Научи меня чувствовать музыку

Курт с самого раннего детства знал, что ему суждено блистать на сцене ярче софитов и быть кумиром многих чувственных сердец, которые ищут свое спасение в звуках фортепиано. Все вокруг знали, что Курту с самого рождения суждено подарить миру что-то важное и великолепное своей завораживающей игрой на деревянном инструменте. Это было чем-то, чего Курт ждал, не сомневаясь ни на секунду, что это случится. Наверное, жизнь слишком жестокая штука, раз позволила звезде погаснуть в самом начале пути к исполнению мечты. Свет. Курт стоит за кулисами и пытается собраться с силами. Ему не нужно волноваться чересчур, ведь произведение он может играть даже с закрытыми глазами. Голос ведущего концерта оповещает всех о том, что на сцену выходит некий пианист Курт Хаммел. В зале начинается перешептывание. Курт выглядывает через шторку, чтобы посмотреть на зрителей, и тут его дыхание учащается. Зал полон, все ждут лишь его в надежде на то, что насладятся чем-то прекрасным сегодня вечером. Он все сделает безупречно. - Курт, твой выход, - шепчет кто-то сзади. Звуки завязываются друг с другом в один тугой узелок, который он никак не может распутать. Но через секунду он делает шаг в зал и все проблемы мигом испаряются. Руки подрагивают от волнения, но это чувство присуще всем начинающим пианистам, ставящим себе задачу перевернуть мир или хотя бы мысли людей, которые сегодня будут слушать его игру. Он старался не смотреть в зал, а сосредоточиться на поисках первой ноты в своей голове. Franz Liszt – Liebestraum No. Перед тем, как начать играть, Курт медленно ласкает клавиши пальцами, разговаривая с инструментом. - Мы одно целое, - шепчет он роялю с закрытыми глазами. Poco allegro, con affento Он начинает играть, все еще боясь открыть глаза. Пальцы так хорошо знают мелодию, что делают все сами, не требуя особых усилий от самого пианиста. Музыка идеальна. Он чувствует себя создателем чего-то прекрасного, хотя само произведение писал не он. Курт чувствует, что делает мир лучше, лишь пробегаясь пальцами по клавишам. Ощущать это – истинное наслаждение для Курта. Все идет безупречно, до его ушей доносятся восхищенные вздохи из зала, а сам он пытается вложить в музыку всю свою душу, покачиваясь и нажимая сильнее на клавиши. Poco cresc ed agitato - Ты великолепен, - слышит Курт нашептывание фортепиано. Курт довольно улыбается и продолжает оживленно стучать по клавишам, придавая мелодии особую точность и делая ее громче. Никто не смеет нарушить идеальную тишину в зрительном зале. Все застыли. Кажется, время остановилось, как только Курт начал играть. Piu animato con passione Он играет страстно, оживленно, чувствуя, как по телу пробегают мурашки от собственного великолепия. Курт не чувствует себя Куртом Хаммелом, подверженного постоянным издевательствам в школе за то, что он выглядит и делает не то, что другие мальчики. Он не чувствует себя запертым в клетку ребенком, которого насильно принуждают сознаться в своем "преступлении" на камеру мобильного телефона. Он даже не чувствует себя чем-то материальным, ведь он тот, кто приносит в этот мир музыку, а вместе с ней и раскрывает свою душу. Если бы вы оторвали его от игры на секунду и спросили, кто он и как его зовут, тот бы несколько минут думал над этим вопросом. Он совершенно забывался. Во время игры мальчик забывал, кто он, полностью отдаваясь музыке. Может быть, он даже считал себя в какой-то степени Господом Богом, пророчащим дальнейшую судьбу людей в зале. Он мог примерять на себя любые образы, играя произведения, но еще никто он не чувствовал себя самим собой, когда находился на сцене. Ritenuto Произведение подходит к концу, а Курту так не хочется возвращаться в реальный мир. «Ritenuto» значит «замедляясь»: он может побыть еще немного в стране своих грез. Но Курт чувствует небольшую слабость в пальцах, которые, кажется, уже бесконечно давили на клавиши. Парень устал. Vibrato Курт пытается играть чисто, но все в его голове уже перемешалось. Он не знает, кто он. Он теряет связь с реальностью. Ему нужно закончить произведение, но он так устал и запутался, поэтому просто убирает руку и откидывается назад, падая на пол. Свет гаснет. Курт просыпается в холодном поту. Каждую ночь ему снится один и тот же сон, а точнее, момент из его жизни. Он боится вспоминать о том дне при свете солнца, но ночь сама выбирает темы для раздумий. Это было в прошлом году. С тех пор он больше ни разу не выходил на сцену и навсегда забыл про мечту стать великим пианистом. Он пробыл в психиатрической больнице около четырех месяцев, чтобы те помогли ему вспомнить, кто же он на самом деле и сейчас все, что было до этого периода, кажется ему кошмаром. Курт долгое время боялся прикоснуться к клавишам, да и вообще взглянуть на те стопки нот, что тихо ждали своего часа в шкафу. Он боялся, что снова начнет забываться, а заголовки газет снова появятся, но уже в свежих выпусках. Цена лечения была слишком дорога, чтобы опять начать заниматься прежним делом, однако без музыки его душа просто не могла существовать. Сначала он пытался снова привыкнуть слушать классические произведения по радио, покупал диски. Чуть позже попробовал сыграть некоторые новые произведения, которые еще не успели стать для него опасными. Но судьбу пианиста Курта Хаммела решил телефонный звонок. - Здравствуйте, - послышался неуверенный голос женщины. Курт все мог понять о звуке. Дрожащий, осторожный. Она… боялась? - Извините, с кем я говорю? – ответил более уверенно Курт, надеясь, что это не очередной журналист, который хочет принести своей газете славу благодаря недугу Курта. - Я Рейчел Берри из Манхэттонской Школы Музыки, конечно, вы не понаслышке знакомы с ней. Курт не поверил в то, что говорила девушка. Само собой, он не раз был приглашен туда на концерты и вечера музыки. Это была одна из лучших школ в Нью-Йорке. У Курта не было высшего образования, потому что сцена сразу полюбила его, а преподаватели готовы были дать ему уроки даже без поступления в университеты, но Хаммел был самоучкой и предпочитал сам корпеть над новыми нотами и доводить произведения до совершенства без помощи и комментариев посторонних. Его не раз приглашали учиться в этой школе, поэтому теперь Курт уже не был так удивлен звонку. - Я не заинтересован, - сказал он, уже готовясь положить трубку, но что-то его остановило. Может быть, этот волнующийся голос, который просил его дослушать до конца, а может быть желание, которое снова разгоралось в нем - желание снова блистать. - Пожалуйста, не вешайте трубку. Я не хочу предлагать вам учебу, ведь вы великолепны и без каких-то там педагогов, - сказала девушка последние слова шепотом, осторожно. - Не надо этого. - Строго сказал Курт. - Извините, пожалуйста, дослушайте, - снова начала Рейчел Берри, - не хотели бы вы стать преподавателем? Зарплата будет немаленькая, тем более, с учениками будет легко, ведь все в этой школе одаренные и талантливые. Мы не будем давать вам весь класс, лишь два-три человека, которых вы выберете сами на прослушивании. Пожалуйста, подумайте над этим предложением. Курт вслушивался в каждое слово девушки, и чем дольше она говорила, тем сильнее он хотел попробовать быть кем-то большим, чем просто пианист. Может быть, он изначально должен был готовить сияющие звезды, раз сам погас? - Я подумаю, - сказал Курт и закончил телефонный звонок. Он не запомнил имени девушки, поэтому сохранил контакт в телефоне как «Научи меня играть на фортепиано». На самом деле, у него в контактах было всего три человека. Он не любил записывать в телефоне имена людей, скорее, какие-то слова из разговоров или ассоциации с человеком. Так, у него в записях были: «Secco. Давно забытый номер». «Secco» значит «сухо». Это был телефон ужасного человека, который стал для Курта темным прошлым. Это был его отец, который терпеть не мог своего сына, относился к нему как к ошибке, хотя в основном он и не следил за ребенком. «Silenzio. Слушай свое сердце». Это был номер, который Курт никогда не смог бы стереть со своего телефона. Каждый раз, смотря на номер, его сердце раскалывалось на мелкие кусочки. «Silenzio» – «тишина». Вряд ли он снова услышит голос своей покойной матери, но иногда он правда звонит и просит помощи. Раньше их семья казалась самой счастливой, но после смерти главного связующего звена и одной части души всех членов семьи, все покатилось по наклонной, а еще через некоторое время и вовсе рухнуло. «Слушай свое сердце, и только оно подскажет тебе правильный путь в трудную минуту». Эти слова женщина нашептывало ему на ушко в детстве. Именно эти слова он слышит до сих пор, когда ложится в кровать и закрывает глаза. «Pesante. Morendo. Жду момента, когда смогу удалить». Это был номер его психотерапевта, которому, к сожалению, он звонил довольно часто. Иногда это были просьбы о помощи, когда он не мог разобраться в себе, а сердце не хотело советовать ничего путного. Иногда ему просто хотелось поговорить с кем-то, ведь раньше, когда его карьера пианиста была в самом разгаре, он просто не мог позволить себе заводить друзей. Постоянные выступления, часы, проведенные за инструментом, концерты, на которых он просто гость из зала, музыка, которая накрывает его с головой. Ему не нужен был никто, кроме рояля, с которым он время от времени шептался на выступлениях. «Pesante» - «тяжело». Они с Дэвидом проделали нелегкий путь, когда Курт наконец-то почувствовал себя… собой. «Morendo» - «умирая, затихая». Юный пианист молился о том, чтобы это нескончаемые потоки мыслей во время игры затихли и умерли. Это были все контакты, пока к ним не добавился еще один. Курт настолько привык к своему одиночеству, что чувствовал себя совершенно комфортно, проводя все свое время в клетке из длинных стен и высоких потолков собственной квартиры. Он не представлял, как можно впустить сюда еще одну душу, потому что второй вдруг стало бы тесно. Здесь все было похоже на Курта. Каждая вещь, каждый запах, каждый след и звук – Курт. Бледная мебель, как кожа пианиста. Стены оттенка корицы, которой, кстати, пахло в его спальне. И, конечно же, запах старых нот и деревянного инструмента. Все это называлось маленьким миром Курта Хаммела. Упав на огромную кровать, Курт почувствовал, что ужасно устал. Устал быть запертым в квартире, устал никого не впускать в свою жизнь, устал обсуждать каждый день и каждую мысль со своим психиатром, устал ничего не делать, ведь работу она так и не нашел, а жил он на деньги, которые заработал на тех выступлениях, устал от себя. Устал. - Я больше так не могу, - прошептал Курт куда-то в пустой коридор квартиры, а потом взял с тумбочки телефон и позвонил «Научи меня играть на фортепиано». Он мог поклясться, что выучил номер наизусть, бегая по нему глазами, пока в трубке слышались лишь протяжные гудки. - Здравствуйте, Курт, - девушка тяжело дышала, видимо, была далеко, но торопилась ответить на звонок. Будто ждала, что он будет именно от Хаммела. - Я согласен, и прежде чем мы начнем обсуждать детали, я хотел бы попросить, чтобы ко мне обращались на «ты». Как учителя, так и ученики, ведь мне всего лишь 22, иначе я буду чувствовать себя стариком-преподавателем, - Курт улыбнулся девушке, хотя не помнил, когда в последний раз он был способен на улыбку. - Конечно, как хоти… как хочешь, Курт, - сказала девушка, хотя чувствовалось, как ей было непривычно, - Можешь подъехать к главному зданию школы через час? Я встречу тебя, введу в курс всех дел и познакомлю со всеми остальными. Также ты можешь позвать на прослушивание любого из студентов. - Я буду около школы через час. Спасибо за предложение. Курт сразу же подбежал к шкафу, чтобы выбрать одежду. Он любил хорошо одеваться, но во всех еще нарядах был сдержанный, классический стиль, такой же, как в музыке, которую он играл. Не медля ни секунды, он запрыгнул в самый первый автобус, который остановился на его остановке. Он не спешил скорее увидеть эту загадочную девушку или познакомиться с преподавателями и учениками, просто он не мог ни секунды больше находиться в своей квартире. Ему хотелось чувствовать что-то новое, слышать что-то новое и говорить что-то новое. Например, как давно он не спрашивал: «Этот автобус идет до Манхэттонской Школы Музыки», а в ответ давно не слышал: «Именно там конечная остановка». Курт подъехал к зданию меньше чем за двадцать минут и еще сорок должен был где-то бродить. На улице стоял просто ужасный мороз, который не щадил ничего на своем пути, поэтому парень решил зайти в здание, осмотреться так, как было ему уже привычно: в одиночестве. Он зашел в школу и почувствовал уже знакомый запах старого дерева и сырости. Пройдя знакомый пусть до большого зала, он остановился прямо у дверей, но не решился зайти туда. Он выступал в этом зале уже не один раз, не один раз забывался и чувствовал себя не тем, кем являлся на самом деле, поэтому просто не мог открыть эти двери. Курт уже собирался уходить, как вдруг услышал звук рояля и решил послушать, что же будет дальше. Отдельные ноты начали складываться в мелодию. Прекрасную мелодию. Курт решил зайти в зал и послушать, ему стало на самом деле интересно. Когда он открывал дверь, то рассчитывал увидеть полный зал слушателей и сидящего за инструментом пожилого пианиста, который провел за инструментом практически всю свою жизнь, но ни одна из его мыслей не подтвердилась. Зал был пуст, а на рояле играл совсем молодой парень, наверное, возраста самого Курта. Хаммел испытал небольшую зависть и дух соперничества, но быстро вспомнил, что больше он не играет, а только преподает, с недавних пор. Курт вовсе не хотел скрываться и сел на первый ряд, хотя все же его мог узнать каждый человек, который был хоть как-то причастен к музыке. Год назад о нем говорили многие музыканты и педагоги. Курт вспомнил, что за мелодию играет брюнет и начал слушать уже не просто как слушатель, а пытаться делать это как наставник и учитель, чтобы попрактиковаться. Вдруг в его голове все затрещало, а это значило только то, что парень сфальшивил. - Стой, остановись, - сказал Курт и встал со своего места, чтобы направиться на сцену, - Си-бемоль. - Что? – брюнет сразу перестал играть и непонимающе посмотрел на своего зрителя. - Ты сфальшивил. Там должна быть си-бемоль. Парень снова нажал на клавиши, повторяя то место, о котором говорил Курт, на этот раз все прозвучало идеально. После этого пианист остановился и посмотрел на шатена, немо спрашивая, почему тот пришел сюда. - Как тебя зовут? – спросил Курт, и это прозвучало как-то совсем по-детски, как будто они сидят в песочнице и хотят поменяться формочками и лопатками, - Я Курт. - Я Блейн Андерсон. И да, я знаю, как вас зовут, - немного скомкано и быстро сказал брюнет, не смотря на собеседника, поглаживая пальцами клавиши, как это любил делать сам Курт. - Можешь называть меня на «ты»? – спросил Курт, присаживаясь ко второму роялю, который стоял в зале, - и много ты обо мне знаешь? Бьюсь об заклад, что половина из этого просто чушь, которую придумали редакторы газет, чтобы привлечь как можно больше читателей. Блейн Андерсон ничего на это не ответил, все еще не в силах оторвать взгляд от инструмента и наконец-то посмотреть на собеседника. - Ты хочешь учиться снова? Я бы не решился. - Не совсем так. Меня пригласили сюда на работу, буду учителем. Многие скажут, что я слишком молод для этой профессии и будут упрекать за то, что я взял на свои плечи дальнейшие судьбы учеников, но у меня просто нет другого выбора. Я хочу жить рядом с музыкой, пусть и сидеть в зале на концерте своих учеников, а не выступать на сцене. Курт хотел поделиться с кем-то своими переживаниями. С кем-то, чей номер не записан у него в телефоне как ««Pesante. Morendo. Жду момента, когда смогу удалить». - И кто же будет учиться в твоем классе? Нам даже ничего не говорили сегодня. Обычно, по случаю прихода новых учителей проводят прослушивание и набирают класс. Об этом говорят за несколько недель, а сейчас тишина. Блейн наконец-то поднял взгляд на фарфорового парня, который сидел на расстоянии нескольких шагов от него. В зале было темно, а сцена освещалась светом одного софита. И именно в этом свете кожа Курта казалось такой бледной и безупречной, будто… блестела. Конечно, Андерсон уже не раз видел лицо этого парня в газетах и на сцене, но никогда ему еще не приходилось видеть парня так близко. Он был идеальным. Блейн готов был дать себе пощечину за то, что так пялится, но отводить взгляд от зеленых глаз совершенно не хотелось. Он подумал, что Курт - самая изящная и мелодичная музыка на свете, по крайней мере, его голос таким и был. Мелодичный. Высокий. Безупречный. Курт заметил взгляд Блейна, прикованный к нему. Люди часто смотрели на него с восхищением, небольшим страхом и уважением из зала, но сейчас медовые глаза были такими теплыми, знакомыми. - Я узнал только сегодня и сразу согласился. Девушка по имени Рейчел Берри сказала, что сегодня же устроит прослушивание. Но она была права насчет того, что я не захочу учить целый класс, я отберу пару человек, которые впечатлят меня своей искренностью. Только тех, кто сможет найти общий язык с инструментом. - Я хочу пойти на прослушивание, - сказал Блейн и взял свои ноты с подставки, вставая и направляясь к кулисам, - был рад с тобой познакомиться, а сейчас, пожалуй, мне стоит подготовиться. Курт улыбнулся, но знал, что говорить парню не нужно. Ему даже не придется садиться за инструмент, ведь Курт уже выбрал его по тем нескольким тактам, что тот играл, до того как Хаммел остановил его. Это было… лично, на двоих с роялем. Это было так, что Курт чувствовал себя лишним, но все равно продолжал слушать и восхищаться. Именно такие ученики ему и нужны. Так получилось, что в его классе оказались всего два человека. Каждого из них он уже знал, именно поэтому и выбрал. Подумав, что научиться красиво играть и чувствовать то, что ты делаешь, можно только со знакомыми, он выбрал двух недавно ворвавшихся в его жизнь людей. Рейчел Берри и Блейн Андерсон теперь были официально записаны в его маленькой записной книжечке как два восхитительных проекта его жизни. Если Блейн умел найти общий язык с инструментом и заставить весь зал замереть искренностью, то Рейчел Берри брала публику не только невероятным талантом, который так и лился из девушки, находя себе место в звуках музыки, но и он той эмоциональной подачи, которой она зажигала в публике восторг. Многие другие тоже были хороши, но не достаточно, чтобы Курт заинтересовался ими и мечтал поскорее приступить к совместной работе. 1 урок. Как насладиться тем, что ты играешь и передать эти чувства публике. Курт чувствовал себя прекрасно в новой атмосфере. Многих из преподавателей он знал лично еще со времен его выступлений, а другие были просто рады познакомиться с ним. Конечно, почти на каждом углу его ждали заинтересованные взгляды, ведь появление в школе такой интересной персоны не могло остаться незамеченным. На Рейчел и Блейна странно поглядывали, поговаривали, что вскоре Курт сведет их с ума своими уроками, и их тоже будет ждать месяцы лечения в психиатрической больнице. Хаммел изначально знал, что так будет, поэтому это стало еще одним главным пунктом, когда он выбирал себе учеников. Они были сильными и умными, но была и обратная сторона их характера. Уже с первых уроков Курт знал, что у него есть поводы для беспокойства, но продолжал надеяться, что это только пустые опасения. Рейчел не зависела от чужого мнения и в какой-то степени считала себя главной звездой этой школы, а это было одной из самых больший проблем Курта. Блейн не считал себя лучше Рейчел, но слишком сильно погружался в музыку, когда садился за инструмент. Наверное, он тоже слишком много думал. - Блейн, почему ты такой задумчивый, когда касаешься клавиш? Ты должен расслабиться и наслаждаться, а не быть таким зажатым, как сейчас. О чем ты думаешь? – спросил однажды Курт на одном из занятий. Его уже долго волновал этот вопрос, но он просто не мог прервать игру брюнета и спросить раньше, ведь, что ни говори, а эмоции цепляли и заставляли забывать обо всем. - Я думаю о многом. Мне вдруг становится так тоскливо, хочется рассуждать и делиться этим со всеми слушателями. Знаешь, в каком-то смысле перевернуть их маленькие мирки музыкой. Курт застыл. Это было нехорошо. - А еще я думаю о том, что хотел бы пригласить тебя, может быть, выпить кофе после занятия, - Блейн быстро переключился на другую тему и застенчиво улыбнулся Хаммелу. - С удовольствием, - ответил Курт, сразу забывая то, о чем думал раньше. Это приглашение было таким правильным, все рядом с Блейном значило для него очень многое. Он чувствовал, что преподает не просто как учитель, пытаясь поставить руки на правильные ноты, а мозги на правильные мысли. С Блейном он учил сердце и чувствовать. Поход в кафе закончился легким поцелуем в щеку и счастливой улыбкой Блейна. Это было так прекрасно, что после следующего занятия они решили повторить. И на этот раз все закончилось поцелуем в губы, нежным, но modesto* (скромным). На следующем занятии они разучивали новое произведение для концерта в стенах школы. Курт прижился на новом месте, и вот музыкальный класс начал жить жизнью Хаммела. Запах корицы и старых нот, которые он принес из квартиры, запах деревянного инструмента и коричневые шторы, но уже не темные, чтобы пропускать свет в новую мастерскую звуков. Курт сидел рядом с Блейном и смотрел за тем, как тот внимательно изучает ноты, а затем начинает играть их, заучивая отдельные кусочки. - Ты прекрасно играешь, - сказал Курт, целуя парня в щеку. Да, это немножко выходило за рамки отношений учителя и ученика, но было просто невозможно держать себя в стороне, когда столько лет ты искал именно этого человека, и вот теперь он рядом с тобой. Невозможно сдержаться, ведь сердце трепещет и требует каких-то мимолетных взглядов и контактов. Блейн останавливается, он убирает ноты в сумку и поворачивается к шатену. - Научи меня чувствовать музыку, - прошептал брюнет. Курт не знал, сможет ли он удержать в себе соблазн снова попытаться блеснуть ярче софитов и перевернуть мир Андерсона, но теперь все это больше не было ему нужно. Он не должен был играть сам, потому что главное его задачей стало не чувствовать самому, а научить кого-то этому. Он попросил сыграть Блейна произведение, которое тот играл при их первой встрече, тогда, в большом зале. Курт надеялся, что это позволит Блейну прочувствовать музыку лучше, вспоминая, что для них двоих сделала эта мелодия. Claude Debussy – Clair de lune Курт пытался найти в себе те чувства, что вызывал у него Блейн и передать это самому парню, но ноты, которые играл Андерсон, были недостаточно чувственными и личными. Такое можно сыграть кому угодно, а сейчас он хотел, чтобы у Блейна, да и у него самого, сердце от эмоций раскололось. - Блейн, закрой глаза, - тихо сказал шатен, чтобы не помешать игре парня. Курт подошел сзади и обнял парня. Нежно, заботливо, слыша, как изменяется подача музыки, как движения пальцев смягчаются. Это было первой ступенькой к тому, чтобы заставить Блейна наконец-то расслабиться и улететь. Между ними было гораздо больше чувств, чем просто между парнями, которые познакомились пару недель назад. - Только ни за что не открывай, - тихо шепчет на ушко парню Курт. Он на секунду позволяет Блейну оторвать руки от клавиш, но только для того, чтобы сесть к нему на колени. Да, придется оправдываться, если кто-то зайдет, но Курт думал, что результат будет того стоить. Он прижался близко к Блейну, чтобы тому было легче играть, ведь это и было главной задачей. Тот снова начал вкладывать в музыку обычные чувства, о которых пишут в книгах и показывают в фильмых. Эти придуманные и не настоящие чувства сейчас отражались в звучании музыки, и может кто-то назвал бы это гениальным, но Курт хотел научить Блейна чувствовать, а не думать. Он коснулся губами губ Блейна, не спеша, не двигаясь, просто слушая, как меняется музыка. Хаммелу показалось, что этого недостаточно, поэтому он углубил поцелуй, скользя языком сначала по кромке зубов брюнета, а потом проскальзывая дальше и, наконец, встречаясь с языком Блейна. Именно в эту секунду полилась совершенно другая музыка. Наверное, если бы у кого-то получилось записать ее на диктофон, все пришли бы в полный восторг, почувствовав в груди тепло, нежность и настоящие открытые чувства двух сердец. - Идеально, - сказал Курт, отстраняясь и давая Блейну доиграть до конца. - Спасибо, - прошептал Блейн, пытаясь немного успокоиться и отойти. Жизнь Курта снова постепенно стала жизнью обычного человека. Он наконец-то удалил номер психиатра и записал новый. «Amabile. Научи меня чувствовать музыку». Amabile – это значит «с любовью». Вторая часть и так понятна. Уроки с Рейчел проходили отлично. Она была очень способной, все схватывала на ходу, и Курт перестал волноваться по поводу того, что она считала себя чуть лучше других. Это было обычной, немного завышенной самооценкой, не больше. Курт больше не проводил вечера в одиночестве, приглашая к себе домой Блейна или гуляя с Рейчел. Во время занятий они готовились к концерту, оттачивали все мелкие детали, доводили номера до идеала, как это делал раньше Курт у себя дома. Хаммел не прикасался к инструменту, лишь объяснял словами. Он знал, что ничего не случится, если он покажет, где, допустим, нужно сделать крещендо, где нужно играть или показывать, как именно, однако его ученикам этого и не требовалось: они сами могли справиться с подобным. Рейчел была очень талантливой девушкой, поэтому репетиции с ней длились не долго, ведь весь материал она знала прекрасно. Он видел в ее будущем амбиции, как когда-то думал, что это ждет и его. - Ты волнуешься? – спросил Курт, стоя за кулисами рядом с Блейном перед концертом. Ему нужно было посидеть с парнем, чтобы поддержать его, а потом быстро занять место в зале, чтобы не пропустить выступление. - Не особо, ведь произведения я могу играть даже с закрытыми глазами, - отвечает Блейн и притягивает Курта ближе к себе, обнимая, - спасибо за занятия. Ты прекрасный учитель. Свет. Курту кажется, что он волнуется за парня даже больше, чем он сам. Через несколько минут зрители услышат их совместный труд, их любовь. По крайней мере, Хаммел очень надеется, что Блейн сможет почувствовать музыку снова, как сделал это на одном из занятий. Голос ведущего концерта оповещает всех о том, что на сцену выходит некий пианист Блейн Андерсон. Блейн заглядывает за шторку и смотрит на зал. Все ждут его выступления, начинается перешептывание, но потом все затихают и ждут. - Блейн, твой выход, - шепчет Курт, и перед тем, как уйти, нежно целует Андерсона в губы. Звуки завязываются друг с другом в один тугой узелок, который он никак не может распутать. Но через секунду он делает шаг в зал и все проблемы мигом испаряются. Руки подрагивают от волнения, но это чувство присуще всем начинающим пианистам, ставящим себе задачу перевернуть мир или хотя бы мысли людей, которые сегодня будут слушать его игру. Он старался не смотреть в зал, а сосредоточиться на поисках первой ноты в своей голове. Erik Satie – Gymnopédie No.1 Перед тем, как начать играть, Блейн медленно ласкает клавиши пальцами, разговаривая с инструментом. - Мы одно целое, - шепчет он роялю с закрытыми глазами. Lent et duoloureux Он начинает играть, все еще боясь открыть глаза. Пальцы так хорошо знают мелодию, что делают все сами, не требуя особых усилий от самого пианиста. Музыка идеальна. Он чувствует себя создателем чего-то прекрасного, хотя само произведение писал не он. Блейн чувствует, что делает мир лучше, лишь пробегаясь пальцами по клавишам. Ощущать это – истинное наслаждение для Блейна. Все идет безупречно, до его ушей доносятся восхищенные вздохи из зала, а сам он пытается вложить в музыку всю свою душу, покачиваясь и нажимая сильнее на клавиши. - Ты великолепен, - слышит Блейн нашептывание фортепиано. Андерсон довольно улыбается и продолжает оживленно стучать по клавишам, придавая мелодии особую точность и делая ее громче. Никто не смеет нарушить идеальную тишину в зрительном зале. Все застыли. Кажется, время остановилось, как только Блейн начал играть. Но на самом деле в зале все было не так спокойно, как думал Блейн, ничего не замечая. Он играл великолепно, Курт чувствовал все эмоции и чувства, которые пытался передать пианист через инструмент, но Хаммел знал кое-что еще. Он видел, как Блейн утопает в том, что делает. Он прикрывает глаза, нашептывает инструменту слова, которые помогают ему играть выразительнее. Любой зритель обращает внимание только на музыку, даже не задумываясь о том, что на самом деле творится в голове у пианиста. Блейн не чувствует себя Блейном Андерсоном, мальчиком, которого отец избивал за его ориентацию. Он не чувствует той боли, что свалилась на него после переезда в Нью-Йорк, когда все попытки сблизиться с людьми были отвергнуты и оставалось тонуть в одиночестве. Если бы вы оторвали его от игры на секунду и спросили, кто он и как его зовут, тот он бы несколько минут думал над этим вопросом. Курт видит, что осталось чуть-чуть до конца произведения, которому так и не суждено быть сыгранным. Курт чувствует, как все мысли в голове Блейна путаются и, кажется, что нет пути назад, но… - Блейн Девон Андерсон, - Курт вскакивает со своего места и кричит на весь зал эти слова, надеясь, что его парень обратит на это внимание. Блейн не понимает, почему кто-то смеет отрывать его от игры. Он смотрит в зал, но не перестает нажимать на клавиши. - Блейн Девон Андерсон, это я, Курт Элизабет Хаммел! - Курт надеется, что пианиста еще можно спасти, что он вспомнит себя. Блейн более внимательно смотрит на парня, который встал и мешает ему доиграть произведение. Курт… это имя кажется ему знакомым. Думая об этом, звуки фортепиано становятся более мягкими, и Андерсону хочется вспомнить, кто это. Но он не может. Второе же имя не говорит ему абсолютно ничего. - Как тебя зовут? – спрашивает Курт, тем самым вводя пианиста в заблуждение. Он не помнит. Кто он? - Кто я? – спрашивает парень, но не может вспомнить. На уме вертится только то, что он обязан доиграть произведение, а инструмент шепчет слова о том, как он прекрасен. - Ты Блейн Девон Андерсон, а я твой парень, Курт Элизабет Хаммел! - кричит шатен, моля Бога о том, чтобы он позволил пианисту вспомнить, - Пожалуйста, вспомни меня! Блейн видит эти теплые глаза, и какие-то мелкие детали начиняют проясняться. Курт не может придумать, что сказать. Остается несколько тактов до того, как закончится произведение. - Я люблю тебя, Блейн, - совсем отчаявшись, говорит Курт, уже готовый сдаться, - Я так сильно люблю тебя! По его щекам начинают катиться слезы. Люди в зале не понимают, что происходит, ведь они лишь слушают музыку, не задумываясь, что происходит в голове у музыканта. В зале наступает тишина. Блейн отдергивает пальцы от клавиш, словно его ошпарило кипятком, и смотрит на Курта. - Я тоже люблю тебя. Блейн отходит от инструмента и спешит быстрее скрыться от удивленных глаз зрителей за кулисами. Все закончилось. Свет гаснет. Курт вскакивает со своего места и направляется за Блейном. Его не волнует шептание за спиной, его не волнует то, что он может споткнуться, он просто бежит, чтобы убедиться, что с Блейном все хорошо. Курт открывает дверь в маленькую комнатку и старается отыскать знакомую фигуру, но прежде чем он успевает сфокусировать свое зрение, теплые губы накрывают его. Курт хватается за Андерсона, как за самое дорогое, что когда-либо было в его жизни… и скорее всего, это так и есть. Так легко утонуть и провалиться в бездну, когда тебя некому вытащить. Ты просто падаешь в эту яму, даже не пытаясь ни за что зацепиться, потому что терять уже нечего. Медленно сходя с ума, Курт чувствовал только бесконечное одиночество, убивающее его. Тебе не с кем поговорить, тебе не с кем разделить какие-то моменты своей жизни, и ты начинаешь искать друга в том, что никогда тебя не подведет – инструмент. С Блейном же все было иначе. Любовь, теплые слова и нежный голос любимого тянули его наружу, заставляя хвататься за настоящее, пытаться вспомнить. Что-то держало его, что-то спасало его, он был нужен кому-то. Невероятная сила настоящей и чистой любви. dolcissimo con amore* _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ *очень нежно с любовью