Наверное, самый редкий, но самый замечательный момент – это когда два человека понимают друг друга без лишних слов. Они могут стоять друг напротив друга, и понимать то, что хочет сказать собеседник. Обычно у этих людей нет тайн, ведь один другого читает как открытую книгу.
Это самое приятное, но, в то же время, самое редкое явление, что сильно печалит.
А вообще, человек – это странное существо, с этим согласится, наверное, каждый. Сегодня он может быть одним, а завтра – совсем другим.
Сегодня ты можешь порхать по конторе как мотылек, радуя всех своим удивительным характером и заряжая порцией позитива на весь оставшийся день, а вот завтра ты просто уйдешь, никому ничего не объяснив. Это не удивительно, ты всегда считала, что не обязана никому ничего объяснять.
Она пришла также неожиданно, как и ушла. Просто появилась в лаборатории, будучи … не такой? Более женственной, что ли?
Смотря на все это, я не переставал удивляться, насколько быстро человек может поменяться. Вроде общаешься с человеком и даже не подозреваешь, что совсем скоро он поменяется. Нет, не только внешне - хотя и внешне ты преобразилась: никогда б не подумал, что ты будешь носить каблуки - но и внутренне. Совсем другие разговоры, проблемы... Что случилось? Что за переломный момент произошел? Почему ты ничего мне не говоришь, девочка-мотылек? У тебя кто-то появился?
Где ты была эти дни и недели, куда указала лоза,
Кто согревал твое в камень замерзшее сердце…
Я знаю, во время великого плача остались сухими глаза
У тех, кто звонил нам домой и сулил нам бессмертье.
Я всегда отбрасывал от себя мысли, что у тебя кто-то появился. Не знаю почему. Просто не хочу верить, что та, которую за глаза прозвали Миниатюрным Бумерангом, может быть с каким-то мужчиной. Я не думаю, что это ревность, просто … это не так легко объяснить, как кажется на первый взгляд. Я представлял тебя с другим мужчиной, но не получалось. Я не вижу рядом с тобой никого. Человек, находящийся рядом с тобой, должен быть веселым, понимающим и в тоже время гасить твои порывы – да, да, я знаю про твои неожиданные, кратковременные и безумные идеи, напоминающие спички - погорят и потухнут – но в то же время этот парень должен быть безбашенным и таким же ненормальным, как и ты. Тогда ты будешь счастлива.
Сегодня мы заговорили. Нет, не по работе: по работе мы разговариваем ежедневно. Просто заговорили: ни с того ни с сего, как раньше. Я понял, что глубоко ошибался: ты все та же Танюшка, просто в другом облике. Мы до сих пор можем говорить обо всем на свете, при этом понимая друг друга с полуслова. О чем был наш разговор? Не помню, кажется что-то о художниках. Да, несомненно о художниках! У нас в деле фигурирует художник, впитавший в своё полотно ртути, из-за чего произошло отравление у женщины… Ты еще улыбнулась и сказала что-то типа:"
А я сама по себе - художник. Рисую свою собственную жизнь. Непонятную некоторым людям, моментами, но яркую и интересную".
Я понял, о чем ты говорила. Наверное, только я и способен был это понять. Маленькая девочка-мотылек, я, кажется, стал тебя узнавать. Тебя и твою манеру – говорить загадками. Тебя не поймет любой, кроме меня. Так было и будет всегда: повторюсь, я читаю как открытую книгу тебя, а ты меня.
Господь дал нам маковый цвет, дал нам порох, дал имя одно на двоих,
И запеленал нас в узоры чугунных решеток,
И стало светло, как бывает когда в самом сердце рождается стих,
И кто-то с любовью помянет кого-то.
Невозможно забыть человека, который чем-то тебя зацепил. Ты зацепила меня своей улыбкой, своими взглядами на мир. Я всегда думал о тебе, но думала ли обо мне ты? Наверное, нет.
Однако, я до сих пор помню день, когда мы с тобой сидели в кафе за чашечкой обжигающего чая, после того, как лепили снеговика, не забывая периодически кидать в друг друга снежки, которые получилась не очень крепкими в силу того, что снег был рассыпчатым. Ты смотрела на многолюдную улицу, на всю эту людскую, предновогоднюю суету. На тебе был растянутый свитер, который наверняка был на размер больше твоего. Неожиданно ты произнесла:"
А знаешь, Ванечка, у нас ведь имя одно на двоих, тебе не кажется?", - после этих запутанных слов ты чихнула, внимательно разглядывая деревянную столешницу.
А я не понял. Это была единственная фраза из твоих уст, которую понял я только спустя два года.
Так где ты была – я собрал все оружие в самый дырявый мешок
И вынес туда, где по-прежнему верят приметам,
А здесь даже дети умеют вдыхать этот белый как снег порошок,
И дышат на стекла и пишут, что выхода нет.
