Возвращение

Темное ночное небо с россыпью звезд начало подтаивать, словно лед по весне. Дрогнула темно-синяя гладь сплошного однотонного цвета, зарябила оттенками мягкого красноватого рассвета. Первые лучи восходящего солнца казались трещинами в застоявшемся льду, который вот-вот со скрежетом снимется с места и уплывет куда-то, где и сгинет в небытие, растворившись в водном потоке, частью которого когда-то был… …как же давно это было в последний раз, но я почему-то до сих пор помню все, словно видел только сегодня. Впрочем, если я скажу, что действительно видел это – не совру. Так и было, и будет всегда – какая-то часть меня действительно продолжает жить исключительно этим рассветом. Последним из тех, что я когда-либо видел. Можете подумать, что я ослеп? Да я все бы отдал за это. Еще больше я бы заплатил тем, кто свел бы меня с ума, чтобы я перестал всерьез относиться к тому, что меня окружает – но, видимо, это моя судьба, мой рок, удел, - да как хотите назовите! – я буду отчетливо помнить это все. Хотя… это ли не сумасшествие? Помнить это, жить этим ощущением, буквально чувствовать, как солнце возвышается над горизонтом – и невольно жмуриться от его ярких лучей. И все это только при одном воспоминании об этом! Зачем? Нет, не так. Кому? Кому я вообще все это рассказываю? Осталось ли на этой опустошенной земле хоть что-то, что могло бы мне напомнить о тех прелестях жизни, за которую с таким отчаянием цепляется моя безотказная память? Почему я все еще лелею себя этими воспоминаниями?! Сколько вопросов… казалось бы, хорошо было бы иметь хотя бы один ответ из всех – но я не получу ни одного. Мне попросту не у кого спросить. Это ли не сумасшествие – говорить о собственной памяти в гордом одиночестве?.. …Но я все равно вам расскажу. Пускай вас, слушателей, и не существует. Это уже не столь важно. Рассвет… о, это было прекрасно! Эти яркие лучи пробудили меня ото сна – я ночевал тогда под открытым небом, не боясь ничего. Я проснулся и наблюдал этот рассвет, даже не зная, что он – последний… …нет, не надо об этом. Вернее, наверное, надо, но я не хочу. Этого не хочет воспроизводить даже моя память… да, да. Я должен рассказывать дальше, раз взялся. Я был один. Этот закат быстро превратился из трепетного чуда природы в кровавое предупреждение. Когда небо заплыло красными красками, словно сгустками крови, я забеспокоился и решил свернуть с намеченного дальше маршрута и повернуть назад, срезав через рощу. Я сделал остановку у ручья в этой роще и умылся. Это была прекраснейшая, кристально чистая вода, и вкус у нее был неповторимый. Несмотря на то, что вода вообще его обычно не имеет. Я опустил в ручей руки, а, подняв их, увидел в отблесках этой влаги на своих руках отблеск того треклятого рассвета, и это погнало меня вперед. Я не знал, почему, но был четко уверен: я не должен останавливаться больше. Слышали ли вы об интуиции? Вот и я слышал. Но только никогда раньше не пользовался ею, если позволите мне так странно выразиться. Тот раз был первый – и единственный. Моя интуиция шептала мне безмерно прекрасным женским голосом, что я должен как можно быстрее уйти. Сбежать отсюда. Мне грозила какая-то опасность. Я… я просто не мог ослушаться. Пока я бежал, мне казалось, словно я держу за руку это прекрасное создание. Или же она цепляется за мою. Через несколько часов ходьбы я начал сдавать позиции. Неведомый мне, но в то же время до боли знакомый голос гнал вперед, но я не мог больше так нестись. Я начал терять свою верную спутницу… что ж, мог ли я вообще назвать ее верной? Это был последний раз, когда я был в чьем-то обществе, пускай и таком… призрачном. Чем тише становился шепот, тем ощутимее поднимался из глубин души страх. Неистовый, необъяснимый и панический, который я всегда презирал в себе как животное начало человека. И я снова нашел в себе силы мчаться назад, по той тропе, которой спешно вела меня беспощадная муза. Я снова мог слышать ее голос, и это придавало мне сил. Позади оставались прекраснейшие места – пейзажи по ним дались бы не каждому художнику, но, несомненно, стоили того, чтобы потрудиться. Я покидал этот храм красоты беспечно быстро, кощунственно быстро. Меня гнали вперед отблески ужасного в своей диковинной прелести рассвета и нежный голос незримой спутницы… может, я сошел с ума тогда? Хотелось бы мне в это поверить! И что же, спросите вы? И что же, спрошу я вас, что же я должен был, по-вашему, увидеть?! Какой развязки вы ждали, несуществующие мои зрители? Я спустился в город и застыл у ближайшего здания – полицейский участок пустовал. Не просто был непопулярен среди жителей, нет – внутри даже не было дежурного, я видел это, когда проходил мимо окон, едва оторопь отступила и я смог совладать с собой. Никого не было и в магазине, и на детской площадке, и в школе, и в жилых домах. Город неожиданно опустел. Вымер. Я остался один. Не потому ли так сильно я жаждал как можно скорее вернуться, чтобы уйти вместе со всеми? Уйти куда-то, оставив после себя почти все свои пожитки? Стать частью этого причудливого таинства? Возможно. Так или иначе, я не успел. На дрожащих ногах я обошел большую часть города, и не нашел нигде ни души. Шепота больше не было слышно – я вообще ничего не слышал, кроме своих шаркающих шагов, я шел и ошалело оглядывал опустевший город. Через какое-то время застрекотали птицы – да и те как-то притуплено и в отдалении… Я нашел открытую забегаловку и позавтракал – солнце, неожиданно сильно палящее, как раз было ровно наверху, в зените. На столике стояла чья-то нетронутая порция – я съел ее и ушел, заплатив. Хотя было некому. По жуткой жаре я обошел оставшуюся часть города, хотя и не рассчитывал уже там кого-либо найти. Глянул вверх – и единственная высотка окрасила свои окна в жуткий красный цвет, как то утреннее солнце. Сейчас оно уже не давало мне на себя посмотреть – но зуб даю, оно уже не было таким алым, каким я видел его в отражении. Я добрел до гостиницы, где, взяв в приемной какой-то ключ, прошел в тот номер и осел на постель. Воззрился в потолок – и меня встретила недорогая, но с претензией на роскошь люстра, поймавшая лучи все того же солнца и тоже приобретшая зловещий оттенок. Мне стало окончательно не по себе – и я зашторил в порыве гнева и паники пресловутое окно. Лампочки горели теплым светом, уходившим в желтоватый – но я выключил и их, оставшись почти в полной темноте. Не раздеваясь, я пролежал без сна поверх одеяла с целую вечность. Мысли мои пытались вернуться к прошлому, но до того рассвета я ничего не помнил. Вообще. Я пустым взглядом сверлил побеленный потолок и думал о странных знаках. О кровавом рассвете, о шепоте, об отблесках. Обо всем, что смог вспомнить. Через какое-то время я поймал себя на том, что сжал собственное запястье – так, как его сжимала бы та странная особа из видения. Она больше не приходила ко мне. Из той гостиницы я уже не вышел. Где-нибудь периодически появлялась еда, а двери в разные концы здания периодически то открывались, то закрывались – но ни единого человека я не обнаружил больше. Мой номер так и оставался в том состоянии, в котором я оставлял его. Мне не хотелось уходить, а даже и когда хотелось… что-то держало. Я не мог тогда объяснить этого. А потом мне начал сниться этот рассвет. Каждый раз один и тот же, неизменный, первозданный. Я закрывал глаза – и видел его, даже не проваливаясь еще в сон. Те лучи, что раньше казались мне трещинками во льду небесной глади, теперь казались царапинами, из которых сочилась кровь. И это, спросите вы, не сумасшествие ли?.. Я не знаю. Я просыпался всегда в своей кровати, где бы ни засыпал. Всегда находил свежую еду. Меня перестало это трогать – хотя поначалу и пугало, и настораживало, и даже заинтересовывало. Но я привык к этому. А потом понял. Да, я, наконец, осознал, что же это было за наваждение! Иначе я бы не начал это рассказывать вам, ведь иначе мой рассказ не имел бы конца. Я спал. Я принимал за сон тот рассвет, но все было наоборот! Именно этот рассвет всегда будил меня – я должен был наконец пробудиться. Я просыпался и шел, но никак не мог дойти до тех мест, где люди есть… а «просыпался» снова у себя в номере. Проживал «день», и круг замыкался. И тогда мне пришла в голову такая мысль. Если рассвет – это явь, а гостиница – сон, то, может, я смогу найти выход из этого замкнутого круга, если найду эту поляну во сне и взаправду встречу этот рассвет там? Я потому и решился на этот рассказ, друзья мои. Ведь за время моего повествования вы уже стали мне друзьями – истосковавшемуся одинокому человеку немного надо, чтобы привязаться даже к малознакомым персонам, даже несуществующим. Я покидаю гостиницу, и иду на рассвет. Ждите меня, друзья. Я обязательно найду лазейку в этой ловушке времени!.. - Алисия, он здесь! - Хвала небесам! Я уже иду! Внушительный на вид молодой человек в простых светло-синих одеждах спокойно ждал, пока его спутница по голосу не найдет его. - О боже, какой кошмар… - вырвалось у девушки невольно, и она села на корточки перед скрюченной фигурой мужчины с жуткими мешками под глазами и синяками на руках. - Ты каждый раз восклицаешь так, пора бы и привыкнуть было, - передернул плечами молодой человек. Алисия лишь презрительно поджала губы. - Шел бы ты, Томас, со своими ценными советами. Дай мне из аптечки вату и перекись. - Так мне уйти или помочь? Под укоризненным взглядом девушки он все же достал все необходимое, и она принялась бережно протирать руки и лицо мужчины. - Возишься с ним как с ребенком, - снова проворчал молодой человек, показательно отворачиваясь. - Прекрати переносить на работу свои личные «фи», Томас, еще раз повторяю тебе. – Девушка даже не обернулась на своего коллегу. - «Фи»?! Убийство теперь у нас так называется, да?! – Вспылил тогда Томас, всплеснув руками и сделав широченный угрожающий шаг в сторону девушки, уже на автомате отгородившей мужчину от его посягательств. – Я давно уже говорил, надо утопить его в этом гребаном ручье! - Он наш клиент, сколько я должна повторять это? – В голосе Алисии тоже начали звучать гневные нотки. - Он пациент, Алисия! Пациент! Вслушайся в это слово, дурочка ты сердобольная! Услышала?! Он – убийца, прикончивший в аккурат на этой самой поляне свою благоверную! - Он не помнит этого, Томас! Он сумасшедший! Прекрати! Если ты не справляешься с напряжением, увольняйся, не порть никому жизнь! - Не помнит, так? Тогда какого черта постоянно сюда приходит, а? – Томас буквально навис над Алисией, гневно глядя на нее и уперев руки в боки. - Ты знаешь столько же, сколько и я. Мы оба читали его историю болезни. – Алисия уже давно перестала обращать внимание на выходки напарника и продолжала обрабатывать царапины на теле своего пациента. - О да! История об убийце, слетевшем с катушек от неприятия факта того, что убил бабу, определенно стала моей любимой среди всех тех, которые мне довелось перечитать за время работы здесь! Алисия насилу оторвала одну руку мужчины от другой и с тяжелым вздохом укоризненно оглядела синяки, оставленные на его запястье от этой крепкой хватки. В последнее время они даже заживать не успевали. - Высказался? Теперь помоги мне дотащить его обратно. Снова передернув плечами, Томас с долей брезгливости взвалил тело мужчины себе на плечо, словно он ничего не весил вовсе. - Этот дохляк совсем отощал. Может, сдохнет скоро?- В голосе Томаса, наигранно безразличном, мелькнули нотки надежды. - Бог мой, как тебя вообще приняли на работу?! - Да ты сама посуди. От таких частых забегов коньки отбросить – недолгое дело… Слушай, а ты не думала, что будет, если отпустить его? Ну, посмотреть, куда он придет. Вдруг… - Томас! Я понимаю, ты желаешь ему смерти, но давай ты хотя бы не будешь изощряться. - Может, я помочь ему хочу? - Ах да, это же ты всегда и открываешь ему двери, добродетельный такой! - А вдруг это как-то ему поможет, ты не думала? Вдруг реализация его стремления станет первой ступенью его выздоровления?! Алисия лишь отмахнулась. - Говори это не мне, а главврачу. У меня полномочий немногим больше, чем у тебя. - Она пошлет меня, как всегда, ты же знаешь… Алисия тоскливо посмотрела на крепко спящего мужчину, безвольно болтавшегося от ходьбы Томаса туда-сюда, словно легкая тряпичная кукла. - Мне жаль его, в таком случае. - Тебе всех жаль, Алисия. Пора было бы и тебе привыкнуть к этому…