скромными и вежливыми, но с каждым из них Курту было всё больнее. Когда Курт шёл к своему дому и посильнее закутывался в шарф, он думал о замёрзшем и одиноком Блейне, который где-то в темноте свернулся в клубочек, а также молился за других, которым было ещё хуже, или кто давно лишился рассудка от наркоты, холода или голода, а, может, и от всего вместе. Эти мысли доводили его до того, что иногда он через силу переступал порог своей тёплой и уютной квартиры. Курт понимал, что глупо так сходить с ума из-за какого-то бездомного мальчика. На улице жили тысячи голодающих людей, которых постигла неудача, а многие страдали ещё больше Блейна, большинство не переживали зимние морозы. Курту никогда не было до них дела; но почему с появлением в его жизни симпатичного мальчика с очаровательной улыбкой Курт стал так близко принимать к сердцу подобные проблемы? С другой стороны, Курт уже хорошо знал Блейна, а потому не мог перестать о нём думать. И если тот сказал правду, то шансы Блейна на выживание в этом году ещё хуже, чем в предыдущем. Что если в один прекрасный день он просто свалится где-нибудь от усталости или холода и больше не проснётся, а Курт никогда уже не встретится с ним, не поговорит или услышит его прекрасный голос, напевающий очередную композицию? Вдруг Курт никогда не сможет больше разглядеть ту искорку в его взгляде, которая появлялась каждый раз, когда Блейн флиртовал с Куртом, словно бы вот такое простое общение согревало теплее огня и одеял? В одну из ночей Курт так распереживался, что даже выпил снотворное, дабы успокоиться, а не вылететь из квартиры, найти Блейна и силком затащить его сюда. Он позвонил Рейчел, чтобы рассказать о своих планах, а когда его перевели на голосовую почту, с облегчением выдохнул. Невозможность с ней связаться почему-то остановила Курта, поэтому он никуда не пошёл. Рейчел прекрасно знала о его дружбе с Блейном, но он так и не смог ей признаться, насколько привязался к мальчику. К счастью, самому себе в этом признаться он тоже не мог. х х х х Как и во всех других важных решениях, в этом принимал участие отец Курта. Разговор длился около трёх минут, половину времени из которых Курт прерывался, пытаясь переодеть гимнастические штаны на обычные. – Прости, пап, ещё секундочку, – пропыхтел от напряжения Курт. – Значит, ты говоришь, что подружился с этим парнем, и что он живёт на улице, а теперь ты хочешь ему помочь, но он не разрешает? Курт помахал тренеру перед выходом, протолкнулся через толпу людей на лестнице и выскочил на холодный воздух. Он ужасно опаздывал, но если удастся поймать такси, то на репетицию он приедет вовремя, да и потом – так будет гораздо теплее. – Что-то вроде того, – пробормотал он, вздохнул и назвал водителю адрес. – В следующие дни вроде как обещают сильные заморозки? – Поэтому я переживаю. Он не выживет; все приюты уже трещат по швам. А я точно знаю, что идти ему больше некуда. Он не плохой человек, а просто… сбежал. От несправедливой жизни. – Ты ведь понимаешь, что обычно я предлагаю тебе не вмешиваться, Курт. Это чрезвычайно опасно, а о тебе я беспокоюсь гораздо сильнее, нежели о каком-то незнакомце, которого вообще ни разу не видел. Курт улыбнулся. – Я знаю. – Но вот что я думаю. Ты хочешь сделать доброе дело, и это потрясающе. Судя по всему, у этого мальчика ещё осталась гордость, что тоже хорошо. Но мне кажется, что если ты настоишь на своём, он обязательно пойдёт с тобой. Кажется, ты ему нравишься, а пара дней, проведённых в тепле и на диване, никому не повредят. Просто держи под рукой перцовый баллончик и запри дверь в спальню, а если он попытается что-нибудь предпринять, тут же позвони в полицию, договорились? И мне набери, как приведёшь его домой. – Я попытаюсь, пап. И ты прав. Я слишком долго позволял ему пренебрегать моей помощью. Курт всегда удивлялся, почему он мог говорить себе подобное, но ничего не делать, а как только пришлось озвучить мысли отцу, то все планы будто оказались высеченными на камне, а Курту настоятельно потребовалось их исполнить. Отец был прав – он слишком часто позволял гордости Блейна затыкать его добрые намерения. – Не забудь: позвони мне. – Обязательно. Мне пора, пап. Я уже в театре. – Люблю тебя, Курт. – И я тебя. х х х х После репетиции Курт наведался в магазин. Он купил электробритву и парикмахерский набор, а также несколько маек, трусов, спортивных штанов и футболок, которые на глаз подходили Блейну по размеру. После он взял аптечку, шампунь и кондиционер для волос, лекарства от простуды, витамины и таблетки для иммунитета (на всякий случай). Дома у него ещё лежала вышедшая из моды верхняя одежда, которую, если Блейн это примет, можно будет подарить потом. Курт не хотел перегибать палку и тем самым спугнуть Блейна, но у него дома было далеко не всё, а Курт должен был быть уверен, что у мальчика есть всё необходимое, и что он не чувствует, будто что-то отнимает у Курта или пользуется его личными вещами. Напоследок Курт заглянул в еврейский ресторан и купил там бульон и сэндвичи, после чего отправился домой. Он заправил диван в гостиной всеми простынями и одеялами, которые нашёл в квартире, поставил на кухне и в спальне по перцовому баллончику, под подушку положил беспроводной телефон и немного прибрался, пока ванная не заблестела чистотой. То, что он планировал сегодня сделать, было самым странным из всех вещей, которые Курт делал в Нью-Йорке, а это уже говорило о многом, учитывая то количество страшных и жутких мест, по которым его протащила в своё время Рейчел. Блейн сидел через квартал от своего обычного места, устроившись на решетке метро, от которой весь год исходил горячий поток воздуха. Такие места в холодное время года всегда были заняты, и Курт понадеялся, что Блейн не сделал ничего рискованного, чтобы сохранить его. – Вы только посмотрите, как он удобно устроился, – пошутил Курт и, улыбаясь, подошёл к Блейну. С их последней встречи прошла пара дней, и Блейн был просто как бальзам на душу. Выглядел он так, будто бы не брился и не переодевался с тех пор, но Курта это больше не волновало. Ему было всё равно, что у Блейна ужасно пахло изо рта, или что от его одежды постоянно исходил запах дыма и немытого тела – стоило лишь взглянуть на его лицо, на эту улыбку, и Курт начинал подпрыгивать, как малыш в магазине сладостей. – Привет, незнакомец, – ответил Блейн. Его голос был грубым и хриплым от простуды и недостатка сна. Они пару минут поговорили ни о чем, а потом Курт купил им кофе. Вернувшись, он не стал садиться рядом, как делал это обычно. Курт слишком долго это откладывал. – Мы можем поговорить о предстоящих выходных? – начал он. – Если ты решил спросить про мои планы, то, боюсь, они не настолько интересные, чтобы поддержать светскую беседу, – улыбнулся Блейн, наслаждаясь горячим паром из стаканчика. Он вернул на лицо Блейна приятный румянец и облегчение Курту, который не мог не заметить, как сильно побледнел Блейн за последние две недели. – Ожидаются серьёзные заморозки, а мне точно известно, что тебе некуда пойти, – продолжил Курт. – Если мне удастся сохранить это место, то, думаю… – Блейн, – прервал его Курт и пристально посмотрел на него. Протянув руку, он накрыл ладонь Блейна в перчатке своей. – Если ты собираешься провести здесь все выходные, то и я тоже. Я не оставлю тебя тут вот в таком состоянии. Я буду сидеть у тебя на коленях, если это согреет тебя хоть немного. И буду приносить еду. Ты можешь либо смириться со мной и с тем, что я полностью испорчу твой образ, или же… – Курт сжал его руку, – …или ты можешь пойти со мной домой, всего на пару дней, где ты сможешь согреться, помыться и нормально поесть, и где ты будешь петь мне в помещении с хорошей акустикой. Глаза Блейна увлажнились. Он резко опустил голову, уставившись на их переплетённые руки. Его тело задрожало, но Блейн тут же с усилием подавил это – привычка, выработанная годами, от которой у Курта сжималось сердце. – Почему ты так поступаешь? – с болью в голосе выдохнул он. – Почему ты мне так доверяешь? – Я просто даю тебе шанс. Вот и всё. Ты мне нравишься. И я хочу помочь. Пожалуйста, позволь мне это сделать. Курт задержал дыхание. Если Блейн ему откажет, он может не выжить. А ещё он никогда больше не позволит Курту вновь это предложить, даже если каким-то чудодейственным способом сумеет остаться в живых. Для них это может быть концом. Несмотря ни на что. Мысль о том, чтобы продолжать жить без Блейна, показалась Курту совершенно невозможной. Не обращая внимания на поток слёз, устремившийся по бороде, Блейн прошептал: – Хорошо. Да, я… я пойду с тобой домой. Курт начал смеяться и плакать одновременно, а потом обхватил Блейна за запястья, почувствовав, что если не закрепит сделку прикосновением, Блейн передумает. – Тогда давай соберём твои вещи. х х х х Поездка до дома заняла всего лишь двадцать минут, но Блейн, убаюканный теплом автомобиля, проспал почти всю дорогу, одной рукой цепляясь за сидение рядом с Куртом, словно боялся это потерять. Курт с широко раскрытыми глазами наблюдал за его сном, и остановился только лишь когда они подъехали на место. Он неохотно разбудил Блейна, а после помог перетащить узелок с немногочисленными пожитками в свою квартиру. На ту минутку, когда Курт стоял на пороге, а Блейн заходил внутрь, это всё казалось невероятно странным. Но потом Блейн довольно поёжился от тёплого гостеприимства, глубоко вздохнул и слева направо осмотрел жилище Хаммела. Курт поставил его вещи рядом с ковриком, а затем помог Блейну снять повидавшие многое ботинки и верхнюю одежду. Поднимая узелок с пола, Блейн густо покраснел. – П-прости, я не… я не привык… прощаться с вещами, это… – он глубоко вздохнул и задрожал, а его глаза, не успевшие высохнуть с прошлого раза, вновь наполнились влагой. – И теперь, когда я здесь, то понимаю, насколько… насколько же я отвратительный, я… б-боже, Курт, мне так жаль, – быстро залепетал он, даже не стараясь остановить поток слёз. Курт нахмурился. – Ох, Блейн. Нет. Никогда так больше не говори. Не думай о себе так. – В горле ужасно саднило, но Курт одёрнул себя и продолжил. – Не хочу показаться странным, но я уже всё спланировал. И сделал. Я купил кучу вещей, которые хочу, чтобы ты использовал. Это всё твоё, пока ты здесь. Принадлежности для бритья, и шампунь, и лекарства, всякое такое. Боже, это было так смехотворно. Курт чувствовал себя придурком. Блейн же смотрел на него, как на супергероя. – Я не могу принять это, – прерывисто выдохнул он. – Слишком много всего, Курт. – А я могу себе это позволить. И я хочу. Пожалуйста. И на несколько секунд отвернулся, чтобы Блейн мог спокойно всё обдумать. Он был совсем миниатюрным без своего пальто, шарфа, перчаток и ботинок, и на десяток сантиметров пониже Курта, а также потухшим и безжизненным, чему могло поспособствовать только лишение всего необходимого. Но в руках до сих пор виднелся намек на мускулистость, а в ногах – на силу и выносливость, но даже это смазывалось в силу того, что Блейн был необычайно тощим, а цвет его кожи – болезненным. Этот стиль жизни ещё не сломал его, но к этому всё и шло. Курт не мог смотреть на это. Просто не мог. – Х-хорошо, я… я сам позабочусь о себе, пожалуйста, и спасибо. Не буду отрывать тебя от дел. Курт улыбнулся. – Договорились. Все вещи лежат в ванной – используй то, что посчитаешь нужным, ладно? И не торопись. На диване лежит чистая одежда, а когда ты почувствуешь себя лучше, мы поедим. Я буду у себя в спальне, так что не волнуйся… ни о чём не волнуйся, ладно? – Спасибо, – произнёс Блейн, каждым сантиметром своего тела выражая благодарность. – Большое тебе спасибо, Курт. Скрыться в своей комнате и запереть дверь оказалось настоящим облегчением, и не потому, что он боялся Блейна, а по причине того, что всё это было невероятно сложным: сломленная гордость во взгляде Блейна, болезненные предложения о помощи... А ещё Курту необходимо было побыть одному, чтобы позвонить отцу, как он и обещал. х х х х Блейн, казалось, провёл в ванной несколько часов. По большей части Курт слышал громкое жужжание бритвы, а затем раздавалось приглушённое щёлканье ножниц, едва различимое бряканье бутыльков и, наконец, шорох полотенца. Курт подозревал, что Блейн провёл столько же времени, убираясь за собой, сколько приводил себя в порядок. Вскоре открылась дверь, и Курт услышал, как Блейн пересёк комнату, оделся – сначала трусы, затем майка, футболка и штаны, оставленные на диване. И тишина. Запах геля для душа и бальзама после бритья, а также дезодоранта проник в щель под дверью Курта, и тот глубоко вдохнул, ощутив капельку любопытства. Прошло уже много времени с тех пор, как Курт чувствовал аромат другого мужчины в своей квартире, и в этом было что-то невероятно восхитительное. Он подождал; и вот, наконец, раздался стук. – Курт? Я… я закончил, можно мне поставить что-нибудь для нас на плиту или… Я просто хочу сделать что-нибудь полезное. Курт открыл дверь, понадеявшись, что Блейн не заметил, что тот её запер. И эта мысль, разумеется, тут же вылетела из головы, как только он увидел Блейна. Преображение было просто поразительным. Одежда ему подошла, слава Богу, но взгляд Курта зацепило всё остальное – Блейн не только побрился, но ещё и постригся, как мог. Даже брови подровнял. Он подобрал кудряшки гелем, но не уложил их полностью, а кожа была настолько чистой, что до сих пор сияла приятным розовым оттенком. И запах исходил от Блейна замечательный – смесь мыла, мяты и какой-то сладости. Без этих слоёв грязи, под чутким наблюдением тепла и горячего душа, Блейн превратился в обыкновенного парня, мимо которого Курт вполне мог пройти на улице. Вот только Курт не прошёл. Ещё как не прошёл, потому что Блейн был в тысячу раз сексуальнее, чем все те мужчины, которых Курт встречал в Нью-Йорке. Он уставился, не в силах отвести взгляд. А Блейн покраснел. – Велика разница, да? – Ты такой красивый, – забыв о приличиях, выдохнул Курт. Когда Блейн опустил голову и улыбнулся, он поспешил добавить: – Ну то есть ты всегда таким был. Когда я увидел тебя впервые, то на секунду забыл, как дышать. Я не мог оторваться от тебя. Поэтому я остался. Мне не нужно было увидеть тебя таким, чтобы знать об этом. Курт не знал, приятны ли были его комплименты. И даже если и так, то пришлось напомнить себе, что Блейн – несовершеннолетний, даже если… Боже. Курт был таким идиотом. Ему следовало научиться контролировать себя, и свой бесполезный рот, и эти беспорядочные мысли, а также взбушевавшиеся гормоны. – Пожалуйста, не пойми меня неправильно, – произнёс он, показывая Блейну дорогу на кухню. – Я не пытаюсь тебя склеить, просто… просто мне хочется, чтобы ты знал, что я вижу. – С тех пор, как кому-то было не всё равно, прошло уже много времени, – ответил Блейн и уселся на один из стульев. – И я очень это ценю. Правда. Разогревая суп и раскладывая на столе тарелки, ложки и салфетки, Курт всё никак не мог отвести от Блейна взгляд. Он был воистину великолепен, и если Блейн не был расположен к комплиментам, Курт был готов рассказать всё своими широкими улыбками. Ещё Курт заметил, что Блейн вёл себя очень беспокойно, пока еда не подогрелась, а потому, разложив всё по тарелкам, Курт незамедлительно произнёс: – Ешь, сколько захочешь. В холодильнике стоит ещё, а будет жаль, если пропадёт хорошая еда. Курт осторожно и внимательно следил за Блейном, который опустошил целый контейнер супа и съел три сэндвича, после чего остановился и сделал несколько глотков бутилированной воды. Они не разговаривали, и Курту не хотелось нарушать тишину. Когда с едой было покончено, Курт выдал Блейну несколько витаминок и противопростудное, потому что решил, что он уже на полпути к болезни, а лишняя таблетка никогда не повредит. Так они и сидели, не издавая ни звука, но вскоре Курт не выдержал и обхватил ладонь Блейна своими. Тот постриг ногти и так сильно тёр кожу, что кончики пальцев до сих пор были красными и горячими на ощупь. – Я даже не знаю, как благодарить тебя за всё это, – прошептал Блейн и, грустно улыбнувшись, добавил: – Я впервые не испытываю отвращения, когда ты ко мне прикасаешься. Ты такой бледный и такой чистый; я всегда чувствовал себя омерзительно. – А я никогда не возражал, – выдохнул Курт. Возможно, это было не самой лучшей из идей Курта, но он приподнял левую ладонь Блейна к своим губам и проложил вдоль костяшек дорожку нежных поцелуев, затем повторил то же самое с правой, а после приложился щекой к выпирающим косточкам и улыбнулся. Глаза Блейна были до невозможности круглыми. – Я... я такого не заслуживаю. Это чистое безумие. – Безумие? Возможно. Но что я сделал раньше? Нет, ни капли, – ответил Курт, наблюдая за ним. Глаза Блейна продолжали слипаться, каким бы счастливым он не выглядел. – Должно быть, ты очень устал. Почему бы тебе не отправиться в постель? Я всё равно собирался рано лечь. – Разумеется, не настолько рано, но говорить об этом Блейну он не собирался. Блейн кивнул, и Курт проводил его до дивана, а там помог сложить подушки и расстелить ещё одно одеяло. Под ним Блейн казался невероятно маленьким. И практически сразу, как Блейн лёг, его глаза медленно закрылись. В последнюю минуту Блейн протянул руку и коснулся Курта. – Спасибо. Большое тебе спасибо. – Под конец его голос стал совсем тихим и сонным, и Курт улыбнулся, смахивая со лба Блейна непослушную кудряшку. – Всегда пожалуйста, Блейн. х х х х На выходные у Курта не было никаких планов, и это оказалось к лучшему, так как он не мог хотя бы на пару минут отвести взгляд от Блейна или перестать уделять ему внимание. Они ели – и очень много ели, и для Курта это было даже многовато, но он просто не мог перестать кормить Блейна, это было как наваждение, – и пересмотрели все фильмы в коллекции Курта, затем приступили к музыкальной, а как только Блейн чуток оправился от своей простуды, то принялся всюду петь для Курта. Он пел в душе и в метро, на кухне, помогая Курту готовить и убирать за собой, на диване, слушая композиции на айпаде Курта, тогда как сам Курт делал что-то по работе (и отчего Курт не переставал улыбаться). Они решили не говорить о серьёзных вещах и больных местах. Курт обнаружил, что позволить Блейну просто за собой ухаживать было легче всего. Он мылся два раза в день, так часто пользуясь бритвой, и Курт задумался, что же там ещё можно было брить, а потом подобные мысли превратились в совершенно неприличные, и Курт покраснел, не думая об остальных местах, нуждающихся в стрижке. Ну или очень старался не думать. Всего лишь пара дней нормальной жизни превратили Блейна в счастливого и расслабленного мальчика, которого никто и никогда не видел на улицах. В воскресенье вечером они впервые вместе сели смотреть телевизор, и Курт старался сдерживать себя и не тянуться к Блейну. Ему хотелось преодолеть все эти горы подушек и обнять Блейна так сильно, как это только возможно. Эта необходимость прикоснуться к нему, прижать к себе, сохраняя в безопасности, стала постоянным спутником Курта с первого дня их встречи, и сейчас ничего не изменилось. В конце концов это Блейн преодолел расстояние между ними, а Курт заставил себя не улыбаться слишком широко, когда сантиметры между ними превратились в небольшую щёлочку, а Блейн шёпотом спросил: – Не против, если мы?.. Курт прижал его к себе, не давая закончить предложение. – Так хорошо? – задал мучивший его вопрос Курт, когда Блейн калачиком свернулся рядом с ним и головой упёрся в подбородок. Волосы Блейна приятно пахли шампунем, который купил для него Курт. – Мм, да, – выдохнул Блейн. И хоть он и не пытался сам обнять Курта, но расположился так, что был практически вжат в его бок. Курт медленно закрыл глаза, не переставая улыбаться. х х х х Утром Курт уже не мог с точностью сказать, привиделось ли ему, как Блейн поцеловал его в висок и отправился в туалет, а после не вернулся. Быстро оглядев всю квартиру, Курт убедился, что Блейна нигде нет. Он сел на прикрытый крышкой унитаз и заплакал, целых пять минут непрерывно сражаясь с болью и погружаясь в свои чувства, как обычно человек погружается в поглощение шоколада в плохие дни. Когда он пришёл в себя и осмотрелся, то увидел, что Блейн не взял ничего их тех вещей, что Курт купил для него, лишь только старое пальто, которое было предложено ранее и оставлено в коридоре. Курт прекрасно понимал, что они условились лишь на два дня – и ничего больше, он знал, что погода сегодня наладилась и что Блейн сумеет пережить как минимум неделю безо всяких проблем, вот только Курт надеялся, что мальчик просто так не исчезнет. Он всё ещё чувствовал прикосновение губ Блейна на своей коже, и это место покалывало. И только выходя из квартиры поздно утром, Курт заметил лежащий на столе CD-диск. Он был упакован в самую обычную пластиковую коробку, но вместо обложки внутри лежала записка. Она гласила: «Здесь записана моя душа – ну или, по крайней мере, её частичка. Мне так и не удалось продать его (и здесь я прошу прощения за случайный каламбур), зато показалось правильным оставить диск здесь, с тобой. Огромное тебе спасибо за всё, что ты для меня сделал. Надеюсь, тебе понравится». Этой же ночью Курт включил компьютер и, усевшись перед ним с наушниками, стал прослушивать то, что с уверенностью мог назвать саундтреком к жизни Блейна, состоящий из двенадцати песен. Здесь можно было найти разнообразные жанры – от поп-музыки до классического рока и композиций из мюзиклов, исполненные нежным голосом, к которому Курт так успел привязаться. Эмоции сквозили в каждой нотке и в каждом слове – к концу диска Курт превратился в какого-то психа и принялся в одних трусах наворачивать круги по комнате, рыдая, словно идиот, и каждые несколько секунд пропуская дрожащие пальцы сквозь волосы. Этот диск был своеобразным перечнем боли, потерь и отчаяния, переплетёнными со вспышками столь чистой радости, что Курт едва сумел высидеть до последней ноты. Почему-то счастливые песни было слушать ещё хуже, чем грустные. Они казались забавными и поблёскивающими мыльными пузырями, лопающимися о зловещую реальность, а облегчение было столь мимолётным, что не хотелось знать о нём и вовсе, ведь крах был неизбежен. А в целом Курт стал ещё сильнее скучать по Блейну. Это дошло до такой кондиции, что даже дышать было сложно в той пустоте, которую Блейн оставил за собой. х х х х Он покинул своё насиженное у кофейни место, чему Курт не слишком-то удивился; хоть он и не слишком это понимал, но всё же знал, что принять предложение Курта стало для Блейна тяжёлым решением, и единственное, что тот мог себе позволить – это остаться на пару дней и собраться с силами. Кроме того, оставленный Блейном диск был своеобразным прощанием. Курт переписал оттуда все песни на свой айпад, но старался слушать их всё меньше и меньше, ведь боль от потери была слишком свежа. Они напоминали ему о Блейне, танцующем на кухне рядом с переполненной раковиной и напевающем одну из композиций. Курт едва сумел остановить поток горьких слёз. В конце концов, не хватало ему ещё свалиться в истерическом припадке в метро. Со временем боль немного угасла, но так никуда и не ушла. Погода стала радовать своими тёплыми объятиями, поэтому Курт старался не думать о том, что Блейну может быть холодно и голодно где-то там вдали. Но это получалось нечасто. Правда заключалась в том, что Курт хотел вернуть Блейна, но вовсе не потому, что хотел спасти. Он просто хотел его вернуть.