Незолотая рыбка

Мы были Бог и Королева… Я велика и так ничтожна В своей политике несмелой, Когда «нельзя» – почти что «можно», Почти зелёный свет бесчинству, Твоим «божественным» поступкам, Мир бьющим коротко и чисто Восьмым ударным звуком стука По стенке моего сознанья, Насквозь пропитанного болью, Такой родной, такой желанной, Ещё окрашенной не кровью, Как это будет много позже. Мы были Бог и Королева… Мне от тебя лишь образ нужен, Мне лишь молиться бы забвенно На лик твой пламенно-опасный, Златóй на стыке губ и «моря» [1], Что на свету «звенел»-казался Дырой огромной мёртво-чёрной Почти что каждому в округе. А я молюсь так глупо-слепо, Пою, заламывая руки, Свою любовь свечушке светлой, Что догорит с твоим дыханьем. Ты не позволил быть Богиней, Остановил пожатьем тайно, Вручил корону, трон, а иней – Ты не смахнул – развеял дланью [2], Припорошил туманно бездну Своих намерений и дальних Прерогатив. Ты тянешь честность За поводок своих желаний, Даруешь власть, богатство; вечность Не подарил, хоть я искала Тебе в ответный дар беспечность Великих дум и лёгкость жизни, Что ты содержишь лишь играя, Мои запутывая мысли, Их оплетая цепью крайней Своих силков и ударений. Ты даришь мне бокал хрустальный, Немного крупный для владений Моих в твоём мирке отсталом От чувств взаимных. Своё сердце Я облачаю в твой подарок – Размер как раз такой, что негде Ему прибиться больше в старом, Тщедушном теле, слишком бренном Для мук любовных, сильных, красных – Я нарекаю домом, клеткой Твой милый дар для «рыбки» частной – Для сердца слабого, живого, Что в том бокале плещет воду, Что обтирает стенки «мордой», «Хвостом» оглаживает бодро Бумажки-фантики-желанья, Что опускаешь снова, снова Ты в воду мутную; простая Там «рыбка» делается жёлтой. Мы были Богом, Королевой, Ты направлял, я управляла, Потом пришёл ко мне ты, серый, С пустым, заледенелым взглядом, В котором были только иней И чёрный дым с прослоем красным; К твоим губам кислотной синью Прилип обрывок едкой фразы, Что я не слушала – душила Слезами сердце в том бокале, Который выхватил насильно С невозмутимо-громкой сталью Ты на лице, во взгляде, глубже, Где всё смердит гниенной чернью И рвётся, просится наружу. Как я увидела, то – черви Ползут на волю. Ты подбросил Бокал отобранный, и «рыбка», Инертно вылетев да «хвостик» Приушибив о край «гранитный», Взлетела ввысь и там зависла, Хватая ртом погибель-воздух, Когда «аквариум» красиво Стремился вниз, как будто осень, Лаская мир, дождь проливала. Бокал разбился – конвульсивно Забилось сердце, провожая Осколки яркие, и сипло, Надрывно-немо закричало. Ты не поморщился. Упала Как брызги ценные хрустально Водица мутная, густая, С плывущим золотом и сталью, Как след твоей улыбки чёрствой, Примёрзшей к «морю» и усталой, Заиндевелой, злой и взрослой. Вода разбилась тоже – «рыбка», Увидев «сушу», «океаны», К ним понеслась так быстро, прытко, Что превратилась в кровь и странный Умерший сгусток жизни; плоти Тут больше нет, а есть лишь тушка, Что оживить дыханье хочет, Вот только мне это не нужно. Я соберу руками сердце, Но только тихо, осторожно, Там не остыли ещё герцы, Хранить там боль ещё возможно, Как можно выдернуть все стёкла, Чтоб уничтожить безвозвратно – Я не смогу! Ведь стану мёртвой С потерей чувств, таких, отвратных, Что держат душу крепко, когти Подзаточив и вымыв руки Лишь для того, чтоб мучить дольше И нарекать словечком гулким Ту дуру, что зовётся мною, Так лаконично, просто – «бросил», Хоть не от этого всё ноет, Но ведь они, они не спросят, Почём стучит сердечко мало, Почём шевéлит стёкла звонко, Слезами сыпая кроваво С предсердий прямо на осколки Бокала бывшего, а ныне Кусочки-копья бывшей клетки, Что нанизáют строго криво «Рыбёшку» глупую так мелко В груди распоротой, где рёбра В объятья просятся и плачут Всё той же мокро-красной кровью, Не защитив живое счастье, Недолгой жизни эпицентры – То сердце и душа в единстве. И как любой правитель смертный Я отрекусь от трона, чистый Прорисовав свой говор сипом, Прикрыв плащом дыру и кости, Уйду в отставку так красиво, Как только ноги тело сносят Моё ослабшее фривольно. Я поселюсь одна далёко, Меня найти составит сложность – Ты не ищи, позволь мне стойко Утихомирить боль и слёзы Лишь к такту тихому прирýчить, Чтоб не звенели стёкла, грозы Чтобы раскаялись, баючись Под «божьим» солнцем небосвода, Где правишь «королевой» новой. Я пронесу ту боль сквозь годы, Кривясь от ранок мелких стоном, Но проживу в два раза дольше, Чем если б всё шептала песни Той свечке, мол, далася свыше Мне та любовь к божку, что спеси Своей учесть не смог – не сможет. Конечно, чувство есть и будет Брызгáми всё сползать по коже Из сердца, что условно – студень. Но я не сдамся, пусть ты, вечно, Белó-отчаянно прекрасен, Всплывёшь мне, жалкой, вдруг навстречу, Твоей улыбки след мне ясен. Вот только вижу я, как черви Скользкó и смéрдно выползают, И от твоёго смеха кривит Моё лицо да небо тает, Ночную мглу обнáжив кротко, Что не темней «морей» поганых, Ведь ты просить пришёл лишь столько, Сколько отдать смогу я рваных. Тебе и фраз. Ты будешь плакать, Молить простить и жить лишь миром, Бокал собрать, забрать и сбагрить, Да подписать депёшу криво, Да приложить её в том месте, Чтоб унести и в-кровь-осколки… Я не отдам – там моё сердце! Я их взрастила в ране, сколько Тебе, убогому уроду, За весь свой «смертный» цикл не счесть! Пусть это будут мои «сброды», Пусть жрут меня и цедят лесть, Но боль отдать я не способна, То – та «рыбёшка». Я не стану Безбожно, глупо и загробно Пилить, отбрасывать всяк странный Момент чувствительных метаний, Что в жизни происходит рядом. Он у любого свой и крайний, Его найти лишь нужно взглядом… И лучше убиваться болью, Корпеть над срубом, колоть пальцы, Чем отпустить обиды в волю, Понять, простить, забыть всё с танцем – Так умирают, будто дóлжно Убить свою свободу тем. Всю жизнь прожить в слезах ведь можно, Но жить без них нельзя совсем.