Жемчуг и стекло.

Угловатые снежинки, кружась в морозном наэлектризованном воздухе, мягко опускались на землю, складываясь в причудливую мозаику, которая образовывала прекрасный белоснежный ковер. Фонари зажигались как по волшебству, освещая улицы неярким мягким светом, заставляя занявшую каждую свое место снежинку засверкать не хуже бриллианта. Девушки и юноши, мужчины и женщины, с разрумяненными лицами, горящими радостными улыбками, спешили поскорее присоединится к друзьям и семьям под крышей уютных и теплых домов, усесться возле жаркого камина с кружкой глинтвейна в руке и пожелать любимым веселого Рождества. Постепенно смех и громкие возгласы начали умолкать, следы, нарушившие девственный снежный покров, бережно и скрпулезно залатывались небесами, сыплющими снег как сахарную пудру из сита, клаксоны автомобилей уже не пронзали общий гул, только изредка они нарушили хрустальную тишину, но потом и вовсе исчезли. Город погрузился в незримую дымку, пропитанную волшебством, томительным, но от этого не менее прекрасным, ожиданием чуда. Люси Певенси заворожено наблюдала за происходящей по ту сторону стекла магией. Она, уже не заботясь о сохранности приличного вида своего праздничного платья, опиралась ладонями на спинку дивана и прислонившись носом к холодному стеклу следила за преображением города. В ее голове тут же всплывали воспоминания славных дней их правления с братьями и сестрой в Нарнии, долгих зимних вечеров, что они проводили за игрой в шахматы и чтением стихов, а также десятков рождественских сочельников, отмечавшихся всегда в узком кругу друзей за кубком вина. Задорные мелодии, что мистер Тумнус извлекал из своей флейты, древние легенды мистера Бобра и сетования миссис Бобрихи на то, что еще одна кружка пива сделает его величайшим сказителем, хоть по трактирам отправляй с менстрелем! Люси грустно улыбнулась и, бросив последний взгляд на зимнюю сказку, которая вступила в свои законные права за окном, уселась удобнее на диване. Девушка испуганно охнула увидев, как помялось ее праздничное платье. Она всеми силами пыталась исправить положение, правда все ее попытки были тщетны. Страх когтистыми лапами схватил ее за сердце, и капельки пота побежали у нее по спине, а жар окрасил щеки алым цветом. - Раньше надо было думать, Люси Хелен Певенси, - с насмешкой произнес Эдмунд, пародируя голос мамы с таким мастерством, что Люси подскочила на месте, испугавшись, что матушка застала ее в таком не достойном девушки положении неряшливости. - Ты меня напугал! - укоризненно отозвалась Люси, продолжая разглаживать складки. - Да оставь ты его уже, - он шутливо шлепнул ее по рукам и плюхнулся на диван, отбрасывая в сторону книгу, что до этого держал в руках, - Ты потеряла его... Знаешь, иногда так случается... Нужно просто жить дальше... - Эд, хватит! - воскликнула Люси, которая была крайне опечалена своим помятым видом, - Не смешно. - Не дуйся, - улыбнулся Эдмунд своей искренней, мягкой улыбкой, которая всегда заставляла всю злость на него улетучиваться как дым от порыва весеннего ветерка, - Подумаешь, помялось... За столом никто и не заметит. Тем более и замечать-то будет особо некому кроме ухажера Сью. - Не хочу ударить в грязь лицом перед незнакомым человеком, - ответила Люси, откидываясь на спинку дивана. Она тяжело вздохнула, оглядывая исполосанный глубокими складками подол, который этого никак не предполагал. - Не думаю, что слегка помятое платье заставит его подумать о тебе плохо, - проговорил Эдмунд, указывая на трагедию. - Подумает еще, что я неряха... - Да и пусть думает, - фыркнул он, - Мы его еще не видели! - Сьюзен говорит, что он будущий хирург, - проговорила Люси, - Наверняка, он большое внимание уделяет чистоте и опрятности. - Сьюзен много чего говорит, - презрительно ответил юноша, - И что теперь? Всем ее словам верить? Может, этот парень и будущий хирург, но это у него в дипломе написано будет, а не в душе... - Эдмунд, прошу не так серьезно! - попросила Люси, закрывая лицо руками, - Сегодня же праздник! - А что я такого сказал? - Эдмунд прищурился и потянулся за книгой, но тут же остановился и пригляделся к сестре, - Откуда у тебя эти сережки? - он наклонился к ее уху и, убрав прядь светлых волос, оглядел три разноцветных камешка, уложенных в форме цветка. - Нравятся? - спросила Люси, расплывшись в улыбке, - Сью дала на этот вечер. Правда красивые? - Мне нравятся больше твои, те, которые тебе бабушка подарила, жемчужные, - ответил Эдмунд, пожав плечами. - Ну немного разнообразия не помешает, верно? - спросила Люси, улыбнувшись и Эдмунд увидел в ней ту маленькую королеву, которая так любила сидеть на своем большом троне и болтать ножками, не доставая до пола. Он всегда видел, когда Люси начинала вести себя так, как ей совершенно не свойственно, будто на ее лице светилась надпись о помощи ей вновь стать такой, какой ей по натуре положено быть — мечтательной, доброй, волшебной, мудрой королевой, которой она всегда была, еще до прохода через шкаф, совсем еще маленькой девочкой. - Да, не помешает, - протянул он, открыв книгу, но краем глаза поглядывал на сестру, которая была более, чем довольна своим новым образом. Эдмунд ухмыльнулся и попытался погрузиться в чтение, но мысли о Люси не покидали его головы. Так непривычно было видеть ее в этом вульгарном платье, в этих дешевых сережках, которые делали ее глаза похожими на две ржавые замочные скважины, с этой прической, модной, но совсем ей не подходящей, делающей ее лицо вытянутым и почти безжизненным, взросло чопорным как у женщины среднего возраста. Это была не та Люси Певенси, к которой он привык, эта была уже не та юная и беззаботная королева, это была одна из тех вертихвосток, что заходят за Сьюзен, чтобы потом вместе отправиться на очередную вечеринку. Эдмунд понимал, что его сестры растут и рано или поздно им придется пройти все этапы становления личности, свойственные каждой женщине — выбор своего стиля в одежде, определение манеры поведения, расстановка приоритетов, построение отношений с противоположным полом и прочее, но почему-то он всегда был уверен, что Люси не коснется все это так остро и так откровенно вызывающе, как это случилось со Сьюзен. Старшая Певенси поразила его по началу своей новой манерой общения как в семье, так и за ее пределами. Глупое хихиканье и писклявый голосок стали сопровождать ее чаще, чем обычно, желание казаться умной и интересной пропало, уступив место стараниям подать свою внешнюю оболочку куда более выгодно, чем внутреннюю. В то время как Питер смотрел на все эти преображения с долей угрюмости и раздражения, особенно после заявлений сестры о несуществовании Нарнии, ради свободы которой они сражались, где провели одни из самых лучших лет своей жизни, Эдмунда эта ситуация крайне забавляла. Он воспринимал Сьюзен как человека, чей мозг стал работать в обратном направлении, возвращая его в состояние капризного и глупого ребенка. Это всегда мило, когда маленькая девочка красит губы маминой красной помадой или примеряет туфли на пять размеров больше, чем собственная миниатюрная ножка, но когда подобный трюк делает девушка, которая хочет быть взрослой женщиной, правда достигает она этого через средства, сходные по своей сути с действиями малышки— это выглядит по крайней мере жалко и глупо. Эдмунд считал, что неразумных детей следует учить, причем до тех пор, пока они не поймут урок полностью, поэтому не преминул наградить выходки Сьюзен остротой-другой, что моментально выводили ее из равновесия. Она краснела от злости и, гордо задрав голову, рискуя при этом пробить носом потолок, покидала комнату. Питер обычно прыскал и кивал брату в знак одобрения, а тот в свою очередь лишь пожимал плечами, будто ничего особенного и не было им сделано. Постепенно увещевания девушки по поводу «их вечных игр в несуществующую страну» стали проскальзывать все чаще и чаще в ее речи, что казалось Эдмунду подозрительным. На этот счет у него существовало две теории. Первая заключалась в том, что Сьюзен просто скучала по Нарнии, но понимая, что туда ей путь закрыт, старалась прижиться вновь в своем мире, что давалось ей тяжело будучи привыкшей к статусу королевы и героини самых славных приключений, достойных разве что рыцарей прошлого. И только по этому она старалась уверить более себя, чем других в то, что все случившееся с ними просто полет их всеобщей детской фантазии, ибо слишком уж тяжелым было для нее принятие ужасного факта — Аслан не позовет ее снова, и не почувствовать ей соленого запаха Восточного моря, видного из ее опочивальни замка Кэр-Паравель, не танцевать ей с дриадами и фавнами на их пиршествах в лесах, не отведать сладостей ташбаанских базаров, не насладиться видом орландских гор, служащих границей между двумя такими разными странами, не быть ей более мудрой и заботливой матерью этих широких и благодатных земель. Теперь судьба ее связана с учебой и бытом обычной англичанки, работой и скромным весельем заурядной девушки. Под весом этих философских размышлений в попытках понять свою старшую сестру Эдмунду было иногда немного стыдно за свою вторую теорию — старшей Певенси просто кто-то платил, чтобы она говорила эти мерзкие слова о Нарнии как о детской выдумке. Впрочем он никогда не делился своими суждениями о переменах, касательно Сьюзен, ни с одной живой душой, да и не собирался этого делать. Никому легче от его догадок не станет. Звонок в дверь отвлек его от показного чтения книги. Люси грациозно встала с дивана и упорхнула в коридор, где уже слышались веселые голоса и звонкий смех. Эдмунд тяжело встал и нехотя побрел встречать гостей. На темных волосах Сьюзен блестели кристальные снежинки, которые таяли быстрее чем щелчок пальцев,не успевая слепить мягкие волнистые пряди. Ее алые губы изогнулись в деланной, немного неискренней улыбке, будто радовалась она только на половину, что предавло ее лицу некрасивое и лицемерное выражение. Статный молодой человек помог ей снять пальто и повесил его на вешалку, протянутую миссис Певенси, попутно отвечая на вопросы хозяйки и благодаря за приглашение. - Я так рада вас видеть, Роберт! Сьюзи, проходи, не стой на пороге... Познакомьтесь, Роберт, этой мой младший сын, Эдмунд, - мама коснулась плеча юноши, который протянул руку новому знакомому для рукопожатия. - Приятно познакомиться с вами, Эдмунд, - улыбнулся Роберт и поджал губы, что сделало его похожим на испуганного и потерянного ребенка. Не вооруженным глазом было видно, что ему крайне неудобно в окружение малознакомых ему людей. - Пройдемте к столу, - проговорила миссис Певенси с улыбкой, чтобы разрядить напряжение и помочь гостю почувствовать себя как дома. Все прошли в гостиную, где уже стоял накрытым праздничный стол. Пряный запах фаршированной индейки и яблочного пирога ударил в нос, заставляя желудки предательски заурчать. Пламя камина отбрасывало на ковер своеобразные, магические тени, и Люси вздрогнула, вспомнив свой первый визит в Нарнию, а именно вечер у мистера Тумнуса, усыпившего ее своей колыбельной. Перед тем, как провалиться в сон она видела как подобные тени будто оживали и принимали образы нимф и сатиров, зовущих к себе, манящих принять участие в их веселье. Девушка стояла в оцепенение, наблюдая за огнем, пока Эдмунд не подтолкнул ее к столу, и ей пришлось занять свое место рядом с ним. - Скажите, Роберт, кем вы планируете стать? - спросил мистер Певенси, открыв бутылку шампанского с громким хлопком и теперь разливая его по бокалам. - Я учусь на врача, сэр, - ответил молодой человек тихим приятным голосом, - Хочу стать хирургом как и все мужчины моей семьи. Эта традиция не нарушается вот уже второе столетие, и я не посмею стать тем, кто ее прервет, иначе отец просто лишит меня наследства, а потом уже и жизни, - все за столом засмеялись, - Но меня также привлекает литература... - Литература? Вы пишите? - воскликнула миссис Певенси с неподдельным удивлением. - Да, мэм, пишу, правда пока не печатаюсь, - ответил он, покраснев. - Отчего же? - включился в разговор Питер, знающий толк в писательстве, так как сам учился на журналиста. - Мои мысли не будут востребованы сейчас, - отозвался Роберт. - И что же это за мысли? - с некоей настороженностью спросил мистер Певенси, улыбаясь самой широкой и добродушной из своих улыбок, дабы не смутить гостя еще больше. - Это даже не мысли... Так фантазии... Сказки, - ответил он наконец. - Здорово! - воскликнула Люси, - Сейчас в наше время мало, кто пишет для детей. Думаю, вы зря волнуетесь, Роберт. - Вы считаете? - он посмотрел на нее с горящими от возбуждения глазами, - Просто... Просто я думаю, что людям больше интересны сенсации, сплетни... Война столько сил отняла, что сейчас что-то серьезное просто не будет иметь отклика. Боюсь, сейчас не время... - Не думаю, - мягко возразил мистер Певенси, - Люди потеряли суть, им нужно напомнить, за что они сражались, за что боролись. Полагаю, сказки помогут им это вспомнить. - Да, думаю, вы зря переживаете, Роберт, - проговорила миссис Певенси, что заставило юношу покраснеть еще больше. Бесполезно, мама, - откликнулась Сьюзен, в голосе которой прозвучали слегка самоуверенные и высокомерные нотки, - Сколько раз ему говорила, что у него настоящий талант, а он мне не верит! Я читала его наброски, которые уже можно издавать отдельным сборником. - Не помню, чтобы ты, Сьюзен, жаловала сказки, - ухмыльнулся Эдмунд, за что получил гневный взгляд сестры, направленный прямо на него. Молодой человек только лишь пожал плечами. - Чтобы Сьюзен не жаловала сказки?! - воскликнул Роберт, - Да вы, наверное, шутите! - Какие уж тут шутки, - продолжил Эдмунд, не обращая внимания на не добро поблескивающие глаза сестры, - Сьюзен слишком серьезна как для шуток, так и для сказок. - Не может быть! - не унимался гость, - Если бы не сказки, то мы бы со Сьюзен никогда и не познакомились! Именно любовь к фантазиям, к мечтам о запрдельном свела нас! - он немного смутился своих слишком громких и пылких выражений радости и поспешил отпить немного шампанского из своего бокала. - И как же вы познакомились? - спросила миссис Певенси, обратясь в полнейшее внимание. - Мы встретились в библиотеке, - начал Роберт, изредка бросая на девушку полный нежности взгляд, - Я пришел заниматься, близились экзамены, а Сьюзен как раз возвращала свои книги, сборники стихов и, конечно же, британские народные сказки и легенды. Она нечаянно уронила свои книги, а я помог их ей поднять, - на этих словах Питер чуть заметно усмехнулся, а Эдмунд пытался сдержаться, чтобы не закатить глаза, - Я, любитель старинных сказаний с детства, просто не мог пройти мимо девушки, которая так же к ним не равнодушна, - Люси почувствовала легкий укол в груди — это были ее книги, которые Сьюзен вызвалась сдать вместе со своими, - Мы разговорились, и потом Сьюзен рассказала мне занятную вещь... Помнишь, Сью, про страну, которую вы выдумали в детстве?.. Нарния, кажется, верно? - Сьюзен тут же выпрямилась и кивнула, натянуто улыбаясь, - Да, про то, как вы, будучи детьми, придумали свою собственную страну, отвоевали ее свободу у злой Белой Колдуньи и восстановили в Нарнии мир и порядок, славно правя ей долгие годы. Сьюзен сказала, что большой дом и невероятной красоты сад всячески способствовал развитию игры, - молодой человек одарил собравшихся искренней улыбкой, его скованность испарилась как дым, - Вы, ребята, просто настоящие молодцы! Ровный и чуть хриплый голос Роберта резал звенящую тишину, как нож стекло, обдавая братьев и сестер снопом огненных искр. Питер просто сидел и смотрел впереди себя, сжав кулаки, Эдмунд с наигранно серьезным и внимательным выражением лица внимал рассказу гостя о зарождении тонкой и чувственной любви, Сьюзен поджимала губы, иногда закусывая их чуть не до крови и пряча лицо за идеальными волнистыми прядями смольных волос, Люси же пыталась унять тот жар и дрожь, что овладели ей. Она комкала в ладонях подол своего платья, чувствуя, как одолженные у сестры серьги в ее ушах прожигают ей кожу. Непреодолимое желание сорвать их с себя и отбросить в сторону готово было вылиться наружу, если бы не блестящее воспитание настоящей королевы. Люси стоило титанических усилий, чтобы не расплакаться от обиды. Она не смела поднять головы и взглянуть в лицо сестры, что скрыла от родных. Младшая Певенси чувствовала себя так, будто на ее голову вылили ведро помоев и теперь она вынуждена терпеть эту грязь на своем теле. Никогда еще не ощущала она себя так мерзко, гадко, грязно. - Интересно, - проговорил мистер Певенси, - Вы так играли, когда жили у профессора Керка? - Да, - односложно ответил Питер, делая большой глоток шампанского. - И почему же вы раньше не рассказывали об этом? - удивилась миссис Певенси, - Звучит довольно интересно! - Хочу сказать, что истории Сьюзен о ваших играх очень меня вдохновили! - он снова посмотрел на девушку со смесью небывалой преданности и обожания, на что она ответила ему кривой улыбкой, - Вы не подумайте, я не стал записывать все в точности, просто переработал образы людей и событий, что нарисовала мне Сью. - Интересные образы, наверное, получились, полагаю? - спросил Питер, заставив девушку еле заметно вздрогнуть. - Да, они показались мне такими волшебными и в то же время живыми, что я даже не могу описать свои эмоции от них! Все так реалистично и невероятно одновременно, что я даже растерялся поначалу, но Сьюзен рассказывала так интересно, будто все происходило на самом деле. - Да, Сьюзен умеет вешать лапшу... прошу прощения... рассказывать истории, - добавил Эдмунд, чьи губы искривила усмешка, - Она в этом мастер! - И что же вам особенно понравилось в повествовании моей сестры? - спросил Питер с толикой вызова. Люси со страхом посмотрела на старшего брата. Этот тон никогда не предвещал ничего хорошего, особенно, во времена их правления. - Даже не знаю... Выбрать действительно трудно... - растерялся Роберт, - Думаю... Думаю, Аслан... Такой загадочный персонаж. Сьюзен сказала, что Люси выдумала его, - девушка посмотрела на гостя странным взглядом и пару раз отрывисто кивнула под его радостным взглядом, - Правда, вот, Сью не смогла точно его описать. Сказала, что каждый видит Аслана по-своему. Это показалось мне очень интересным! Похоже на хранителя... Впечатляюще! - Да, впечатлять мы умеем, верно, Сьюзен? - проговорил Питер с нервным смешком. Девушка сжалась, не снимая с лица фальшивой вымученной улыбки. Люси сделала глубокий вдох, и воздух обжег ее легкие изнутри. Она смотрела на остатки еды у себя в тарелке и не могла поверить, что все это происходит наяву. На секунду ей даже почудилось, что все происходящее — только сон, и стоит ей только захотеть, она проснется наверху в их общей со Сьюзен спальне под теплым одеялом, а за окном стоит чудесная зимняя пора, время чудес и веры в них. Люси облизнула губы и пыталась проглотить комок в горле, мешающий такому болезненному теперь процессу как дыхание. В душе будто разлили кувшин яда, разъедающего естество и не оставляющего даже возможности на спасение. Девушка закрыл рот рукой, делая вид, что зевота одолевает ее, но на самом деле она просто не хотела показывать того, как морщиться от неприятных ощущений. Жгучая горечь чувствовалась во рту, и даже стакан лимонада не смог заставить ее исчезнуть. - Люси, - девушка, услышав свое имя, так резко подняла голову, что шею ее пронзила судорога, - Хочу сказать вам, что у вас отличное воображение! Сьюзен говорит, что вы до сих пор иногда придумываете разные нарнийские приключения! Так сказать, продолжаете писать историю в своей голове... Девушка открыла рот, но отнюдь не для того, чтобы поддержать беседу. Будто воздух в комнате отравили, и один единственный вздох мог оборвать жизнь юной королевы. Она переводила потерянный взгляд с кислого выражения лица Питера на ухмыляющегося Эдмунда. - Спасибо, Роберт, - поблагодарила она гостя за комплимент ее богатой фантазии и выдавила из себя улыбку. - Да что вы! - воскликнул Роберт, не заметив ее смятения, - Вам спасибо! За то, что вдохновили меня. Знаете... Далее Люси уже не слушала. Остаток ужина она провела словно в прострации, пытаясь прийти в себя. Сьюзен часто позволяла себе множество весьма нелестных высказываний о Нарнии, а точнее ее отсутствии, что вызывало в ее сердце бурю негодования. В голове ее до сих пор никак не укладывалось новое мировоззрение сестры, где не было места славным нарнийским приключениям и счастливым годам их правления, и это не могло ее не огорчать. Само даже упоминание названия мира, в который можно попасть только лишь путем магии, заставляло Сьюзен пускать шпильки по поводу того, что «пора бы уже и повзрослеть». Со временем Люси научилась не замечать этих замечаний и пропускать мимо ушей ее постоянное недовольство разговорами или упомянанями о Нарнии. Сьюзен можно было бы понять, если бы воспоминания отнимали у братьев и сестры много времени, мешали бы жить в реальном мире, но Люси не могла подтвердить этого. Как и у всех сверстников, у нее были друзья, с которыми они гуляли, вместе делали уроки, ходили в кино и на танцы, она продолжала учиться в школе и помогать маме по дому, так же, как и Питер учился в университете, а Эдмунд собирался в таковой поступать. Жизнь шла своим чередом, и после тяжелого рабочего дня, полного рутинных дел, не блещущих интересом подчас, ребятам было приятно окунуться в океан воспоминаний, таких прекрасных и светлых. Они помогали восстановить силы и двигаться дальше, жить как обычные люди, двигаться дальше, будучи великими монархами в своем родном мире. Но никогда прежде не обходилась Сьюзен с Нарнией так низко. Никто из них никогда не говорил о волшебной стране в присутствии посторонних, даже родителям они не смели рассказывать о своих путешествиях, а Сьюзен мало того, что проговорилась, так еще и использовала Нарнию для своих личных целей, для того, чтобы расположить к себе очередного ухажера. Люси ссутулилась, будто в грудь ей бросили камень. Время шло, и ужин подходил к концу. Роберт поднялся из-за стола и принялся благодарить мистера и миссис Певенси за приглашение и за чудесный стол. Все прошли в коридор, чтобы проводить гостя. Люси на ватных ногах последовала в прихожую, и если бы не рука Питера, стиснувшая ее ладонь, она бы точно покачнулась и упала бы без сознания. Родители весело смеялись над шутками Роберта, который бросив радостный взгляд на Сьюзен скрылся за дверью в рождественской кутерьме. - Ну что ж, - проговорила миссис Певенси, повернувшись к детям, - Надо бы вымыть что-нибудь из посуды, а то завтра мы не отмоем протвень от подливы... Эдмунд, Сьюзен, возьметесь? - юноша кивнул, правда с неохотой. Никаким образом не хотелось ему в тотм момент находиться подле старшей сестры, - Питер, а ты тогда выкинешь мусор, будешь так добр? - Питер поджал губы и тоже кивнул, - Люси, милая, с тобой все хорошо? - Ты какая-то бледная... - миссис Певенси подошла к младшей дочери и потрогала ее лоб, - Жара нет, ты холодна как сосулька. Точно хорошо себя чувствуешь? - Просто устала, - ответила Люси хриплым срывающимся голоском, а Питер только сильнее сжал ее руку. - Тогда беги в постель, а мы пока с папой приберем в гостиной, - улыбнулась мама, целуя дочку в обе щеки, - Давай, беги... - Лулу, только не молчи, если что-то болит, хорошо? - предупредил отец, - Чтобы не вышло как в прошлый раз с ногой, когда Сьюзен учила тебя ходить на каблуках... - мистер Певенси задорно улыбнулся, а его жена звонко рассмеялась. Девушка же одарила родителей вымученной улыбкой и поспешила наверх. Упоминание имени сестры и этого глупого вывиха лодыжки вызвало у нее неприятную дрожь. Эдмунд проводил Люси взглядом и поспешил на кухню, чтобы побыстрее покончить с грязной посудой. Он закатал рукава рубашки, открыл воду и принялся оттирать уже почти застывшую подливу. Боковым зрением он видел, как Сьюзен завязывала цветастый фартук и брала в руки полотенце. Черные пряди волос как и во время ужина скрывали ее лицо. Эдмунд с остервенением принялся соскабливать слой жира с металлического противеня. Ему нужно было как-то избавиться от этого мерзкого чувства, желания перевернуть вверх дном весь дом, только бы выпустить на волю свой гнев. - Эдмунд, я... Я... - начала Сьюзен, заикаясь, но скорее от незнания, что сказать, нежели от помутнившего ее разум стыда. Нет, Сьюзен Певенси не из тех, кого так легко пристыдить. Она костьми ляжет, но будет держать лицо. - Сьюзен, просто помолчи, хорошо? - прошипел он сквозь зубы, прерывая ее жалкие попытки, - Я не хочу сейчас говорить тебе ничего плохого, так как сегодня все-таки Рождество, но ничего хорошего у меня просто не поворачивается язык тебе сказать. Умеешь ты, конечно, рассыпать цветы магнолии, - он продолжил отмывать посуду. - Честно, я не... - снова заговорила она. - Ты просто не подумала, я уже это осознал, - закончил за нее брат, - Ты последнее время мало думаешь, я заметил, причем не я один, - он поднял голову и уставился на желтую плитку, которой были выложены все стены кухни, - Знаешь, Сьюзен, я пытался тебя понять, пытался, если можно так сказать, найти оправдание твоему мерзкому и противному поведению, твоему... Даже не могу назвать это взрослением! Это просто какая-то глупая игра во взросление. Ты думаешь все эти вечеринки, знакомства, платья, украшения и прочая дребедень сделают тебя взрослой? Если ты действительно так думаешь, то ты просто еще глупая девчонка, Сьюзен... - голос его звучал спокойно и ровно, никаких эмоций не слышалось в нем, что заставляло девушку не на шутку испугаться — именно таким тоном говорил Эдмунд, когда был разочарован, когда был рассержен, когда был подавлен, - Человек вырастает тогда, когда приходит его время. Ничто не может сделать его воистину взрослым, мудрым и опытным кроме самой жизни и времени, а ты занимаешься вещами противоестественными — пытаешься поторопить и то, и другое. И смотрится это жалко, Сью. Ты настолько заигралась, что даже не видишь границ. Для тебя цель оправдывает средства — ты вплела Нарнию, единственное дорогое нам воспоминание за всю войну, за все те страшные годы, что, к счастью, не отняли у нас того, что могли бы отнять, ты использовала ее, как используешь помаду, чтобы твои губы были привлекательнее. Это просто... просто мерзко, Сьюзен. Просто омерзительно... И ты... - он осекся и вернулся к оттиранию протвиня. Девушка изучала носки своих туфель. - Я сам вытру, - он взял у нее полотенце, и когда его пальцы нечаянно коснулись ее запястья, он почувствовал ее дрожь, - Иди. Сьюзен часто закивала и покинула кухню, а Эдмунд видел, как она длинными пальцами коснулась щек, будто хотела что-то стереть с них. Половицы поскрипывали под ее ногами, пока она поднималась наверх в их общую с Люси спальню. Дверь жалобно скрипнула, впуская старшую Певенси внутрь. Люси сидела за маленьким туалетным столиком, что они со Сьюзен делили между собой, как и все остальное в этой спальне, и смотрела на свое отражение. Сережки-цветочки лежали на столешнице со стороны старшей сестры, возле ее щетки для волос. - Спасибо, - проговорила Люси, вытаскивая шпильки из прически и распуская светлые локоны. - Не за что, - отозвалась Сьюзен, подходя к ней и вставая за спиной, - Ты... Ты можешь оставить их себе... - Нет, спасибо, - ответила Люси, глядя на копию своей сестры в круглом зеркале, обрамленном вырезанными из дерева розами, - Можешь карандашом подписать рядом со своим именем мое, чтобы я знала, сколько дней мне мыть за тебя посуду. - Не стоит, - покачала головой Сьюзен. - Я обещала, - настойчиво отозвалась Люси, - И я свое обещание выполню. Люси смотрела отражению сестры прямо в глаза, а затем повернулась к ней всем телом и снизу вверх вглядывалась в ее лицо, такое красивое, с четким линиями и идеальными пропорциями, будто была леплена оно на манер статуй руками величайшего скульптура, а раскрашена усилиями талантливейших художников самыми дорогими красками, какие только можно найти в этом мире. - Люси, я... - снова попыталась Сьюзен, но на сей раз ее не прервали. Сестра лишь продолжала смотреть на нее, ожидая продолжения, - Мне жаль, - выдавила Сьюзен и опустила голову. - Тебе не жаль, - просто ответила Люси. Старшая Певенси тут же подняла голову, щеки ее залились краской, а приоткрытые губы задрожали, - Нет, Сьюзен, тебе не жаль того, что ты предала Нарнию, тебе не стыдно, твоя совесть не болит. Тебе лишь неприятно, что правда выплыла наружу, тебе больно, что ты обидела нас, но тебе не капельки не жаль, Сьюзен. Ты просто расстроена, что мы все узнали, не более. Ты решительно не понимаешь, что такого сделала, что совершила, и от этого мне на душе еще тяжелее... Ты даже представить себе не можешь, как противно мне было слушать все это там, за столом.... Ты все забыла, Сьюзен. И это ужасно, это страшно. Да, мы больше не вернемся в Нарнию, но это не повод забывать о ней, не повод использовать ее. Ведь тебе уже никогда не стать десятилетней девочкой, но ты ведь не забываешь те прекрасные дни этого возраста, верно? Так почему ты забыла Нарнию? - Сьюзен поджала губы и отвернулась, - Это был риторический вопрос, не переживай. Когда я смотрю на тебя сейчас, Сьюзен, то не испытываю к тебе ничего кроме жалости. Внешняя оболочка будет иметь величайший успех, если внутреннее содержание не будет уступать ему по красоте. Мне очень хотелось, чтобы первое во мне было созвучно со вторым, но учиться этому я теперь буду не у тебя, сестра, уж прости. Ты может хорошо разбираешь в том, как сделать идеальной свою кожу, как подчеркнуть глаза и завить волосы, но вот кроме этого ты ничего не можешь. Твои умения ограничиваются только на том, как воплотить образ с картинки, и все. Хотя красота есть понятие куда более глубокое и многогранное нежели просто создание красивого вида. Ты потеряла суть, Сьюзен. И это заставляет меня испытывать к тебе только лишь жалость. Люси повернулась к зеркалу и увидела в отражении Сьюзен, лицо которой будто треснуло как у фарфоровой куклы. Девушка смотрела на младшую сестру, и глаза ее источали странную тяжесть, почти свинцовую, смешанную с горечью, чернее ночи. Люси пыталась прочитать в ее взгляде причину, докопаться до сути, но сестра тут же покинула комнату, в излюбленной манере закрывая лицо смольными кудрями. Люси тяжело вздохнула, услышав хлопок двери. Сквозняк ударил Сьюзен в спину. Она обернулась и застыла, будто пораженная заклятьем. Напротив раскрытого окна стоял Питер и глядел на звездное небо. Изо рта его кольцами выходил пар. Он обернулся к ней и, поджав губы, отвернулся обратно к окну. - Да, сестра, воистину ты все делаешь с размахом, - проговорил Питер, горько усмехнувшись. Сьюзен вздрогнула только уже не от морозного ветра, а от обращения к ней старшего брата не по имени, - Если платья, то самые красивые. Если духи, то самые дорогие. Если предавать, то по-крупному... - Питер... - прошептала она. - Что? - он грозно сверкнул глазами, - Что Питер? Сьюзен потупилась и замолчала. - Если начала, то продолжай, сестра, - проговорил он громче, - Давай! - Нас услышат, - пролепетала она. - И пусть! - ответил Питер не убавляя громкости своего сильного и властного голоса, - Что нам скрывать? Ведь мы же просто глупые дети, которые сочиняют сказки, верно? Чего нам скрывать, правда? А ты, если уж начала, умей продолжать, умей доводить до конца все то, что заварила, хотя бы в своей голове. Хоть раз за последнее время используй ее по назначению, - он дрожал, но то была не дрожь злобы, это было другое, куда более страшное чувство. Питер закрыл глаза и тяжело вздохнул, а затем продолжил уже спокойно и серьезно, - Сегодня я смотрел на Люси и на тебя и видел, как обе вы смешны. Она всеми силами хочет быть такой, как ты, хотя недостойно это дело таких усилий и попыток. Это сразу видно, когда человек пытается быть кем-то вместо того, чтобы быть собой, и смотрится это крайне комично. Ты, сестра, хочешь быть взрослой, но пока не положено тебе быть таковой в силу возраста и ума. Ты пытаешься заполнить эти бреши деяниями, которые, как тебе кажется, соответствуют поведению взрослых людей, но ты ошибаешься. Ты берешь пример с таких же некудышных актеров, какой являешься сама, и с тебя же берет пример Люси. Ты пытаешься обмануть других, но на самом деле ты обманываешь только себя... - он замолчал, глядя на городской пейзаж, - Да, мы часто вспоминаем Нарнию и время, что мы в ней провели, и никогда мы не выбрасывали тебя из наших воспоминаний, всегда помнилась ты нам в минуту ностальгии как благородная, великодушная королева, образец женственности, оплот государства, но я смотрю на тебя сейчас и не вижу даже отголосков той твоей былой славы. Ты сейчас словно жалкая тень себя тогдашней. И тогда не мешали развитию твоей мудрости и дальновидности ни дорогие ткани, из которой шились твои платья, ни драгоценные камни, украшавшие твои кольца, браслеты и ожерелья, ни крема и благовонья, что использовала ты. Хотя... Что я рассказываю тебе... Зачем? Ты все равно ничего не помнишь. Ты теперь уже не друг Нарнии... - Питер... -всхлипнула девушка. - Ты разочаровала меня, сестра, - продолжал он не обращая внимания на ее скупые слезы, - Я не испытываю к тебе ничего, ровным счетом ничего. Только лишь горькое разочарование заставляет мое сердце болеть за тебя. Ты могла бы стать таким прекрасным человеком, такой прекрасной девушкой... Но, как Аслан любит говорить, мы не знаем, что могло бы быть, но мы способны изменить будущее. Только это дает мне надежду, что не все еще потеряно для тебя. А пока... пока, прости меня, сестра, но мне неприятно быть подле тебя. Зла я на тебя не держу, но пока я просто не могу видеть твоего лица. Прости... - Брат, - проговорила Сьюзен сдавленно, заставив Питера все-таки обернуться, - Я молю тебя о прощении... - Ты меня не обижала, чтобы просить о прощении, сестра, - ответил он, - Тебе следует вымаливать его у своей страны, которую ты предала, да у своей души... Сьюзен горько заплакала, закрывая лицо руками. - Брат, сумеет ли она простить меня?.. - Я не знаю... Я не знаю... - ответил Питер, поворачиваясь вновь к окну, представляя ее глазам лишь свою спину. Сьюзен всхлипнула, вытирая со щек черные дорожки слез, которые были лишь водой, а не выражением ее безысходного положения. Девушка и сама не понимала, почему расплакалась. Будто что-то внутри у нее оборвалось, когда Питер обратился к ней не по имени, словно связывают их лишь кровные узы и более ничего. Она медленно побрела в их общую с сестрой спальню. В комнате было темно, и только луна освещала маленький туалетный столик, и в лунном свете блестели стеклянные серьги в виде цветов. Сьюзен повернула голову в сторону кровати младшей сестры и увидела ее спящей. Раскинув руки Люси лежала на постели, а в ушах у нее тускло мерцали жемчужины. Девушка посмотрела на разноцветные осколки в руках, и в груди ее разлилось осознание собственной жестокости. Впервые за этот вечер она сумела что-то ощутить кроме радости и веселья. Ей хотелось быть заметной, снова ощутить себя в центре внимания, как это было раньше, во времена ее правления, когда все юноши молили нарнийских королей о ее руке и сердце, а девушки бросали на нее завистливые взгляды. Ей снова захотелось почувствовать себя королевой. Она так стремилась к достижению своей цели, что уже даже забыла, для чего она все это делает, для чего посещает вечеринки одна за другой, для чего покупает лучшие платья, заказывает лучшую косметику. Для нее средства стали целью. Она потеряла суть, упустила ее, позволив водовороту ложных миражей и легких задач увлечь ее. И в то время как братья и младшая сестра не боялись быть смешными, странными и незаметными, Сьюзен мечтала вернуть себе былое величие. Она сама не заметила, как начала говорить о Нарнии как о выдумке, как о плоде детской фантазии. Это получилось само собой, и так хорошо впивписалось в её новый образ, что остановиться было трудно. Как снежный ком, ее отрицание порождало одну ложь за другой, которая теперь давила ей на грудь и не давала дышать. Сьюзен распахнула окно и вдохнула морозных воздух, который тут же обжег легкие. Она обернулась через плечо, чтобы посмотреть на Люси, которая даже не шелохнулась от скрипа петель и холодного потока ветра. Старшая Певенси подошла к сестре на цыпочках и забрала из маленькой ладошки мерзкие стекляшки, которые заманчиво блестели в свете фонарей. Не раздумывая, Сьюзен вышвырнула их в темноту и наконец смогла впервые за этот вечер вздохнуть. Теперь ничто не осрамит чести ее королевы.