***
Это стало таким привычным — пробираться средь ночи через всю территорию, периодически останавливаясь, чтобы часы невидимости накопили заряд, красться мимо вражеской базы, прислушиваться к каждому шороху и, наконец миновав её, поворачивать в сторону и шагать уже свободно. А он, как всегда, стоит возле своего огромного фургона со скучающим видом и играет с зажигалкой. Я, всё ещё невидимый, подхожу к нему и осторожно кладу руки на плечи. Мик уже привык к этому, так что даже не вздрагивает, а просто пытается поймать меня, но всегда хватает воздух. Я появляюсь перед Снайпером, напялив на свое лицо ехидную ухмылку, лишь бы выглядеть уверенно, и он тащит меня за собой. А дальше все чертовски предсказуемо, но от того не менее желанно. Сколько раз я мог уйти сразу же, не оставаясь до утра. Сколько раз я мог вообще не приходить. Но почему-то я всегда уступал тебе, Снайпер. Я поддавался тебе, своей слабости, и прошлой ночью произошло то же самое. Днем несложно держаться подальше друг от друга — мы же из разных команд — но если кто-то из нас сталкивается с другим лицом к лицу на поле боя, то битва превращается в фарс: Снайпер достает кукри — я в ту же секунду вынимаю нож, он подходит ко мне — я приближаюсь к нему, он коварно улыбается — я моментально нахожу в своем арсенале эмоций нужную в данный момент и делаю фактически то же самое. — Ну, здравствуйте, — слышу я исполненный насмешки голос и отвечаю в той же манере: — Как поживаете, мсье деревенщина? — Отлично, господин чёртов шпион! Красный уже зажимает меня в углу, однако не настолько сильно, чтобы я не смог занести нож над его спиной. А Мик ведь не какой-нибудь наивный мальчишка, он делает это специально. — Ты ведь потом поплатишься за это, — говорит он, смотря на меня в упор. От меня не укрывается «пожирание» в его взгляде, поэтому фраза звучит как-то пошло, и сразу понятно, как именно я поплачусь. Рукоятка кукри упирается мне в бок, лезвие балисонга невесомо ходит по его спине. — Ох, отлично. Я тебя или ты меня? — спрашиваю я с гаденькой улыбкой, окончательно сделав следующие события неудивительными. Странно это, когда понятия «жизнь» и «смерть» так обесцениваются. Нам позволено играть с ними. Даже боль от удара в спину не такая сильная, какой должна быть, ведь правда, Микки? Он ухмыляется и зажимает меня сильнее. Раз уж он научился распознавать меня под любой маскировкой, то возможно понимает, что я на самом деле чувствую. Какой я теперь к чёрту мастер конспирации, если бушмэн видит меня насквозь, точно как и я его?.. Вдруг слышится топот ног, бегущих по лестнице, и мы, не сговариваясь, пронзаем друг друга. Сначала нестерпимая боль, потом тьма, небытие, а затем респаун. Синхронное убийство. Красиво, если убийство вообще можно считать таковым. Пожалуй, можно, если после этого тела растворяются и появляются вновь на противоположных концах поля боя в превосходном состоянии, а главное, живые. Всё это началось спонтанно, и если бы мы ещё тогда расставили все по местам, то больше ничего бы не было. Но пьянящее разум влечение растоптало и его, и мою невозмутимость и хладнокровность. Необычно было тянуться к мужчине, хоть подобные отношения и не впервой для меня. Но это никогда не было таким. Чтобы я уступал кому-то и был ведомым? Увольте, разве такое возможно?.. Видимо, да. Едва слышимый сквозь мысли голос сердца часто говорил мне, что красный и синий заигрались, слишком близко подошли к той черте, когда «ты и я», не несущее в себе никаких обязательств, грозило превратиться в пугающе серьёзное «мы». Когда я от скуки играл ножом, мне живо представлялось, как по нему неуверенно и медленно шагали миниатюрные копии нас с Миком. А затем они останавливались на середине, желая что-то сказать друг другу, но один из них оступался, хватал за руку другого и увлекал за собой в бездну. А кто именно — пока неизвестно.***
В свой выходной день я был не в каком-нибудь престижном и супермодном баре, как можно было бы подумать, — я сидел в забегаловке, в которую бы по своей воле ни за что не притащился. В принципе, всё было терпимо, даже идиотские грязно-жёлтые обои, стёртый деревянный пол и кучка пьяниц, сидевших поодаль. А главное «украшение» здесь — неприятный хозяин заведения. Он встал у отдалённой двери, покрытый тенью, и следил за всем происходящим острым, примечавшим мелочи взглядом. Его нос временами собирался в противную гармошку, а лоб покрывался морщинами, будто ему было отвратительно на что-то смотреть. На что-то — это на меня. Впрочем, мне было глубоко наплевать, что думал совершенно незнакомый мне человек. Этого человека скорее хотелось назвать человечишкой — настолько мелочным и скупым казался он. Кто сказал, что нельзя прочесть характер по лицу? Я могу. Молодой и весьма потрёпанный официант в рубашке с въевшимися в ткань старыми пятнами преподнёс мне стакан чая, при этом сделав попытку улыбнуться; у него получилась вымученная гримаса, и он, тяжко вздохнув, благополучно ушёл на кухню с пустым подносом. Я стал размешивать сахар в чае, взглядом переходя с одного на другое: то круглые часы, висевшие на стене напротив, то алкоголики за дальним столом, нёсшие какую-то чепуху, понятную лишь им самим, то этот противный хозяин. Когда наши с ним взгляды встретились, меня чуть не передёрнуло. Я думаю, каждый встречал в своей жизни таких людей, которые немедленно вызывали отвращение в первые же секунды. Иногда я сам себе был противен, особенно тогда, когда вёл себя столь жалко, таскаясь за красным Снайпером, словно преданная собачка. Я боролся с этим, но, видимо, если я так долго не мог справиться, то я этого на самом деле и не очень-то хотел. И от того я ещё больше ненавидел себя за проявления слабости, за прорывавшиеся порой эмоции, не адекватные ситуации, и за тяготение к нему. Наверное, я просто стал полным кретином. Я сидел в клоповнике и ждал, потому что Мик хотел о чем-то поговорить. Знаешь, mon cher, ты уже прилично опаздываешь, а я всё ещё тут, хотя имею право уйти. Что ты со мной делаешь?.. Поднеся стакан к губам, я наконец заметил, что чай давно остыл и на вкус был как моча. Никакой другой ассоциации на ум не пришло. Я с усмешкой вспомнил о тех многочисленных банках в фургоне Снайпера и о том, что он перестал в последнее время пользоваться этой устрашающей ерундой против меня. Хоть какая-то совесть у него есть. Я хотел закурить и уже вытянул из кармана сигарету, как хозяин забегаловки грубо окликнул меня и указал пальцем на табличку «Не курить». Наверное, именно потому, что никто не курил, здесь всё пропахло табаком; однако я всё же убрал сигарету, потому как не хотел никоим образом контактировать с этим «блюстителем порядка». Время короткими рывками добиралось до того момента, когда мистер Манди должен был явиться. Пальцы отстукивали по столу каждую секунду; я предчувствовал, что он скоро заявится. Через пятнадцать ударов входная дверь неприятно проскрипела, и в помещение ввалился высокий мужчина в очках и ковбойской шляпе. А ты пришёл даже раньше, чем я рассчитывал. Тяжело дыша, он с хмурым лицом дошел до моего стола и приземлился на скамью напротив. — Bonsoir, — произнёс я со скучающим видом, — ты опоздал. — Ага, — неопределенно кивнул красный и подозвал официанта: — Два пива, пожалуйста. Я не был уверен, что мне хотелось пить, но промолчал, видя, что Манди из-за чего-то нервничал. Он скрестил руки, положа их на стол, и впился взглядом в мой практически нетронутый чай, будто надеялся найти там нужные слова. И вот я услышал: — Как дела? — Comme toujours, — отмахнулся я. — Не мог бы ты говорить со мной на английском? Он так часто просил меня об этом, что я порой уже думал на английском, который, несомненно, во многом был более простым и прямолинейным, чем мой родной язык. — Ладно-ладно. Как ты, mon cher? — Жить можно... Мик поднял голову и посмотрел на меня из-под жёлтых стёкол, явно собравшись добавить что-то ещё, но молчал. Я опустил взгляд и уставился на его рубаху, которая из-за плохого освещения стала на пару тонов темнее, совсем близко к цвету крови. Я не мог придумать, что такого сказать, чтобы прервать эту неловкую паузу. Напряжённость моего собеседника выдавали крепко сжатые кулаки и сведённые брови. Пока мы так сидели, подошёл официант с заказом. Как только он ушёл, Снайпер схватил свою кружку и стал пить из неё большими глотками. Но и утолив свою жажду, он всё ещё молчал. Я даже стал замечать болтовню сидевших за соседним столиком, которая, впрочем, не несла никакой смысловой нагрузки. Спустя некоторое время я не выдержал и произнёс с упрёком: — Так и будем играть в молчанку весь вечер? — Извини, — ответил Снайпер, склонив голову. Шляпа сползла ему на глаза, так что я протянул руку и, сняв её, положил напротив себя. — Негоже сидеть в головном уборе в помещении, бушмэн, пусть и в таком жутком месте, — объяснил я. Похоже, что я сказал последнюю часть фразы громче, чем следовало, потому что тут же обнаружил на себе хмурый взгляд управляющего. Практически шёпотом я спросил: — Почему именно здесь? Есть ещё сотни мест, где можно встретиться, но мы сидим тут. — Мало посетителей, — коротко сказал Мик. Я сжал в руках шляпу и поинтересовался: — Всё-таки, о чем ты хотел поговорить? В следующую секунду его ладони накрыли мои, и я услышал: — Нам стоит прекратить это. Фраза была сказана на одном дыхании, отчего стало понятно, что это было сложно для Снайпера. Несмотря на то, что я прекрасно понимал, о чем идет речь, я переспросил: — Прекратить что? — Наши… встречи. Его пальцы сжимали мои руки, как всегда скрытые тканью перчаток. Я посмотрел за спину Снайпера и увидел, что у этого хозяина прямо-таки глаза на лоб полезли, а лицо брезгливо сморщилось. Манди, не оборачиваясь, сказал будто в ответ моим мыслям: — Просто гадкий тип. А затем убрал свои ладони. К счастью, он сказал это так, что слышно было только мне. Я с усмешкой кивнул ему. — Так что ты думаешь? — вернулся к теме разговора Снайпер. Он так уставился на меня, что возникло ощущение, будто его взгляд вот-вот прожжёт мою маску насквозь. Я медлил с ответом, боясь, что это прозвучит неуверенно, взволнованно и выдаст меня с потрохами. Однако Снайпер буквально спас меня, сказав: — Понимаешь, Шпион, у нас могут быть серьёзные проблемы. Мои союзники уже что-то подозревают, да и Администратор не дремлет. Пора поставить точку. — Да, я понимаю, — немедленно отозвался я, — ты прав. Нужно завязывать. Будем друг другу никем, как и раньше. C’est la fin. Слова на удивление легко складывались в предложения и звучали так спокойно, что, кажется, Снайпер даже не догадывался о моем истинном расположении духа. Разум был согласен с этими словами, а вот сердце шло наперекор всему и вся. Я искренне надеялся, что мной ещё не завладело это необузданное чувство, но надежды мои были пусты. — Я рад, что мы друг друга поняли, — сдержанно произнёс стрелок. — Думаю, пора расходиться. Что, так скоро? Всего лишь после нескольких сухих реплик? Я чувствовал, что осталось ещё много недосказанного, но сам вопрос мы решили, так что… — Да, пора. Я встал из-за стола, Мик тоже. Мы расплатились за то, что брали, и я вдобавок оставил большие чаевые несчастному официанту. Интересно, когда я успел стать таким альтруистом? Мы вышли наружу. На улице уже было темно и пустынно; фонари, похоже, давным-давно не включались, так что дорога утопала во мраке, и даже луна не освещала её. Манди тяжёлым шагом двигался вперед, и я шёл за ним до поры до времени. Когда впереди показалась его машина, он остановился на перекрёстке и, обернувшись, спросил меня: — Тебя подвезти? — Не нужно, — отказался я, — сам доберусь, тут недалеко. — Что ж, — вздохнул Мик, — пришло время сказать «прощай». — Au revoir, mon cher, — безо всякого выражения произнес я. Можно было еще театрально помахать ручкой и поухмыляться, но я понимал, что это серьёзно, и сейчас не время для дурачеств. Снайпер отвернулся и пошёл к фургону, я же побрёл в противоположную сторону. Это всё, действительно и окончательно. Честно говоря, я думал, мне будет легче без той путаницы, что мы с красным натворили, но чувствовал совершенно другое. Или не чувствовал вообще ничего — была лишь гложущая душу пустота. Идиот, идиот, жалкий идиот… Я прошёл пару десятков метров, подавляя ненужные мысли, как вдруг понял, что всё ещё держал в руках шляпу Снайпера. В груди немедленно возникло приятное покалывание. Чёрт! Ни в коем случае нельзя возвращаться. Но если я оставлю её себе, то она непременно будет напоминать мне о её хозяине, а выбрасывать головной убор отчего-то не поднималась рука. Я стоял в нерешительности, думая, что же мне делать, но через пару минут услышал гудение мотора за спиной, где-то неподалёку. У меня не возникло никаких сомнений по поводу того, кто это мог быть, так что я даже не потрудился сойти с дороги. Машина остановилась совсем близко, затем хлопнула дверца и ко мне подошёл хмурый бушмэн. — Скажи, ты специально это делаешь, проклятый шпион? — недовольно поинтересовался он, забирая у меня шляпу. — Я просто задумался и забыл отдать, — усмехнулся я, сложив руки. — Что, сцена «Прощание», дубль два?.. — Дубль два… — отстранённо повторил Снайпер. — Тогда я пошёл, ладно? Я решил, что лучше поспешить, пока ничего не произошло, и развернулся, собравшись сразу же уйти, однако внезапно почувствовал, как что-то стянуло моё горло. Я поперхнулся и выругался от неожиданности: оказалось, это Манди схватил меня за галстук. Он подтащил меня к себе (как, наверное, унизительно это выглядело со стороны) и сказал: — Чёртов шпион. После этой фразы он загрёб меня в свои объятия. Я вновь почувствовал дурацкое волнение, имевшее отношение к Снайперу, и захотел вслух обругать его. Я даже не попытался выбраться из объятий — я не то, что не мог, я не хотел. Осознание этого меня злило: нужно было оттолкнуть этого кретина и пойти прочь, а я взял и вцепился в него в ответ. Как глупо. — Я, кажется, не смогу… ты мне нужен, — выдавил Мик. Стоит сказать, что голос его звучал твёрдо, но в нём всё же проглядывали нервные интонации. Я не знал, что ответить. Опасные слова вертелись на моем языке, но я не мог сказать их именно сейчас. И неизвестно, скажу ли я их когда-нибудь. Кажется, мы ничегошеньки с тобой не решили, Снайпер. Я не выдумал ничего лучшего, кроме как податься вперёд и прикоснуться к его губам своими. Нет, это было скорее инстинктивно, я ни о чём не думал — если бы я думал, то я бы этого не сделал. Я рассчитывал на лёгкий жест, но Мик всё неправильно истолковал и вовлёк меня в дикий и требовательный поцелуй. Жёсткая щетина царапала мне кожу, чувствовался привкус дешёвого пойла, я сам был на грани от эмоций, внезапно нахлынувших на меня. Его властный язык лишил меня инициативы в поцелуе, и я позже корил себя за то, что уступил красному даже в этом. А в этот момент у меня, да и у Снайпера тоже, явно сорвало крышу от соприкосновений влажных губ, переплетения языков и отчаянных сцеплений рук. Возникло чувство, что так и надо, что именно это и было нужно. Поцелуй постепенно прекратился, становясь все более мягким. Я выдохнул и обнаружил, что шляпа Снайпера оказалась на моей голове. Тот посмотрел мне прямо в глаза, и именно в этот момент я осознал, что я сломался. Мы сломались. Не было смысла снова пытаться повернуть назад. — Что же мы натворили, бушмэн?.. — хрипло сказал я. — Мы же решили… Манди отвёл взгляд и промолчал. Он явно сам не понимал, что делать дальше. Спустя некоторое время он вымолвил: — Прости, но я не смогу тебя отпустить. Я ничего не ответил, лишь вновь обнял его и положил голову на плечо. Так мы и стояли в тишине, в темноте, совершенно одни посреди дороги и чувствовали себя потерянными друг в друге. Потом Мик тихо сказал мне садиться в машину, и мы поехали прямо по дороге, наугад. Мы постепенно разговорились и вскоре уже смеялись над всякой ерундой, обмениваясь полными обожания взглядами, словно молодая парочка, не знавшая никаких бед и тягот. А тем временем меня изнутри поедало пугающее чувство обречённости: ведь было ясно, что ни к чему хорошему наше «мы» не приведёт. И на что мы, чёрт возьми, надеемся?..