Рыбы

По стенам плыли рыбы. Огромные, серебристые, они таращили пустые блеклые глаза и недовольно кривили рты, то скрываясь в колышащейся занавеси водорослей, то снова показываясь. Вверх от них тянулись длинные гирлянды пузырьков, словно рыбы о чем-то переговаривались. Наверное, о нем: он ведь лежит в их комнате. Мешает, наверное. Пугает кашлем, не дает спокойно скользить со стены на стену, оттуда - на сёдзи, и снова на стену... Иногда ему казалось - рыбы плавают и по потолку тоже, но только ночью, когда никто не видит. Поэтому он иногда нарочно не засыпал подольше - надеялся их подловить. Пока не получалось. Странно, но здесь, в комнате, была зима. Или осень - он сам не до конца понимал; но точно не лето, которое было за дверями, - там, где цвела сурепка, летали бабочки и жужжали деловитые пушистые шмели. Там было тепло, хорошо и много людей; они шумели, и иногда звуки их голосов долетали сюда - но здесь они превращались в мерный шум волн, и только рыбы со стен недовольно косились в сторону входа: наверное, боялись, что говорившие могут завернуть сюда и нарушить их покой. Зря боялись: за те несколько недель, что он здесь лежит, нарушители покоя нашлись лишь пару раз. Даже Чи-тян, кажется, про него забыла. Только иногда заходил Саннан, садился у входа, щурил из-за очков покрасневшие глаза, слушал про рыб. Потом вставал и резко раздвигал сёдзи, впуская в комнату жаркую летнюю ночь, луну, запах цветов и стрекот цикад. И сидел - долго-долго - молча, тихо глядя на него, или даже не глядя, а он засыпал, и утром просыпался почти здоровым. Иногда Саннан тихонько жаловался: на то, что привычка носить очки никуда не девается, а глаза теперь видят куда лучше без них, на распоясавшихся подчиненных, на то, какое нынче удивительно холодное лето. Окита кивал и спускал с плеч юкату, чтоб было легче переносить жару. Однажды днем заходила Чи-тян, шумная и нелепая, как маленький щенок. Что-то рассказывала, помогая себе руками и, кажется, даже ногами, махала хвостиком. Притащила коробку с новой формой - еще более нелепой, чем даже их хаори, а уж сколько насчет них смеха-то было! Но нет, Кондо сказал - все сделали, иначе какая же это дисциплина? Кондо надо слушаться; он умный, он еще в Сиэйкан умел одним ударом катаны загасить семь свечей и одним словом заткнуть зануду Тоси. Кондо знает, что надо делать и как надо это делать, у него чутье на правильные вещи, он никогда не ошибается... Рыбам до Кондо дела нет, у них свои рыбьи дела. Пара штук, правда, спрыгнула со стен, замерла на отворотах дурацкого мундира - точно, Тоси придумывал! - притворилась неживыми. Но его не проведешь, он их знает, как облупленных, - небось, стоит надеть да выйти, спрыгнут и уплывут на волю, мир посмотреть и себя показать... Хидзиката сказал, что отряд уйдет без него. - Нагонишь, когда поправишься. И ведь, скотина, уверен: не поправится, не нагонит. Не будет мозолить глаза, так?! Нет уж, не дождешься! От резкого движения рыбы шарахаются в стороны. Окита идет к выходу. Навстречу ему выбегает черный котенок и умильно трется об ногу.