.foster

В первый раз Сехун увидел его на крыше. В самую первую ночь студенческой жизни, возвращаясь в общежитие, подходя к шестиэтажному зданию, заметил силуэт парня, стоявшего на краю и раскинувшего руки, словно ангел – крылья. Сехун просто стоял и заворожено смотрел, вместо того, чтобы испугаться, что незнакомец вот-вот спрыгнет. Зрелище было настолько красивым, что дыхание перехватило, и даже звука издать не было ни сил, ни желания: незнакомец может испугаться, словно птица, и улететь. Внезапно Сехун услышал что-то похожее на рык, кричащее «Бэкки»; незнакомец вздрогнул и хотел было сделать шаг вперед. Сердце О Сехуна сжалось в ожидании, вместо «Не прыгай» издавались только тихие хрипы, но чья-то рука потянула человека на крыше в сторону, а дальше запомнились лишь всхлипы, что прорезали тишину вокруг и доходили до ушей первокурсника даже здесь, на расстоянии в шесть этажей. Второй раз запомнился пролитым на его рубашку вишневым соком. Сехун узнал Его по многозначительному взгляду Чанеля, главного «плохого парня» университета, и «Бэкки, смотри, какой ты неуклюжий, может, наказать?» в сторону низкого паренька, которого лишь пробила дрожь от слов, обращенных к нему. Сехун ничего не смог сказать, лишь стоял и смотрел, как по белой рубашке расползается красное пятно в районе сердца. «Как кровь», - подумал он. – Прости, - прошептал «Бэкки», потупив взгляд, и, сгорбившись от пожирающего взгляда со стороны Пака, убежал. – Ничего, - ответил Сехун вслед. Как выяснилось позже, его звали Бен Бэкхен, и он на целых три года старше, чего не скажешь по внешнему виду. Короткие вишневые волосы, тонкие губы, аккуратно подведенные глаза… И все бы ничего, только тот на свою голову чем-то привлек на себя внимание настоящего волка, Пак Чанеля. – Что за фигня? – спросил как-то Сехун у своего однокурсника Чондэ. – Так ему и надо, шлюхе этой, – пожал плечами тот. Больше Сехун не спрашивал ничего, несмотря на рой вопросов, жужжащих в голове каждый день. Он видел Бена порой издалека и чувствовал, что что-то с ним не так: сердце бьется быстрее, дыхание учащается, голова кружится, и до безумия хочется пройти мимо него, мимолетно посмотреть в карие глаза и вдохнуть нежный запах полной грудью. Так, чтобы на всю жизнь хватило. Третья встреча случилась через месяц после второй: они стали соседями по комнате. Сехун к тому времени уже прославился своим каменным лицом и пофигистичной натурой. Он сильно волнуется, когда комендант говорит, с кем он будет жить и когда заселят соседа. Мечется из угла в угол, не находя себе места, и все время передвигает вещи с места на место, протирает тумбочки и шкафы, чтобы не казаться безалаберным. Сехун думает о том, какое выражение лица ему состряпать, и останавливается на фирменном «кирпичном». Однако он дружелюбно протягивает руку со словами «О Сехун», стоит старшему появиться на пороге, а тот только ежится, как от холода, и, злобно посмотрев на нового соседа, шипит: «Не приближайся». Они почти не разговаривают, что расстраивает Сехуна до боли в груди. Бэкхен возвел толстые стены вокруг себя, уходя на рассвете и приходя за полночь. Темная коробочка с надписью «Сердце О Сехуна» окрашивается в красный, когда Бен в очередной раз за месяц приходит в комнату слишком поздно и, не раздеваясь, обессилено, словно тряпичная кукла, падает на свою кровать и плачет. Сехун не спит, он никогда не засыпал раньше Бэкхена, и опять смотрит, как старший утыкается лицом в подушку, стараясь заглушить всхлипы, что лезвием режут тишину. Младший не выдерживает. В этот раз он тихонько встает и подходит к соседней кровати. Опускается на колени и нежно проводит рукой по мягким взъерошенным волосам, боясь спугнуть. Напрасно. Бэкхен, дернувшись, резко садится и прожигает соседа взглядом. – Ты плакал, – оправдывается младший. – Я говорил не трогать меня. – Ты снова плакал, – повторяет Сехун. Молчание наполняет комнату своим присутствием. О сидит на полу, теперь уже прислонившись спиной к кровати, а Бэкхен, сгорбившись, проводит пальцем по мятому одеялу. Сехун в смятении. Он хочет повернуть голову назад, коснуться нежной кожи, облегчить боль, поцеловать каждый синяк, каждую ссадину на хрупком теле, залечить раны, как и душевные, так и физические. В голове стоит выбор, почти такой же, как Гамлетовское «Быть или не быть?», только «Признаться или нет?». Он грузно выдыхает и, закрыв глаза, тихо шепчет: «Ты мне нравишься». – Ты такой же, как они... – Я бы давно воспользовался тем, что мы с тобой в одной комнате. Пальцы Сехуна отбивают чечетку по полу. Бэкхен сильнее сжимает одеяло. Не сказать, что младший раздражал, Бен даже чувствовал некую симпатию к нему, просто… Все слишком сложно. Впервые Бэкхен встретил его семь лет назад. В коридоре городской больницы, пугающей своей идеальной белизной. Он сидел на скамейке у входа в палату к самому дорогому на тот момент жизни человеку. Слезы текли из глаз. Молодой врач о чем-то разговаривал с отцом, и мальчик мельком услышал: «Простите, шансы нулевые». Мужчина взглянул на сына и ушел, больше не обернувшись. Ему нужно было покурить, сбросить все, что навалилось, забыться в никотиновой эйфории. Любимая умирает, и уже не до маленького сынишки, который, вообще-то, тоже человек, тоже любит. Бэкхен остается сидеть. Он плачет, сам не зная, почему, может, из-за слов доктора, а может, маленькое сердце тоже что-то чувствует. По-своему. Перед глазами все расплывается, пелена слез не дает разглядеть подошедшего. Незнакомец протягивает платочек и тихо шепчет: «Все будет хорошо». Бен трет глаза кулачком и опухшими глазами всматривается в лицо напротив. Он кивает, но что-то внутри кричит, что ничего не будет хорошо. Бэкхен просто не поверил глазам, когда осознал, что тот, кого он так мечтал увидеть еще, стоит напротив и смотрит на яркое пятно, расползающееся по белоснежной рубашке. Ему хочется провалиться сквозь землю, исчезнуть, телепортироваться куда-нибудь на Аляску, потому что рядом стоит его персональный кошмар Пак Чанель, прожигает взглядом и обещает «наказать» за неуклюжесть. «Возможно, тот мальчик изменился, определенно, он такой же, как все они». Бен до сих пор не понимает, за что Пак так возненавидел его. Просто он родился слишком милым, слишком… Особенно для таких, как Чанель, желающих изуродовать хрупкое тело, хрупкую душу своей безумной одержимостью непонятно чем. И Бэкхен терпит, мысленно обращаясь к матери, что все с ним в порядке. Сейчас он сидит и только сильнее сжимает одеяло в руках. Тело дрожит от одних воспоминаний о грязных прикосновениях, болезненных метках на теле, шепотов: «Мой, мой, Бэкки». – Он псих, – судорожно выдыхает старший, и Сехун понимает, о ком идет речь. О сидит и слушает о том, как сначала Бэкхена покинула мать, вслед за ней – отец, какой сложной жизнь была в грязном во всех смыслах детдоме. На той части, где старший рассказывает, как Чанель, обкурившись, имел его, и «добродушно» делился с друзьями в течение всей студенческой жизни, как грозил найти и привязать к батарее, если тот убежит, как потом этот гигант распускал слухи о том, что Бен сам просится, что он просто шлюха… Младший тихо поднимается, присаживается возле Бэкхена и нежно обнимает со спины. «Он не отпустит меня…»