Библиотечный монстр

Нет ничего слаще, чем бежать по лесу и открытой пастью хватать терпкий ночной ветер. Нет ничего слаще, чем зарываться носом в пряно пахнущий мох. Нет ничего слаще, чем пить холодную воду из родника и смотреть на собственное отражение. Нет ничего слаще этого, когда все это запрещено. Руби мечется из стороны в сторону, не в силах найти применение своим рукам, ногам, а главное – носу. Ей хочется запахов. Сладких, горьких, терпких, неприятных, густых, чужих – разных! Ей хочется чувствовать, как они обволакивают нёбо, тревожат его, щекочут, пробираются в горло, вынуждая выгнуть шею и завыть, словно вой избавит от них в тот же миг. Здесь, в библиотеке, только один запах – запах книг. Для Руби они пахнут затхлостью болота, срезом увядшего огурца и духотой. Но волки не пьют из болот и не едят овощей, а в духоту им хочется забраться в самую глубокую нору, поэтому Руби и выбрала это место для себя. Здесь ей тягостно и тоскливо, здесь ее придавливает к полу, здесь сонно закрываются глаза. Здесь нет леса, огромного, властного, манящего, под присмотром которого так сладостно быть зверем. Отсюда она никуда не уйдет. Скрип двери вынуждает вскинуться. Почти пойманный в ловушку, черно-белый сон отползает прочь, когда волчица внутри Руби, заинтересованная шумом, пригибается, сливаясь с темнотой, клубящейся у ног. Ноздри раздуваются и тут же опадают, Руби прикрывает глаза. Она знает этот запах. Он чудится ей ароматом сырных булочек, свежего кофе и раскаленного салона автомобиля, и Руби вдыхает его снова и снова, отдаленно удивляясь тому, что забыл его обладатель в библиотеке. И откуда он в городе? Она что-то пропустила? Снова скрип, но на этот раз поют старые половицы. Звук режет острый слух, Руби морщится, потряхивая головой, и вынужденно ползет вперед, скаля зубы. Хочется взмахом тяжелой лапы перебить позвоночник этому скрипу, заставить его издыхать в мучениях. Шаги идущего осторожны. Они то прерываются, заставляя и Руби прекратить движение, то возобновляются вновь, и под их аккомпанемент оборотень все ползет и ползет на четвереньках, изгибая спину так, как настоящие волки не умеют. Но она – не настоящая. Она – наполовину. Черно-белая, как и все ее сны. Вот оно. У последней полки, отделяющей ее от знакомого запаха, Руби останавливается. Замирает, прикрывая глаза. А затем выскакивает вдруг, распрямляясь в прыжке, и с глухим рыком валит пришедшего к ней на пол. Пришедшую. Эмма Свон не успевает выставить руки, не успевает вскрикнуть, не успевает убежать. Она не успевает ничего и поэтому теперь просто лежит, придавленная Руби, и молча смотрит в желтеющие глаза, цвет которых, тлея, то вспыхивает ярко и тревожно, то угасает. Освещения в библиотеке почти нет, но оборотню хватает. Своеобразным зрением зверю служит обоняние, и Руби склоняет голову к шее сторибрукского шерифа, захватывая запястья разведенных в стороны рук. А затем, не думая сдерживать себя, больно кусает обнажившуюся кожу, чуть засасывая ее так, чтобы лишить себя искушения отхватить кусок. Это лучше, чем пускать кровь той, что нравится ей. Эмма ахает и вздрагивает, тело ее, наконец-то, приходит в движение, она делает попытку освободиться. Улыбка быстро касается губ Руби: она думала раньше, что охота и жертвы возможны лишь в лесу. Это было ошибкой. Мимолетная мысль о том, что нельзя поступать так с Эммой, проносится в голове слишком быстро, оборотень даже не пытается задержать ее. Время полной луны диктует свои правила. Руби не хотела выходить сегодня в мир, но мир сам пришел к ней, кто она такая, чтобы отказываться от щедрого дара? Свон борется изо всех сил, сцепив зубы, молча, яростно, лишь изредка позволяя себе громкие выдохи. Руби смеется над ней, громко и хрипло, блестя глазами, пожирая взглядом, чувствуя, как растет где-то в животе безудержное желание, управляемое голыми инстинктами. Съесть. Или трахнуть. Волчице внутри, мечущейся в клетке из сердца, все равно, что делать с добычей. Решение всегда остается за Руби, с того самого момента, как Анита научила ее договариваться со зверем. Останется оно и сейчас. Ногтями, больше похожими на когти, Руби сдирает с шерифа джинсы вместе с нижним бельем, оставляя красные полосы на бедрах, и, не сдержавшись, вдруг слизывает кровь длинным касанием, заканчивающимся где-то возле живота. Запахи вновь кружат голову, раскаленные, пряные, чужие. Волчица погружается в них с головой, настойчиво и жестко, смутно чувствуя, как Свон пытается оттолкнуть ее, вцепившись пальцами в волосы. Это могло бы быть больно, но Руби сейчас не до боли. Она не видит себя со стороны. Не слышит и не ощущает. Не знает, как страшно может быть сопротивляться хрупкой на вид девушке с желтыми глазами, светящимися в темноте. Под кожей ее протягиваются туго скрученными жгутами мышцы, для которых нет места в человеческом теле; спина выгибается так, словно тело готово сломаться пополам. Зверь внутри Руби выглядывает время от времени, поднимает голову и рычит удовлетворенно, запуская когти в мягкое тело – несильно, не слишком больно, но так, чтобы было понятно, кто здесь хозяин. И Свон не остается ничего, кроме как смириться. Руби чувствует, как шериф неохотно расслабляется, видит закушенную губу и не испытывает жалости от слез, проложивших дорожки по щекам. Для оборотня сейчас важно только одно, и она прижимается к ногам Эммы, трется о них, пытаясь заглушить голод, сжигающий изнутри. Запахи становятся резче, человеческое тело умеет получать удовольствие лучше, чем звериное, и Руби в какой-то момент, на пике эйфории, проваливается в темноту, взмахивая руками, словно пытаясь зацепиться за что-нибудь в своем бесконечном падении, которое оканчивается лишь утром. Руби просыпается на полу и долгое время не может понять, сон ли то был или шериф Сторибрука действительно приходила в библиотеку. Нет ни единого доказательства ее пребывания здесь, но волчица Руби спит, а значит, что-то вчера насытило ее. Руби вспоминает, что Эммы не может быть в городе, и с толикой отчаянного сожаления делает вывод о ярком сне, который она даже не будет пытаться забыть. Ей могло бы быть стыдно за свои действия, но разве кому-то есть дело до снов оголодавшего зверя? Запахи могли бы подсказать ей истину, однако, как и всякий раз после пика полнолуния, Руби на время теряет остроту обоняния, а когда она возвращается, то уже не до воспоминаний о странном сне. И лишь во время праздника в честь Мэри Маргарет и Эммы Руби слегка теряет контроль, когда проходит мимо шерифа, и видит то, чего не должна видеть. След от укуса на шее, почти потерявший цвет. Разумеется, это ничуть не доказывает того, что секс в библиотеке был явью. Кто знает, чем шериф занималась в Сказочном мире? Мэри Маргарет говорила что-то о пирате. Но Эмма не смотрит на Руби слишком старательно, и зверь внутри девушки скалится, поднимая голову. Руби улыбается вместе с ним.