- Ты необычный человек, и в этом твоя прелесть. - Я необычный человек, и в этом мое одиночество. (с)
...Альтра мало что помнила о своей матери. Из глубокого детства она вынесла лишь пару ярких, пахнущих утренней росой и соком одуванчика, воспоминаний - золотые волосы, тонкие руки и такие добрые глаза, что всё внутри перехватывало. Кажется, в её зрачках плескалось изумрудное море? Альтра не знала. «Запомни, моя маленькая Аль - ты не такая. В некоторые моменты жизни лишь это поможет тебе выстоять против всего мира. Ты не такая». Альтра долгие года детства и юности не понимала значения этих слов - лишь хранила эту фразу, как самое большое сокровище в этом мире. И в моменты величайшей подростковой грусти прикасалась к ней, прикасалась к нежному, обволакивающему голосу ушедшей слишком рано матери, и шрам на молодой ещё душе затягивался невесомой паутиной.***
- Почему у тебя такое странное имя? - бесчисленное количество раз спрашивали Альтру. Девушка поднимала на собеседника серьёзные зелёные глаза и пожимала плечами. - Моя мама очень любила альбатросов. - Вот ненормальная, - чаще всего получала в ответ Альтра, но это её не волновало. Из миллиардов людей, именно она получила имя самой свободной птицы, витающей в морских просторах. И это что-то да значило. И Альтра больше всего на свете была благодарна матери за это.***
Впервые осознав свою свободу, девушка поняла так же и свою чуждость людям - мелким, суетливым, погрязшим в суете и бытовых проблемах. Девушка одинокой тростинкой стояла под грозовым небом, ловила антрацитовым облаком волос первые капли начинающегося дождя и думала, что единственное, что ей необходимо - это свобода. Абсолютная и бесконечная. Ей не нужны были люди, чтобы быть счастливой; ей не нужны были компании, клубы, Всемирная сеть, телефоны, чтобы развлечься; ей перестало быть важным чужое мнение. В одно-единственное мгновение, глупое мгновение, вечное мгновение, её жизнь поменялась. Пара мыслей, пара вечных истин - всё так просто и невообразимо сложно для пятнадцатилетней девушки. Альтра несколько часов сидела под дождём, на пыльной пустоши, лежащей на пути от школы к дому, и слушала торжественное пение молний. В её душе зарождалось осознание одиночества - неотъемлемой части жизни людей, подобных Альтре, людей, отрезанных от мира непостижимой глубиной своих мыслей.Тоска бескрылых птиц, что помнят свой полет, Живет на дне моих глазниц и душу жжет... (с)
С той минуты из глубины зрачков Аль смотрела дикая, необузданная, звериная тоска; смотрела на людей из-под чёрной чёлки; смотрела на опустошённость душ, распущенность нравов, отсутствие интересов и всё сильнее травила девушке душу. Альтра нашла свой дом в сотне тысяч миров - эти миры печальными звёздочками раскрашивали небо её души в цвет бесконечной грусти и звали ее к себе - манили бескрайними просторами и искренностью слов. Аль побеждала ледяных драконов у Белого Древа, взбиралась на ледяной, жестокий, неизведанный Пик Бурь, бросала Кольцо в жадную огненную пасть бездны, видела мир с высоты птичьего полёта, и её смуглые руки щекотали орлиные перья. Аль бывала в мирах, где небо - как море, а море - как небо, и утешала в его бесконечной печали Лиса, поправляла золотой шарфик на шее мальчика с волосами, напоминавшими бесконечные пшеничные поля, и, конечно же, помогала египетской царице удержаться на троне, распутывая интриги её вездесущего брата. Аль прошла бесчисленные километры, мили, лиги, в поисках приключений, миллионы раз удерживалась на грани жизни, любила и умирала, растапливала ледяные сердца и покоряла необузданный ветер. В книгах нашла себя Альтра, и одноклассники неустанно травили тихую, молчаливую девушку со странным именем, чьи зелёные озёра глаз утопали в пахнущих пылью страницах. Но ей было всё равно. Она проживала миллиарды чужих жизней, и насмешки окружающих казались ей пылью на ветру - им никогда не понять бездонности неизведанного. И Аль их жалела....Но нету крыльев, чтоб к тебе взлететь хоть раз, А звезды падают с небес в земную грязь... (с)
Семнадцать - время любить, но Альтру обошла стороной нежноглазая Любовь. Парни неустанно находили миллионы вещей, отталкивающих от них девушку. Безграмотность, отсутствие любви к книгам, музыкальный вкус, изредка навевающий кровожадные мысли, глупость, плоскость души, похоть - всё это так или иначе подтачивало их обаяние, и Аль каждый раз отказывала им даже в общении. Ей не нужно было общество людей - её угнетало собственное одиночество, но спустя два года девушка осознала, что теперь оно ей необходимо. Для чего - она не знала. Просто теперь ей было страшно впускать кого-либо в свою жизнь, душу, мысли. Всё это было священным, и Аль не позволяла топтать это грязными подошвами невежественности и непонимания. ...Порой в её душе ярилось бесконечное, огненное отчаяние - Аль тосковала. Она смутно понимала, что ей страшно, безысходно не хватает... крыльев. Бездонности небес и тяжести крыльев, что даруют ей истинную свободу. Во снах она летала. Девушка взмывала в небо, меняла реальность движением тонких пальцев, обвивала запястья ветром, как современные модницы шеи - шарфиками. Она бы всю свою непрожитую жизнь променяла на один пьянящий миг полёта - но небеса, видимо, были против такого обмена. И в Аль жил вечный, никогда не стихающий крик, клёкот птицы, прикованной к земле, шелест умирающего листопада перьев, что слетали с её подрезанных человеческим телом крыльев. Это выворачивало душу наизнанку, порой Альтра не могла дышать. В такие моменты Альтра понимала, что её физическая оболочка - это темница, тюрьма, в которую её бросили умирать, предварительно лишив единственного смысла жизни, который она когда-то обрела в полёте. Никто не мог, не был в состоянии понять её, и Аль молча бродила среди людей, глядя на мир безумными глазами, в которых застыл вечный крик тоски.***
В восемнадцать лет умерла вырастившая Альтру бабушка - тихая, спокойная женщина, не понимающая девушку, но считавшаяся с её интересами. Аль смотрела сквозь решётку окна на небо и понимала, что она совершенно чужда этому миру. Без корней. Люди считали одним из главных смыслов жизни семью, но её у девушки не было - и, видят боги, она была рада этому. Сама Аль понимала, что она, с её закрытостью и тяге к одиночеству, не выжила бы в большой семье. Она благодарила отца, что тот бросил её мать сразу же, как узнал о ней. Девушка понимала, что это чистой воды эгоизм, но ничего не могла поделать - она его простила и была благодарна. О создании семьи Альтра и не думала - слишком она была чужой. Кому такая нужна? Ни любви к детям, ни тяги к покою, ни симпатии к уюту и спокойствию. У неё не было привязанностей. Аль была слишком птицей. Без обычных человеческих целей. Ещё одним главным смыслом была работа и карьера, но Аль представить себе не могла, кем она хотела бы - или могла бы стать. Работа по определению вынуждала быть к чему-то привязанной, но Аль не выносила даже саму мысль о подобном. Имея за плечами школу, девушка даже не задумалась о поступлении в университет - в школе она получала совсем не те знания, что нужно, и это в итоге привело её к отчислению. Десять классов - совсем не комильфо в современном мире, но это Альтру тоже не заботило. Она получила в книгах именно то образование, которое единственно было приемлемо к её разуму, а школьные знания были слишком чужды и бесполезны для её интеллекта. Без обычных человеческих ценностей. Аль не были нужны материальные блага - всё это делало людей рабами вещей. Девушка же была свободна - от рамок, от человеческого рабства, от стереотипов современного мира. Она была самым счастливым и самым несчастным человеком. Ей просто не было места. За гранью стекла кипел человеческий мир. Аль любила его - любила страстно и безропотно. Она любила закаты и рассветы, море и небо, ветра, грозы, дожди и радуги, огни ночного города и крыши высоток. Крыши сделали её руфером, закаты - вдохновили на рисование, море же просто проникло в неё и теперь текло по её венам пьянящей солёной водой. Аль любила в мире всё, кроме людей. Впрочем, порой она понимала, что просто чужачка на этой планете - и не имела права негативно высказываться в адрес её обитателей. Впрочем, Альтра находила множество незаурядных личностей. Большинство из них обитали в интернете - Аль изредка осмеливалась заговорить с ними, и после благодарила небеса за тот мимолётный миг храбрости. Вскоре девушка поняла, что самое ужасающее качество всемирной паутины - это абсолютная противоположность реальности. Прикоснуться к коже собеседника она была не в силах, но огненным вихрем ворваться в душу и с каким-то невесомым отчаянием разглядывать миллиарды Вселенных, селившихся на самом её дне - вполне. В реальной жизни всё наоборот... В большинстве случаев. И Аль влюблялась в виртуальные призраки. В буквы и фразы, которые скрывали за собой взрывающиеся сверхновые, изъятые из душ и на тёплых пальцах интернета преподнесенные ей. Это занимательное общение заканчивалось бесславно - в большинстве случаев, Аль, пугаясь собственной сумасшедшей страсти, обрывала все связи, и после, по ночам, она просыпалась от собственных криков, которые до боли напоминали клёкот раненой птицы. Ведь нельзя же просто так оторвать кусок своей души?***
И меж тоскою и тоской, меж небом и землёй По разным берегам реки стояли мы с тобой. (с)
А потом в жизни девушки взорвалось самое яркое солнце из всех, что освещали её миры и галактики. - У тебя тоже обрезали крылья?.. - поинтересовался однажды тихим, серьёзным голосом незнакомец с янтарными глазами, помогая уложить в её корзинку огромную гроздь бананов. Аль даже закашлялась - настолько нелепо, неожиданно, трагично вывернули вдруг её наизнанку одним-единственным вопросом. Чёртовы бананы, великолепные, желтые, ароматные бананы столкнули её с родной душой, и Аль стояла посреди шумного, суетливого супермаркета, не замечая ничего вокруг, и в янтаре глаз напротив видела небеса другой планеты. - Где ты был раньше?.. - так же тихо, печально, с лёгким укором во взгляде спросила девушка и вдруг расхохоталась - бурно, громко, захлёбываясь слезами. Она не плакала с самой смерти мамы.***
Так меж небесною рекою и рекой земной, По разным берегам тоски стояли мы с тобой. (с)
Аль сошла с ума. Разом, полностью, до конца. Незнакомец с жёлтыми глазами - самый удачливый и редкий цвет глаз, и, эй, не смейся!.. - оказался Марком, и девушка днями напролёт искала сходства между ним и Твеном, приводя цитаты и отрывки из его произведений, зачитанных и перечитанных, скользящих шумными страницами по её дрожащим пальцам. Она делилась с ним любимыми книгами - и он вечерами, уютно устроившись в кресле-качалке, взахлёб зачитывался повестями о таких же, как они, не-таких, непохожих, чужих своим мирам. Она робко, недоверчиво делилась с ним любимой музыкой - и глядя в ошеломлённые глаза цвета мёда, понимала, что он чувствует ту же тоску и ту же боль, вникая в печаль и полёт мелодий. Она, затаив дыхание, срываясь на самых высоких по смыслу местах, читала ему свою горячо обожаемую стихотворную прозу, - и он слушал и слышал, цепляясь душой за невероятную близость этих строк к его жизни. Аль чувствовала себя завершённой, законченной, впервые за все двадцать лет существования. Она понимала, что кровью и сердцем приросла к Марку - она не могла провести без него и дня. Они ждали всю жизнь и искали друг друга - повсюду, одинокие, потерянные, не знавшие, где их место в этом мире. Он сошли с ума. Разом, полностью, до конца.***
И были мы, как два крыла двух однокрылых птиц... (с)
...А потом с горечью обнаружили, что они - два одиночества. Аль начала понимать, что задыхается - душевно, морально. Счастье обездвижило её душу, сковало параличом. Аль перестала писать картины, забросила крыши и окончательно потеряла свою цель в жизни. Кажется, раньше она мечтала отдать свою жизнь путешествиям?.. Кажется... она забыла, что было раньше, и это рвало её душу тоской. Пролистывая в своей памяти год, игравший листками календаря, Альтра поняла, что он был бессмысленным во всём. Она перестала рисовать словами - ах, это глупое слово «писатель»! - и забросила вдаль мечту о собственных книгах. Они были двумя одиночками, и жизнь вместе постепенно превращала их в обычных людей. Целый год за плечами - это слишком мало и непостижимо много.***
Зато Аль наконец поняла, чего она хочет. Мир открыл перед ней свои объятия - восхитительный, непознанный. Страна тысячи озёр под звучным именем Финляндия - и, кстати, вот же обманщики! У Альтры замирало сердце каждый раз, когда она вспоминала о целом миллионе озёр, которые скрывал этот край. Ирландия, с её легендами, мифами, троллями и эльфами - единственная страна, что до сих пор искренне верила в них. Австралия, с её пустынями, народами, уникальными животными, и жемчужиной всего континента - Сиднеем. Англия - седой край туманов и дождей, очаровывающих своей изысканностью традиций и уникальной, завораживающей атмосферой, несравнимой ни с какой иной. Аль манил этот мир. Он звал её на сотни тысяч голосов и в миллионы мест, которые бережно хранили свои тайны для неё одной. Удалёная работа через интернет, мощный ноутбук и сумка с вещами - всё, что нужно было ей для жизни. Одно лишь не давало ей покоя - забытая душа, что с горестными стонами летала над сопками родного, приморского города и тянула бесплотные руки к парню с жёлтыми глазами. Она никогда не забудет их прощание - под одиноким зимним фонарём, в тёмном парке, под неслышимый звон сотен тысяч колокольчиков-небесных льдинок, оседавших на их волосах и плечах пушистым снегом. Я вернусь к тебе, - не слыша себя, раз за разом повторяла Аль. Я знаю это, - с лёгкой улыбкой говорил Марк, а в его глазах застывал бесконечный вой умирающего волка-одиночки. Мне нужно идти, - полуплача шептала Альтра, и Марк отвечал: - Иди. Рассвет они встретили на одной подушке. Буйные чёрные кудри девушки обвивали пальцы её желтоглазой любви. Опоздала на самолёт? Какая к чёрту разница, если их тысячи, а Марк - один на всей Земле.***
Тридцать лет - время для семьи и спокойствия, для тишины и детей. Это ведь истинное счастье? Аль изъездила полмира и прикоснулась собственными пальцами к культуре каждой любимой страны. Она встречала рассветы с рыжими, улыбчивыми ирландцами и провожала закаты на крышах небоскрёбов в Пекине. Она пила чай с настоящими английскими леди в Лидсе и с хохотом стучала пивной кружкой по барной стойке в Праге. Она ныряла с аквалангом в незабываемые глубины у берегов Австралии и взбиралась на горные вершины Чили. И плевать, что её единственным кедам уже семь лет. И сейчас, перебирая в памяти тридцать две страны, семь из которых она объехала автостопом, а две прошла по руслам рек, Альтра понимала, что ей совершенно нечего сказать мужчине с жёлтыми глазами, который стоял сейчас напротив неё. Она в совершенстве знала четыре языка, но не могла подобрать слов ни на одном из них. Ведь он ждал её девять лет.***
- В твоих глазах всё та же тоска бескрылых птиц. - Она со мной навеки. Как и ты. - Я? - Ты - мой личный вид тоски, - прошептала в тёплый шерстяной шарф Альтра, и наконец неуклюже шагнула-упала вперёд, до боли, до слёз вцепившись в худые сильные плечи, укрытые под чёрным пальто. - Чёртовы бананы свели нас. Глупо, правда? - Тебе тридцать лет, а ты всё такой же ребёнок, - усмехнулся Марк, но женщине показалось, что сейчас бы он с большим согласием заплакал, уткнувшись в её волосы. - У неё рыжие локоны и не видно вен на запястьях. Представляешь? Я каждый вечер разглядываю её руки, пытаясь найти на них твои вены. Альтра не была удивлена. Она обнимала человека, к которому она не имела права приблизиться, но ей было совершенно плевать. Ей казалось, что если она сейчас его выпустит - то умрёт, и, видит небо, так оно и было. Время - это самое страшное оружие по прояснению разума. А девять лет сведут с ума любого.***
Альтра вернулась в родной город всего на месяц, но ей казалось это время вечностью. Она плакала от щемящей радости, уткнувшись лбом в ледяные безучастные стены Морского вокзала, кричала, падая с высоты двадцати метров на любимом аттракционе, со смехом исходила всю Набережную, останавливаясь у каждой торговки с безделушками, и, как турист, скупала всё с символикой её родного города. И ни на секунду не выпускала руку Марка. Жена и двое прекрасных рыжих детей - рыжих, как ирландцы, уточняла Альтра - оказались бессильны перед временем и женщиной с именем свободной морской птицы.Опять вернется беглецов извечный рок - Проклятье замкнутых в кольцо земных дорог. И ни начала, ни конца сто тысяч лет. Ты одинока в небесах, Я - на земле.
- Знаешь, что самое страшное? - спросил как-то Марк, со странной задумчивостью рассматривая её вены. Аль казалось странным - сидеть в ресторане с протянутой через весь столик рукой, но это было последней вещью, о которой она думала сейчас. Женщина не ответила. Она знала, что это бессмысленно - Марк всегда отвечал совершенно неожиданным образом. - Быть одиноким человеком. Альтра изогнула правую бровь. - Быть, по идее, самым счастливым мужчиной с прекрасной любящей женой, двумя замечательными детьми и вечно радостной собакой, и осознавать, что в твоём теле погибает кто-то свободный и крылатый. Я стал человеком, и моя душа мне этого не простила. Я... страшно одинок, потому что любой из моего идеального окружения сдаст меня в психиатрическую больницу, хоть на минуту подслушав мои мысли. - Любить людей, которые тебя не понимают - это и вправду по-человечески, - тихо и серьёзно подтвердила Альтра. - Поэтому вокруг меня всю жизнь никого не было. Так... легче. Так... не бьёшь кулаками в стену, сбивая костяшки до крови. Потому что нет никакой стены. - Ты одинока где-то там, далеко-далеко... словно в небе, - поднял на Альтру измученные, больные глаза Марк, и голос его срывался на хрип. - Мне же не хватило храбрости... или крыльев. В бокале с красным вином одинокой звездой мерцал далёкий фонарик, бездумно зависший под потолком. «Как это невероятно и больно - осознавать себя звездой в ночных просторах, будучи всего лишь фонарём», - подумала Альтра.***
Душа Альтры раскрылась перед миром. Девушка уносила своих читателей в невероятные миры на железных крыльях грациозных драконов, пропускала их мысли сквозь бесконечно узкое отверстие песочных часов Вечности в край, где тоска по немыслимому захлёстывала их с головой, опускала на дно бесконечного океана, где в глазах живущих там существ замирала в истоме безумия жажда настоящего, открытого неба, и... ...С десяток книг написала Альтра, и каждую проиллюстрировала сама. В свои сорок женщина с именем и душой морской птицы стала писателем - пусть и не слишком известным, зато признаваемым. Больше всего Аль восхищало то, что находились те редкие люди, которые улавливали тайный смысл, которые смотрели сквозь строки - и видели её душу. Это было самым невероятным чувством, которое только могло существовать. Аль не прекратила путешествовать, она находила страну, в которой ещё не бывала - и таких, честно говоря, было чертовски много, - и жила в каждой по несколько месяцев, пропитываясь традициями и менталитетом, проникаясь особенной атмосферой и дыша их воздухом. Она полюбила людей - пусть обычных, но таких особенных и счастливых. Порой Аль завидовала тому, что не родилась такой, как они. Порой она предавала свои мысли, думая о том, как бы она жила их жизнью. И... ей это нравилось.***
Сорок лет - время мудрости и умиротворения, покоя и знаний. Аль неслась навстречу Марку, перепрыгивая через бордюры и врезаясь в прохожих. Марк стоял одинокой монументальной стеной, которая выдержала натиск морской бури под звучным именем Альтра; он схватил и обнял женщину так, что у той затрещали рёбра. Марк со слезами целовал её морщинки вокруг глаз, а Аль прятала постаревшие руки. Им опять было двадцать, и не висели мёртвым грузом девятнадцать лет разлуки над их душами, и два обескрыленных человека снова могли дышать так, словно впереди - вся жизнь, и летний воздух был так чертовски свеж... А морщинки в уголках до боли родных глаз... Кто их вообще видит?***
Набьется в кудри седина, как снег в траву, Пусть ты не будешь звать меня - я отзовусь... (с)
- Я больше всего боялся того, что не дождусь тебя, - признался Марк тем же вечером, сидя на деревянных ступеньках у берега моря и бережно, как бесценное сокровище, обнимая плечи Альтры. В волосах обоих лунным светом сияла седина, а звёзды, тянущиеся к лёгким гребням волн, играли лучами счастья в их глазах. Девятнадцать лет - это ничто, если знаешь, кого ждать - и к кому возвращаться. - Все девять книг я посвятила тебе, - словно признаваясь в чём-то постыдном, прошептала женщина. - Все девять книг я залистал до стёртых букв, - таким же шёпотом ответил Марк. - И уже год не могу выбрать, какая из них моя любимая. Все? - Все, - улыбнулась Аль, и её душу пронизала острая тоска. - Как и у меня. Нам всегда нравились одинаковые книги. И музыка... о небеса, ты не представляешь, каково это - пить виски с ирландцем на брудершафт, вымогая у него прядь рыжих волос на память. Я чувствовала себя такой идиоткой. Двадцать три года - это пора безумия. - Ты определённо хотела провести с этими волосами ритуал приворота, - с непередаваемой иронией в голосе поведал мужчина. - Тебе меня мало. - Дурак, - ласково улыбнулась Аль и подумала, что лишь родные души в сорок лет могут разговаривать о такой бессмыслице и чувствовать, что это самый наполненный разговор на свете. - Я еду с тобой, - неожиданно произнёс Марк, до боли сжав её плечо. - Я устал ждать. Пусть теперь нас ждёт этот город. Жена ушла от меня вместе с детьми к прекрасному мужчине и совершенно счастлива. Теперь... моя очередь испробовать, что такое - счастье. За девятнадцать лет я заслужил такое право?.. Он смотрел на неё глазами, полными тоски, горечи и надежды, и дыхание его то и дело сбивалось. А Аль, впервые за сорок лет жизни, душой коснулась Вечности.