Мечта оленя

Ох, разумеется, Джон Хэмиш Уотсон не гений, как некоторые, не британское правительство, как братья некоторых, даже не полицейский детектив-инспектор, как любовники братьев некоторых. Но Джон Хэмиш Уотсон совершенно точно является тем человеком, который не позволит наставлять себе рога. По крайней мере, не позволит делать это долго. Джон Хэмиш Уотсон не сразу подозревает неладное. Все идет своим чередом: он работает в клинике, обследуя бесконечную очередь носов, ушей, ртов, животов и пяток, и иногда среди этих похожих друг на друга частей тела ему встречаются такие, какие еще ни разу не попадались в его собственном холодильнике. Да, Шерлок продолжает таскать все подряд - как щенок, честное слово, - из морга, стоит Молли расслабиться на мгновение, и укладывать это рядочками на две отвоеванные для негигиеничных экспериментов полки. Шерлок продолжает ездить в Ярд, требовать у Грега дела, заносчиво распекать Донован, доводя ее до кипения с такой скоростью, с какой некоторые не успевают разогреть чаю. Иногда расследования, которые, смилостивившись над утомленным бездельем гением, подсовывает Лестрейд, заканчиваются мелкими потасовками, крупными драками или - совсем изредка - покушениями на убийство несносного сыщика. В такие дни Джон срывается с работы с побелевшим лицом, немного колотит Шерлока сам, если осталось нетронутое бандитами место, и не снимает надзора до тех пор, пока функции организма не восстанавливаются в полном объеме. Шерлок знает, что в качестве контрольного теста Джон займется с ним таким умопомрачительным сексом, что руки и ноги будут подрагивать еще несколько часов, а от воспоминаний об этом в животе будет скручиваться тугая пружина сладостной и порочной истомы. Несколько дней после таких сеансов реабилитационного секса Шерлок никуда не ввязывается. На дворе начало декабря, и снега в Лондоне до сих пор нет. Джон Хэмиш Уотсон начинает подозревать недоброе лишь к пятому числу, когда осознает, что Шерлок, всегда строго относящийся к личной гигиене, уже третий день подряд пахнет одинаково - и не собой. Этот запах - совершенно безобидный на первый взгляд или нюх - категорически не подходит ни Шерлоку, ни одному из тех мест, где Шерлок проводит свой детективный досуг, когда Джон на работе. Этот запах - аромат горького миндаля, апельсина, чего-то древесного, что напоминает об очень дорогом и изысканном парфюме, настолько пропитал Шерлока, что Джон чувствует этот запах на своей коже после того, как Шерлок с рычанием кончает в него в полумраке их общей спальни. И если первые пару дней Джон просто не обращает на это внимания, то на третью ночь где-то глубоко в горле поселяется саднящее чувство, которое при свете дня почти истаивает, но вечером, когда Шерлок вновь приносит на себе этот запах, наливается гнусной правдоподобностью. Недоверие. Джон борется с собой, потому что знает, что доверие к Шерлоку - это черепаха его мироздания, слоны его вселенной, без доверия Шерлоку рухнет и мир, и сам Джон, но подозрение, которое поселилось в его сердце, почему-то не слушает доводов рассудка, а лишь подкидывает угля в жадно облизывающуюся топку ревности. Через два дня Шерлок возвращается раздраженный, с ног до головы покрытый этим проклятым горько-миндально-древесным запахом, и устраивает Джону сцену по какому-то пустяковому поводу, который Джон забывает через несколько секунд, впитывая в себя неизведанное - Шерлок, пришедший от другого человека, кричит на Джона Хэмиша Уотсона. Потом Шерлок долго и сбивчиво извиняется, а ночью трахает его так яростно, что Джон чуть не обзаводится вывихом руки, что на фоне нескольких багровых кровоподтеков от укусов на спине практически мелочь. Грубый секс всегда заводил Джона, но теперь, под гнетом чужого запаха, Джон чувствует себя игрушкой. После того, как Шерлок засыпает, Джон долго смотрит в потолок и глотает сухие слезы. Джон Хэмиш Уотсон берет краткий отпуск на работе, хотя декабрь не самое подходящее для отдыха время, и Сара недовольно качает головой, и в глазах у нее написано: не доведет тебя до добра этот сумасшедший. Джон в кои-то веки согласен с ней, но скорее съест свой фонендоскоп, чем позволит ей заподозрить, что проблема действительно в Шерлоке. С Шерлоком. Шерлок. Джон следит за Шерлоком, понимая, что это начало конца. С большим трудом он не теряет его, доводит до спального района и замечает, как Шерлок скрывается в одном из изумительно опрятных домов, что стоят в рядочек по всей улице. Густые вечнозеленые кусты аккуратно подстрижены в ровную плотную изгородь, а на крыльце стоит белоснежный сияющий рождественский ангел с трубой. Улица почти лишена естественных укрытий, и Джону приходится стоять довольно далеко от нужного дома, а Шерлока все нет и нет. Джон успевает сбегать до крошечного кафе на перекрестке, купить огромный стакан горячего кофе, вернуться на наблюдательный пост, бесповоротно окоченеть и попрощаться с мизинцами на ногах, когда выходит Шерлок. Шерлок задерживается на крыльце, оборачиваясь внутрь дома и с кем-то беседуя. Джон не слышит ни слов, ни голоса на таком расстоянии, но потом он видит, как на крыльцо к Шерлоку выходит изящная стройная женщина с высокой светлой прической и обнимает Шерлока, будто имеет на это какое-то право. Джон застывает. Шерлок занимается любовью так, что Джон никогда не думал даже уточнять у него, гей ли он. Но сколько лет прошло в жизни Шерлока без него, без Джона? У него могли быть женщины, понимает Джон. И он мог соскучиться по некоторым особенностям женского тела. Шерлок летяще покидает крыльцо, а женщина - Эта Проклятая Женщина, мать ее! - коротко взмахивает рукой ему вослед. Джон смотрит на нее во все глаза, но совершенно ничего не может разглядеть - слишком далеко. Изящная блондинка, вот и вся информация. Ах да, еще она пахнет так, что Джона накрывает тошнота. Джон возвращается домой ровно во столько, во сколько он вернулся бы, проведя весь день на работе, среди носов и животов, и, пряча глаза, решается спросить читающего в кресле Шерлока: - Чем занимался? Шерлок улыбается, не отрываясь от книги, и легко врет: - Ничем. Сидел дома, читал. Ждал тебя. И тогда Джон Хэмиш Уотсон чувствует, как останавливается его сердце. Совершенно обессиленный, он идет в ванную, где проводит непозволительно много времени, а потом, сославшись на головную боль, ложится в постель и накрывается одеялом целиком. Шерлок приходит в спальню немного настороженно, вновь пропуская вперед себя ненавистный запах, и сразу понимает, что Джон не спит. Он забирается на кровать с ногами, стягивает с Джона одеяло, обнимает его сзади и так нежно целует, что Джон готов сдаться ему, поверить в последний раз, притвориться, что никакого запаха не было, а потом утром просто спокойно уйти и не позволить себя найти больше никогда, хотя ввиду некоторых родственных связей Шерлока исчезнуть насовсем довольно проблематично. - Джон, - спрашивает Шерлок, - с тобой все хорошо? Шерлок с усилием поворачивает Джона на спину и замечает - он всегда все замечает в неподходящие моменты! - блеснувшие в уголках глаз слезы, и сразу начинает волноваться: - Джон, что случилось? Пожалуйста, ответь мне! Джон хочет рассмеяться ему в лицо, ударить, ударить снова, уйти, хлопнув дверью, но ему так страшно разрушить последнюю иллюзию близости, что он лишь осмеливается сбросить с себя руки Шерлока и встать с кровати. - Я переночую у себя, Шерлок, и если я для тебя хоть сколько-нибудь еще важен - оставь меня сейчас одного. Шерлок, недоумевающий, возбужденный, встревоженный, сидит на постели и провожает Джона совершенно безумным взглядом, будто его ударили ножом. Джон Хэмиш Уотсон уходит в свою бывшую спальню, которой не пользовался много месяцев, и падает на незастеленную постель, давая волю горьким, беззвучным слезам. Через несколько часов он забывается кратким беспокойным сном, который не приносит облегчения, лишь оставляет на щеке красный отпечаток подушки. Максимально тихо Джон спускается в кухню, но обнаруживает, что Шерлок сидит на диване в пижаме и халате, скрестив руки на груди, и не сводит с него, Джона Хэмиша Уотсона, пристального тяжелого взгляда, в котором боли куда больше, чем осуждения. - Джон, - хрипло зовет Шерлок. - Не мучай меня, Джон. Пожалуйста. Джон устало опускается в свое - пока еще свое - кресло. - Джон, - хрипло умоляет Шерлок. - Что случилось? Джон с трудом поднимает голову и долго смотрит в любимые глаза, за которые готов убивать в прямом смысле этого слова. Готов даже сейчас. - Я думаю, что ты изменяешь мне, Шерлок, и я не смогу с этим жить. Пораженная тишина падает между ними долго, как перо, но с грохотом, как водопад. Шерлок вдруг взлетает над диваном и перемещается к креслу Джона так быстро, будто использует саму скорость света. - Нет, Джон, нет, - повторяет Шерлок лихорадочно, руки его дрожат будто от накатившего облегчения, и Джон на одну секунду вдруг верит ему снова. Но запах, но дом, но женщина? - Шерлок, вчера я следил за тобой и видел, как ты провел почти три часа в доме какой-то женщины. Я бы поверил, что ты работал над делом, но ты солгал мне вечером, когда я спросил, где ты был, и Шерлок, господи, этот запах миндаля - он невыносим, я больше не могу чувствовать его на тебе!.. Джон вскакивает на ноги, оттолкнув Шерлока коленом, отчего тот падает, ударяясь об пол, но сразу поднимается и - Джону сложно поверить своим глазам - улыбается: - Нет, Джон, нет, боже, нет, любимый мой, никогда, никогда не изменял тебе, черт, я подумал, что что-то страшное случилось, прости за неудачный выбор слов, но нет, Джон, я никогда не прикоснусь ни к одному другому человеку - не в таком смысле, Джон!.. Я все тебе расскажу, Джон! Джон Хэмиш Уотсон дезориентирован и растерян: Шерлок, кажется, не обманывает его, Шерлок, кажется, действительно не опасается открыть ему правду, Шерлок, кажется, и впрямь думал о чем-то более ужасном, пока сидел тут в эти ночные часы. - Джон, пожалуйста, дай мне время сделать один звонок, и мы съездим в тот дом, и ты убедишься, что я никогда не изменял тебе! Шерлок подбегает к Джону, быстро целует его в лоб и гигантскими скачками удаляется в свою спальню. Джон чувствует надежду и стыд, стыд, стыд за свои подозрения, и надежду, безудержную, рвущуюся наружу надежду, ведь как может Шерлок изменять ему, а потом спокойно предлагать съездить в тот дом, в тот запах? Нет, Шерлок не может так, Джон ощущает себя абсолютно запутавшимся и ничего не понимающим, но без этого комка в горле, который мешал вздохнуть всю последнюю неделю. Через час они сидят в такси и Шерлок держит Джона за руку, а Джон позволяет Шерлоку держать себя за руку, но ничего не говорит, потому что не знает, как произнести: “Шерлок, я дурак”. Джон чувствует себя преглупо, стоя на этом чистеньком крылечке, ловя лицом отблески подмигивающей на окне гирлянды, слушая, как внутри тихие цокающие шажки приближаются к двери. Дверь открывается, и Джон лицом к лицу встречается с Этой Женщиной. Ей под семьдесят, она ослепительно и немного сочувственно улыбается, и Джон понимает - что бы ни происходило за этими дверями, когда Шерлок приходил сюда один, все это теперь станет причиной для вечного уотсоновского стыда, потому что только такой идиот, как он, Джон Хэмиш Уотсон, мог заподозрить любимого мужчину в какой-то дешевой интрижке в спальном районе. Джон краснеет так, как никогда в жизни, кажется, он готов заплакать от досады на самого себя, а Эта Женщина говорит ласково: - Джон, дорогой. О, Джон. И это нисколько не помогает Джону Хэмишу Уотсону. Откровенно говоря, становится только хуже, а ощущение стыда многократно усиливается. Шерлок делает шаг ближе, берет Джона за руку и с гордостью - с гордостью?! - произносит: - Это мой Джон, Айла. Джон, познакомься, это Айла Лестрейд, мама Грега. Минуту назад было стыдно? Неправда. Только сейчас Джон по-настоящему ощущает опаляющий жар своих горящих ушей, потому что одно дело - подозревать в дурных намерениях какую-то постороннюю тетку, пусть даже и милую, а совсем другое - маму Грега. Маму! Джон Хэмиш Уотсон понимает, что ниже падать некуда, и со стоном утыкается лбом в плечо Шерлока. Боковым зрением, впрочем, замечает, как Айла - мама Грега - прижимает к груди сомкнутые в кулачок руки. - Мальчики, заходите, ну что ж вы стоите на ветру, пол мне выстудите. В этом птичьем нежном ворчании Джон настолько отчетливо слышит миссис Хадсон, что даже начинает подозревать Грега в кровном родстве с домовладелицей. Но обдумать отвлеченную и потому успокоительную мысль не дает Шерлок. Он легонько подталкивает Джона внутрь, а Айла - мама Грега! - легонько тянет Джона за рукав куртки, и так, в четыре руки, они перемещают одного некрупного, но обладающего высокой плотностью военного врача в дом. В доме уютно, и запах, тот самый сладковатый запах миндаля, и корицы, и апельсинов, и чего-то древесного - много запахов, на самом-то деле, - доводит Джона до исступления. - Что, Шерлок, что ты здесь делал?! Джон кричит, но шепотом, словно это как-то сгладит его бестактность по отношению к прекрасной - Джон с ней пока близко не знаком, но уверен, что у Грега может быть только замечательная мама, - женщине. Шерлок выглядит смущенным и виноватым, хотя, как кристально ясно всем присутствующим, включая мохнатого серого кота на комоде в углу, смущаться и виниться Шерлоку не из-за чего и не в чем. - Я хотел сделать тебе такой подарок на Рождество, который ты никогда не забудешь. Джон окончательно теряет связь с реальностью, а Айла - мама Грега, подумать только! - тянет Джона за руку дальше, вглубь дома, в милую дамскую гостиную с несколькими разномастными креслами, каждое из которых Джон был бы счастлив увидеть и в своей гостиной. Запах преследует Джона Хэмиша Уотсона везде, в гостиной тоже. Шерлок, по-прежнему смущенный, подходит к одному из кресел и открывает круглую белую корзину, стоящую на полу рядом. Он достает оттуда что-то ярко-зеленое, скорее, изумрудное, может, слегка ультрамариновое, или это цвет морской волны, что уже неважно, потому что Шерлок распутывает какие-то нитки вокруг этого зеленого и Джон догадывается, что, возможно, с некоторой вероятностью, без сомнения и наверняка это вязаный свитер, какой-то мятый и бесформенный. Возможно, с некоторой вероятностью, этот свитер жевал тот самый кот, что спит в холле на комоде, но чтобы изжевать такой объемный свитер, ему пришлось бы начинать в августе. - Я не слишком-то функционален в некоторых аспектах бытия, как выяснилось, - разводит руками Шерлок, поднимая свитер на уровень лица и что-то с придирчивостью разглядывая на вязаном полотне, которое - по мнению Джона - совершенно однородно, а по мнению Шерлока - пугающе безобразно. - Он так строг к себе, Джон, но вы должны его простить, Шерлок очень, очень старался, и нет его вины в том, что он не смог освоить жаккард за полторы недели, ведь это большой труд! Поэтому мы в конце концов решили связать свитер без жаккарда, без аранов, просто свитер. Джон, вы не думайте, что он такой уж мятый, мы с Шерлоком отпарим его, и будет как новенький! В смысле, просто с иголочки, любо-дорого! Айла - мама Грега, черт возьми! - всплескивает руками, когда Шерлок подбирает болтающиеся в районе незаконченной горловины спицы на леске и прямо на весу начинает быстро вязать следующий ряд. Джон смотрит на это как на величайшее рождественское чудо в своей жизни, открыв рот, распахнув глаза, застыв как истукан с острова Пасхи. Мама Грега - Айла, какое красивое имя! - укоризненно восклицает: - Шерлок, дорогой, ты же хотел выпить чаю с булочками! Заканчивай, завтра довяжешь. Я пошла ставить чайник, и чтоб через пять минут оба были на кухне! - Да-да, - рассеянно отвечает Шерлок, усаживаясь в кресло, устраивая вязание на коленях, что-то пересчитывая на одной из спиц. Айла - мама Грега, невероятно! - добродушно усмехается, оглаживает Джона по плечу, проходя мимо, и покидает гостиную, тихо прикрыв за собой дверь. Джон Хэмиш Уотсон четыре раза моргает, делает два шага вперед, падает на колени и утыкается лицом в недовязанное зеленое чудо: - Шерлок, господи, прости меня, идиота! Прости, прости, я не могу поверить, что ты сделал такое для меня, а я, последний кретин, осел из ослов, самый тупой человек на земле, заподозрил тебя в измене. Прости меня, я все испортил, все, такой сюрприз испортил, кретин, все испортил… Джон затихает и всхлипывает вдруг, а Шерлок откладывает вязание в корзинку на полу, обхватывает голову Джона обеими руками, приподнимает, сам склоняется к его лицу и начинает покрывать лихорадочно легкими и сладкими поцелуями лоб, губы, глаза и щеки, шепча при этом что-то неразборчивое, улыбаясь и утягивая Джона все выше, пока, наконец, Джон не оказывается сидящим на коленях Шерлока в уютном кресле с розовыми пуделёчками на обивке. Шерлок целует его все отчаяннее, прикусывая подбородок, под подбородком, прихватывая кожу на шее, а потом шепот его становится отчетливее: - ...хороший мой, ты меня прости, я даже не подумал, что ты можешь что-то заподозрить, вел себя как беспечный дурак, не видел себя со стороны, заставил тебя мучиться, накричал на тебя, а мы в тот день с Айлой просто пробовали связать на свитере оленя - белого такого, с рогами - а у меня ничего не получилось, я всегда думал, что нет таких вещей, которые бы у меня не получились, а вон оно как вышло, оленя не смог… Джон плавится от поцелуев, отвечает на них, с трудом уже контролируя собственное возбуждение, но от слов Шерлока вдруг начинает тихо смеяться, потом все громче и громче, отрываясь от возмутительно великолепных губ и утыкаясь носом в длинную теплую шею. Шерлок поглаживает его спину невесомыми движениями пальцев, слегка покачивая на коленях, а Джон смеется и сквозь смех вдруг сдавленно фырчит: - Шерлок, знаешь, какая мечта у оленя? Свитер с людьми! И Джон снова заливается восторженным, излечивающим смехом, который передается Шерлоку, и они смеются оба, пока слезы не начинают обжигать покрасневшие щеки. Шерлок сжимает Джона в объятьях так крепко, что синяки могут остаться у обоих, а в это время Айла - мама Грега, удивительное дело! - деликатно стучит в дверь, напоминая мальчишкам, что они вообще-то в гостях и вообще-то их сюда звали не доламывать кресло с розовыми пуделёчками на обивке, а пить чай с булочками, на которые было потрачено полтора часа утреннего времени. Джон смотрит в глаза Шерлоку, целует его в губы медленно и нежно, а потом говорит: - Ты себе представить не можешь, как я люблю тебя. Ты лучшее, что случалось со мной в жизни - даже с учетом всех рождественских подарков. Давай в следующем году свяжем этого проклятого оленя вместе. Шерлок улыбается так, будто олень только что связался сам и принес Шерлоку в зубах дело о загадочном убийстве столетней давности. Шерлок знает, что Джон Хэмиш Уотсон не из тех, кто позволит безнаказанно наставлять себе рога. Но только Джон Хэмиш Уотсон поможет Шерлоку Холмсу связать самого лучшего оленя в мире.