Война хаоса

*** Ётуны, все до единого, выглядели потрясёнными, когда начали заниматься приготовлениями – Локи потребовал немедленной коронации. И Тор чувствовал себя не менее смущённым. Он был так невероятно горд за Локи во время его безнадежно отважного сражения, настолько, что был готов подчинить ему свое тело и душу, чтобы спасти его. И вдруг, в течение каких-то десяти минут, Локи перевернул все правила в свою пользу, совершил убийство и дал взятку, и только благодаря этому одержал победу. И теперь Тор не знал, что ему делать – то ли поздравить брата, то ли упрекнуть. Упрекнуть, конечно, было сложнее – в конце концов, именно из-за Тора Локи и оказался в таком отчаянном положении – Тор нахмурился. И отправился на поиски Грандура. – Есть ли способ точно определить, соединена пара или нет? – требовательно спросил он. – Если бы я сам не сказал об этом, как бы вы точно узнали… Грандур посмотрел на него из-под нахмуренных бровей, похожих на промёрзшие на зимнем ветру сосновые иглы: – Мы бы потребовали снять ошейник. – Будь он проклят, – пробормотал Тор и отправился искать Локи. – Почему тебе вечно необходимо создавать суету в самый неподходящий момент? – беззаботно спросил Локи. – Повыше, пожалуйста, – это уже было адресовано выглядевшему крайне несчастным плотнику, возводившему помост для трона. – Я хочу, чтобы высота была не меньше двадцати пяти локтей. Жаль, что я не могу просто собрать всех в тронном зале Асгарда, – он снова обратился к Тору, – но, мне кажется, что сейчас это было бы воспринято несколько негативно, верно? – Ты имеешь в виду, что они поймут, что ими правит подлый, бесчестный обманщик, который не остановится ни перед чем ради достижения своей цели? – Ну что ты, нет, – ответил Локи. – Это они и так знают. Но я бы не хотел, чтобы они думали, что я хочу сделать их подданными Асгарда. Кстати, об Асгарде, – добавил он. – Принеси мне ледяного сокола с белым оперением. И живого, пожалуйста. Я уверен, кто-нибудь из воинов с радостью покажет тебе дорогу к горам Драгтны. И поторопись – я не хочу, чтобы ты пропустил коронацию. Нашлось немало отчаявшихся воинов, готовых воспользоваться любым поводом, чтобы покинуть тронный зал, и присоединиться к Тору. Разгневанный ледяной сокол, размах крыльев которого был почти тридцать локтей, провел всю дорогу назад в попытках разорвать и съесть Тора. Гханрат, сохранявший безопасную дистанцию, рассказал, что эти соколы, если удастся достать, могут съесть и ребёнка, и, судя по всему, вкус асгардской плоти им нравился не меньше плоти Ётунов. Они вернулись в зал во время коронации. Тор подтащил все ещё вырывающегося и клекочущего сокола к трону Локи. Тот сидел, держа в руках бокал с ледяным вином, используя Ларец Вечных Зим вместо подставки для ног. Собравшаяся знать Ётунхейма стояла неподалеку, сверля его убийственными взглядами. – Вот твоя проклятая птица, – сквозь зубы проговорил Тор. – Какой ужасный шум, – поморщился Локи. – Сверни ему шею, будь добр... Не нужно было приносить его живым. – Ты же сам попросил! – заорал Тор. – Зачем он мне живой? – удивился Локи. – Это не самое сговорчивое создание. – Тогда для чего он тебе? – возмутился Тор, и вдруг посмотрел на огромные кроваво-красные глаза птицы. – Тебе… нужны его глаза? Он осекся, не зная, как вдруг понял это. Локи нахмурился и ничего не ответил – что лучше любых слов говорило о том, что Тор не ошибся, и обратился к Траскаггу: – Твой сын сейчас здесь, не так ли? Враждебная атмосфера, царившая в зале, спала, когда Траскагг подвел своего сына, Хратнага, гигантского Ётуна, даже выше его самого, к Локи, который приказал снять повязку, скрывающую глаза великана. Под провисшими веками скрывались темные глазницы, вдавленные в череп. Локи голыми руками, один за другим, вырвал глаза сокола и, все ещё кровоточащие, поместил их в глазницы великана, шепча слова заклинания. Хратнаг лишь однажды сдавленно простонал, но каждому ётуну и без того было понятно, что он испытывал мучительную боль. Потом он вдруг резко отстранился и его веки несколько раз сомкнулись и вновь распахнулись вокруг красных глаз. – Осторожно, – предупредил Локи. – Ты видишь что-нибудь? – Туман… – через некоторое время ответил Хратнаг хриплым голосом, звучавшим так, словно им давно не пользовались. – Великолепно! – сказал Локи, усевшись обратно на трон, и с гримасой отвращения принялся изучать кровь на своих руках. – Туман – это не зрение! – прокричал Траскагг, делая шаг вперёд. – Какой ты нетерпеливый, – вздохнул Локи. – Ему потребуется время, чтобы снова научиться видеть. Но, – обратился он уже к Хратнагу, – через четыре дня ты будешь видеть настолько хорошо, что сможешь присоединиться к нашей армии. Когда мы пойдём на Скинахейм. Обещание кровавой войны помогло Ётунам быстрее смириться со своим новым правителем. И ещё поправка, которую Локи внёс во время коронации. Когда Грандур, голосом, исполненным глубокой печали, произносил нараспев коронационную речь «И сим я нарекаю тебя властелином Ётунхейма…», – Локи прервал его и добавил: – И Бралунда. – Что? – не понял Грандур. – Ох, кажется, я забыл упомянуть об этом, – ответил Локи. – Мир, который звался Бралундом, теперь находится во власти льда, поэтому, как правитель Асгарда, я уступаю его Ётунхейму. Конечно, нужно будет установить стабильный портал, открыть туда путь, и потом предстоит эта утомительная работа с разделением земель, но этим можно будет заняться и после войны. А пока просто добавь это к клятве. Младшие сыновья ётунхеймской знати были полностью готовы мириться с Локи на троне, по крайней мере, до тех пор, пока надеялись получить свою долю, в виде огромных участков новой земли – асгардской земли, отметил про себя Тор, пока они вместе с Локи направлялись в его покои. Новые перспективы или нет, но, похоже, брату снова нужен был телохранитель. – Там всё покрыто льдом, – проговорил Локи. – А во льду замурованы армии Сияющих. Асы не захотят даже ступить на эти территории. – Это вопрос принципа! – воскликнул Тор. – Ты не можешь просто так отдать целое царство, принадлежащее Асгарду! – Если бы мы пришли сюда выторговать военный союз, и ценой его стал бы Бралунд, мы бы с радостью отказались от него, – возразил Локи. – ...и, – не унимался Тор, не готовый смириться с поражением. – Постоянно действующий портал между Ётунхеймом и Бралундом откроет им путь к другим мирам Асгарда! – он запнулся и нахмурился. – И откуда, будь оно всё проклято, я это знаю? И откуда я узнал про глаза? Локи бросил в его сторону хмурый взгляд: – Ты случаем не сделал что-нибудь особенно глупое, пока я сражался, например, не пытался установить связь между нами? – Конечно, пытался, – не стал отпираться Тор. – Я думал, что тебя вот-вот убьют! Мне даже в голову не могло прийти, что ты спланировал весь этот фарс. – Что ж, благодаря тебе, в ближайшие несколько лет, нас ожидают довольно-таки любопытные сны, – предупредил Локи. – Подойди, сниму с тебя эту штуку, пока ты не натворил ещё что-нибудь похуже. – Пока <i>я не натворил?!. – возмутился Тор, шагнув ему навстречу: Локи прикоснулся к его ошейнику, и в следующий миг они уже, срывая друг с друга доспехи, падали на кровать. Локи сильно потянул Тора за волосы, заставив запрокинуть голову, и прижался губами к его горлу, кусая и вылизывая натянувшиеся на шее мышцы. Застонав в голос, Тор с корнем вырвал ремни на своей броне и отбросил в сторону так мешающий сейчас нагрудник. – Локи, – прохрипел он, срывая с брата одежду. – Локи, будь ты проклят, что мы делаем? – Заткнись! – Локи прихватил зубами мочку его уха, чуть потянул, а затем всосал в горячий влажный рот: Тор вздрогнул от неожиданно сильного удовольствия, и плотнее прижался к Локи, не в силах пошевелиться, пока ощущение не прошло. – Это всё твоя вина, Тор, не моя... – Моя вина? – негодующе зарычал Тор, опрокидывая Локи на спину, и раздвигая его ноги. Локи застонал и подался бёдрами вверх, его член скользнул между ног Тора. – Моя вина! Ты извращенец, если бы ты, хоть раз соизволил посвятить меня в свои безумные, постыдные… – Позже будешь ругать меня! – прервал его Локи. – Намного, намного позже, – Локи скользнул рукой между их обнажённых тел, и сжал собственный член, прижимая головку к животу Тора. И Тор позволил себе забыться: оказалось, что уступить, отпустить всё, полностью отдаться Локи, позволяя тому делать всё, что вздумается, осуществить тысячи его потаённых, постыдных и восхитительных желаний, гораздо проще, чем думал. У Тора не было секса вот уже несколько долгих лет, пока длилась война; даже самое простое физическое удовлетворение могло сейчас свести его с ума. Локи вцепился в него железной хваткой, пальцы впивались в кожу, сжимаясь и разжимаясь в едином ритме с движениями бёдер, ритмично и плавно подающимися навстречу Тору; когда, наконец, член Локи протиснулся внутрь, Тор застонал от мгновенно пронзившего его тело мучительного удовольствия, глубже впуская в себя твёрдую пульсирующую плоть. – О, – только и смог выговорить Локи, и так и замер, разглядывая брата со смутно изумлённым выражением. Тор попытался определить, какое чувство преобладало: удовольствие от того, что именно благодаря ему лицо Локи приняло такое выражение, или раздражение от того, что теперь ему нужно было делать всё самому; но его тело решило за него, очередная волна дрожи прокатилась по позвоночнику, и он рефлекторно подался вперёд. Локи издал тихий полустон-полувсхлип, и, как же приятно было это слышать; и стало только лучше, когда Тор двинулся вверх и снова вниз, и Локи задрожал и закрыл глаза. Тор усмехнулся, и повторил движение, и потом снова, насаживаясь на член Локи, и тут его настигло восхитительное понимание собственной власти, ослепительное в своей неожиданности, и он остановился. – Мне продолжать? – спросил он, переполняемый восторгом. Локи издал в ответ невнятный звук, неистово царапая бёдра Тора. – Что ты сказал, брат, я не слышу, – Тор был неумолим. – Пожалуйста… – более внятно вышептал Локи, и Тор удовлетворённо вздохнул. Позже – несколькими часами позже – они просто лежали рядом, Тор разглядывал сводчатый потолок, сотканный из полупрозрачного льда; кутаясь в меха, которыми была устлана глыба льда, называющаяся здесь кроватью. – Когда мы начнём слышать мысли друг друга? – спросил Тор; он как будто почувствовал неожиданный эмоциональный толчок, похожий на ту самую волну страсти, что он испытывал во время секса, но он не был уверен в том, что это ощущение исходило от Локи. – Никогда, – отрезал Локи. – Я же тебе говорил, что секс не устанавливает связь, он является её следствием. – Скегги сказал… – начал было Тор, но Локи только глаза закатил: – Кто из нас Ётун? Ты собираешься верить ему, или мне? – Тому, кто не будет лгать, и скажет чистую правду, – Тор приподнялся, опираясь на локте, изучая брата. – Ну, если бы я тебе лгал, то ты сейчас слышал бы каждую мою мысль, и тогда ты бы знал, что я говорю правду, – заключил Локи. Тор вздохнул. – Благодаря твоему упрямству и неразумным попыткам создать эту связь, постоянно тыкая в ошейник, теперь мы связаны ментально, но это только до тех пор, пока ты носишь его, – Локи взмахнул рукой. – И, судя по недавним событиям, ты будешь носить его ещё долго, раз уж прикосновения к нему отвлекает нас обоих чуть более, чем просто эффективно. Но даже тогда связь между нами не образуется. – Я не понимаю: если для этого требуется только добровольное согласие, тогда почему же у меня ничего не получилось во время сражения? Я ведь пытался, – Тор нахмурился. – Погоди… ты сам-то хотел создать между нами эту связь?.. Ты <i>не хотел!.. Локи ничего не ответил; Тор практически мог чувствовать, как тот пытается собрать воедино свои мысли, словно маленький клубок, и спрятать его в безопасное место, и попытался заставить его говорить. – Ты можешь представить себе, что бы сказала мать, если бы я вернул тебя домой в качестве своего сексуального раба? – спросил Локи, пусть он немного и лукавил. Чуть больше его беспокоило, что бы сказал отец, если бы он привязал к себе Тора таким образом. – Думаешь, что родители скорее предпочли бы видеть тебя мёртвым? – спросил Тор. – Чем тебя моим рабом? Конечно, предпочли бы. В его тоне и словах не было злости; скорее спокойная уверенность, будто бы он говорил о совершенно очевидных вещах. Тор ничего не ответил, но Локи почувствовал его немой протест, сел, всё ещё продолжая кутаться в меха, и вскинул бровь. – Ты забываешь, дорогой брат, что тебя растили во лжи так же, как и меня. Поэтому для тебя я всегда был братом. А у нашего отца никогда не было на этот счёт никаких иллюзий. Он всегда знал, что я отродье Ётунхейма, которому он преподнёс щедрый дар, сохранив жизнь. Конечно, в его глазах мы никогда не были равны. Честно, я испытал облегчение, получив объяснения, – он скупо улыбнулся. – А то я ведь уже начинал верить, что просто ущербен из-за моих собственных недостатков. Он снова лёг и повернулся спиной к Тору, подтянув колени к груди; его разум замкнулся, скрывая все его мысли и чувства, словно, захлопнулась крышка коробки. – Утром нам рано вставать, – бросил он через плечо. – У нас будет не так много времени на подготовку. Лучше поспи немного. *** Сиф встретила их у Радужного моста, воины Асгарда уже расположились на ныне бесплодных равнинах Доренна. Локи отказался осматривать войска, вместо этого он решил проверить дубовые саженцы: все жёлуди были посажены в плодородную землю, их поливали строго по расписанию при свете луны, а Идунн и её служанки, по его указанию, пели молодым саженцам, помогая им расти. Их усилия не прошли даром: многие деревца уже доходили до колена в высоту. Локи осмотрел их все, одно за другим, проверил каждый лист, и наконец-то выбрал одно из них, у которого не обнаружил никаких недостатков: он осторожно выкопал саженец из земли, стряхнул грязь с корней, и отнёс в свои покои. Следуя за братом, Тор пытался проникнуть в мысли Локи, понять, что он задумал, есть ли какой-то смысл в его действиях, либо же Локи просто создаёт видимость значимости. Локи обернулся и бросил через плечо: – Немедленно прекрати, у нас нет времени заниматься этим дни напролёт. – Я не думал ни о чём… – начал было Тор, но, теперь, когда Локи упомянул об этом, конечно, уже думал. – Ну, тогда я буду, – угрожающе рыкнул Локи. – Если ты не прекратишь свои попытки влезть в мои мысли без приглашения. Занимайся своими делами. Тор придерживался несколько иного мнения, считая, что это как раз и есть его дело, и Локи, как ему казалось, был как раз не против, несмотря на его резкие слова; но Сиф уже бросала подозрительные взгляды в его сторону. Тор не горел желанием демонстрировать перед ней, а заодно и всем Асгардом, своё временное безумие, особенно не здесь, посреди коридора. Гладкая, бледная шея Локи вызывала в нём предательские чувства, к ней хотелось прижаться губами, и это был тревожный знак. А ещё его слегка испачканные землёй руки, Тор мог бы перехватить тонкие запястья и прижать к простыням… – Леди Сиф, – спокойно обратился Локи, устраивая дубовое деревце на своём рабочем столе. – Оставь нас, пожалуйста. – Ты хотел, чтобы я доложила… – начала было Сиф, но прервав саму себя, обвела их странным взглядом, и удалилась. У Тора не было времени проанализировать, что она успела заметить, потому что, прежде чем дверь за ней закрылась, он опрокинул Локи на кровать и, прижав его запястья одной рукой, другой принялся срывать с него одежду. – Ты… всегда… – процедил Локи, извиваясь под ним, словно, безумный. – Всегда… находишь… ужасно неподходящее… время, – он застонал, когда Тор вжался в него сильнее. – Да, – согласился Тор, не обращая внимания на его слова; тело и разум Локи источали такое сильное желание и так тянулись к нему, что Тору хотелось только одного – ответить ему тем же. Было более благоразумным, отправляя свои войска в бой из подвластных им миров – Асгарда и Ётунхейма, до самого последнего момента разделить заклятых врагов. Именно поэтому Локи и настоял на том, чтобы собрать их вместе на равнинах Маунт Доренн, без видимой причины, чем доставлял им крайние неудобства. Затем он разбил их шеренги на отряды, вынуждая бывалых воинов Асгарда стоять плечом к плечу с инеистыми великанами, против которых они сражались во времена последней войны. Пока войска формировались, в их рядах успели произойти десятки беспорядков, но Локи отказался что-либо делать по этому поводу, свалив всю ответственность на Тора. На третий день, Тору настолько осточертели эти разборки, что он оставил тщетные попытки вразумить постоянно ссорящихся воинов, и принялся решать возникшие разногласия с помощью силы. Этой же ночью он прокрался в огромный роскошный шатёр брата, швырнул того на кровать, и, оседлав его бёдра, впустил в себя вожделенный член и трахал Локи, пока, наконец, после третьего оргазма, до Тора не дошёл смысл происходящего в войсках. – Ты хочешь, чтобы они настолько обозлились, что готовы были бы напасть друг на друга? – потребовал он ответа. – Тогда… тогда они будут более непредсказуемы? – Ммм… – Локи простонал в подушку, стараясь казаться возмущённым, хотя на самом деле излучал удовлетворение. Тор вздохнул и отправился предупредить Сиф прекратить попытки втихаря расформировать смешанные войска; после он вернулся обратно в постель и обнял Локи, устраиваясь на всю оставшуюся ночь, оставив отряды решать свои разногласия самостоятельно. Мощь Радужного моста была необъятной, и не имело значения, будут ли воины продолжать драться и ссориться между собой во время перемещения сквозь пространство. На рассвете перед битвой, Тор стоял в первых рядах, и слышал рёв их голосов, в которых растворялся и его собственный в тот момент, когда радужная волна перенесла их из собственного мира в неизвестность. Ослепительное свечение исчезло, и они ступили на пустынную каменистую землю, над которой простиралось странное, подёрнутое дымкой небо. Густой туман закручивался в причудливые формы, вспыхивая то фиолетовым, то жёлтым, то розовым до самого горизонта. Сияющие были повсюду, и ринулись навстречу объединённому войску, обуреваемые жаждой убивать. Тор прибыл сюда с тысячей лучших воинов – Ётунов и Асов. Но к тому моменту, как Радужный мост открылся вновь, добрая половина их была уже повержена, а сам Тор яростно сражался за свою жизнь. Сиф оказалась подле него со второй волной, а следом за ней и Вольштагг; но у Тора не было времени даже на то, чтобы кивнуть им в знак приветствия, каждое движение могло повлиять на ход битвы. Наконец воины начали прибывать быстрее, чем Сияющие успевали истребить их, и вскоре они смогли укрепить защиту, и освободить себе место для новых маневров. Локи дал только одно указание – никакой тактики. – Решайте, на кого будете нападать, в самое последнее мгновение, – наставлял он. – Вы не должны рассчитывать последовательность своих движений. Если сможете, меняйте свои планы прямо во время удара, и не бойтесь совершать глупости. В бою они будут так же хороши, как и мудрые взвешенные решения. Вести так сражение было трудно и непривычно. Тору приходилось бороться с самим собой больше, чем с Сияющими, потому что его тело привыкло подчиняться боевым схемам, заученному порядку ударов – сейчас, когда они сражались против врага, обладающего даром предвидения, знающего, с какой стороны будет нанесён удар ещё до того, как ты взмахнёшь рукой, это стало бы смертельной ошибкой. Но по ходу сражения Тор научился изменять ход своих мыслей, перестал полагаться на знания и опыт, вместо этого он кидался в бой, словно опьянённый силой юнец, единственным желанием которого было нарваться на очередную бессмысленную драку где-нибудь на краю вселенной. Это даже могло бы походить на игру, если бы на кон не было поставлено так много – армии Сияющих сокращались слишком медленно. Их чересчур много, подумалось Тору, когда первая неделя битвы подходила к концу. Ведомый смутным предчувствием, он пробил себе путь на небольшое возвышение, чтобы окинуть взглядом поле боя. Сияющие походили на бесконечный океан, омывающий крохотный темный островок войск Ётунов и Асов. Вся армия была уже сосредоточена вокруг братьев и яростно сражалась, используя всю свою мощь, но этого явно было недостаточно. Всё новые и новые твари выползали из-за камней, из ущелий и глубоких пещер, будто до этого они просто спали где-то глубоко под землёй, а теперь вырывались наружу, чтобы присоединиться к кровавому пиршеству и утолить свой вечный голод. Больно было осознавать, что все их старания могли оказаться напрасными, что они добрались так далеко, сделали так много, и всё равно потерпят поражение. Тор надеялся, что они сделали достаточно для того, чтобы отсрочить их нападение на Асгард, когда Сияющие наконец прорвутся сквозь их защиту. Хладнокровное осознание того, что они проигрывают, встало колом поперёк горла, и тут Тор осознал, что эти мысли вовсе не принадлежат ему. Так же как и ощущение гладкого полированного древка в своих руках. Тор разрубил трёх Сияющих, стоящих у него на пути и обернулся, стараясь найти Локи в толпе сражающихся. Он увидел его, стоящим на холме, который возвышался над их войсками, и рядом с ним был только один воин – Хотур. Тор узнал его сразу, и взмыл в воздух, когда увидел, как Локи опускается на колени и снимает доспехи, обнажая грудь. Локи протянул Хотуру свой кинжал, вырезанный из того самого молодого дубка. На низком каменном алтаре кровью богов был начертан круг, настолько наполненный силой, что от него в воздух с шипением поднимался густой зеленый дым. В центре круга были сложены угли, в количестве достаточном, чтобы на них могло поместиться человеческое сердце. Локи простёр руки над алтарём, нараспев читая какие-то заклинания, когда Тор обрушился на них, преисполненный гневом, и повалил обоих на землю. Хотур упал к его ногам, и кинжал выпал из его ослабевших рук. Тор ухватил предателя за горло, встряхнул и откинул прочь, в ряды сражающихся под ними воинов. – Я щадил тебя, – Локи уже вскочил на ноги, когда Тор обернулся к нему. – Это должно быть сделано, и это мог сделать тот, кто получил бы от этого удовольствие. Тор зарычал на него: – Что ты тут творишь? – Спасаю Асгард, – спокойно ответил Локи. – И Ётунхейм, и Мидгард, и весь Иггдрассиль, если уж на то пошло. В конце концов, они поглотят всё, дорогой брат. Ты думаешь, мы можем выиграть эту войну? И не забывай, что я узнаю, если ты захочешь мне соврать. – И это твой выход? Локи пожал плечами и раскинул руки: – Если мне и суждено умереть, то я предпочитаю уйти драматично и с пользой, прослыв героем этой войны. Мне наскучило за последние несколько лет постоянно бегать и прятаться по тёмным углам. Давай пропустим утомительные и слезливые прощания: заклинание уже запущено, нет времени ждать. Скажи Отцу... – он замолчал и усмехнулся. – Хотя нет, пожалуй, – и Локи сжал кинжал обеими руками. Тор уставился на кинжал, и та покорность, с которой его брат готов был принять свою смерть, походила на непрошибаемую стену, воздвигаемую его подсознанием. Тор протянул руку и, забрав у него кинжал, положил его на алтарь, после чего разнёс всё это одним ударом Мьёлльнира, превратив камень и лежащий на нём клинок в груду осколков. Он взял Локи за руку, проникая в глубины его подсознания, за стену, зная, что там не будет ничего, кроме страха и сожаления. – Нет, – мягко проговорил он. – Ты не умрёшь назло нашему отцу, и не сможешь спрятаться от него за своей смертью. И, если твои опасения оправдаются, и когда он проснётся, ты не получишь от него ни заслуженной похвалы, ни почтения, которых так жаждет твоё сердце, если ты не сможешь снова поверить в его любовь, то тебе придётся довольствоваться моей. И, брат, если нам суждено проиграть эту битву и эту войну, то мы будем сражаться бок о бок до самого конца. Мы предадим огню все наши земли, пока будем отступать, и даже если они будут гнать нас до самых корней Иггдрассиля, мы всё равно будем вместе, и, погибая, срубим само Мировое Древо, чтобы они больше никогда не смогли пировать в других мирах, сокрытых меж звёзд. Локи не отрывал от Тора взгляда, пока он произносил свою пламенную речь, и когда тот закончил, не сказал ни слова, просто продолжал смотреть, чем встревожил брата. – Что такое? – Тор проследил за взглядом брата, теперь направленным на поле битвы. Сияющие отступали, они бежали прочь, забиваясь в трещины и расщелины бесплодной равнины. Они скрывались глубоко под землей, не обращая внимания на то, что Асы и Ётуны продолжали их преследовать. Армия, вернувшаяся в Асгард, уменьшилась почти на четверть. Они похоронили каждого павшего в бою воина: великаны толкали огромные катафалки, нагруженные погибшими из обоих миров, а Асы прикрывали их спины, защищая от тех редких тварей, что осмеливались ещё бросить вызов смерти, желая вкусить напоследок живой плоти. Локи стоял возле Радужного моста, завернувшись в плащ, следил за их возвращением и плёл новое заклинание – сигнал тревоги, который должен будет прозвучать в обоих мирах, в Асгарде и Ётунхейме, если разломы, ведущие из мира Сияющих, снова откроются. – Неужели их действительно можно было победить так? – спросил Тор, которого всё ещё не покидали опасения. – Если мы сейчас отступим, то они нападут на нас снова. – Возможно, время от времени, – ответил Локи. – Нам придётся иметь дело с некоторыми из них. Они попытаются проникнуть во тьме в какой-нибудь из наших миров, а однажды, может даже соберут войско побольше. Но они <i>никогда не осмелятся напасть на нас всей своей мощью, если мы будем так же непреклонны в своём решении уничтожить Иггрдассиль ради победы над ними, ведь это то же самое, что нарываться на копьё, направленное прямо на тебя, идти на собственную гибель. Минуло три дня, Радужный мост не переставал мерцать, подобно маяку в ночи, перемещая батальоны из одного мира в другой; и однажды из Асгарда прибыл посланник от Фригг – Один пошевелился, им следовало вернуться домой. Тор опустил руку на плечо Локи в безмолвной поддержке, но когда они уже приближались к дворцу, ему начало казаться, будто его собственные плечи и шея выкованы из куска железа, зажаты тисками отчаяния. Тор не мог избавиться от этого ощущения – пока шло сражение, второе сердцебиение накрывало тенью его собственное. Мысли Локи были похожи на гулкий шепот, они никогда не покидали его подсознание, струились по нему непрерывным потоком, и Тор всегда мог опустить в него руку, зачерпнуть их и испить до дна, почти не прилагая никаких усилий. Иногда эти мысли сами проходили сквозь него, желал он этого или нет. Но сейчас, по мере приближения к покоям Одина, шёпот становился всё тише и глуше, и совсем смолк, когда они разделились, чтобы занять места по обеим сторонам от кровати отца. Фригг улыбнулась им, устало и печально, и потянулась, чтобы снять золотой полог света, куполом укрывающий Всеотца. Один открыл глаз, полуслепо осматриваясь по сторонам, и протянул к братьям руки. Тор сразу же взял одну из них в свои, немного помедлив, Локи последовал его примеру. Тор почувствовал, что Один прикоснулся к нему словно призрак. Губ Всеотца коснулась улыбка – он держал за руки обоих своих сыновей. Его веки отяжелели и снова сомкнулись. – Всё хорошо в Асгарде, – прошептал он. – Да, Отец, – ответил Тор. – Ты был прав. Один снова улыбнулся, и больше ничего не сказал. Это пробуждение не было похоже на прежние; ведь обычно к этому времени он уже должен был восстановить утраченные силы. Тор беспокойно взглянул на Локи, потом на мать, но она просто покачала головой. Один сжал его руку: – Не бойся за меня, – сказал он достаточно мягко. – Давно я мечтал о покое, о сне, даруемом моими предками. Я готов оставить Асгард в ваших руках. «В чьих руках?» – удивился Тор, хотя, скорее, это изумление исходило от Локи, и оно оставляло горькое послевкусие на языке. Один соединил их руки и слегка повернул голову в сторону младшего сына: – Ты объединил два царства. – Объединил? – переспросил Локи, спустя мгновение. Одновременно в нём вспыхнули страстное желание и страх услышать, наконец, ответ на свой вопрос. Но Один не дал ответа. Он только улыбнулся, и, похоже, это стоило ему больших усилий. Затем шумно выдохнул, и глаза его закрылись снова. Рука, сжимающая руку Тора, ослабела, и он осторожно опустил её обратно на покрывало.