Ниндзя-маг, часть 1. Победить чуму (издано)

      Меня бросало то в жар, то в холод, то в дрожь, то в мертвенное оцепенение. Смутно помню кормления и купания – все подернуто туманом апатичной квелости тяжелобольного. Но тенденция была хорошей – шел на поправку.       Пробудился внезапно – по острым нуждам. Голова ясная, но звеняще пустая. Тело непривычно вялое – я мало вообще болел и ни разу подолгу не отлеживался в Госпитале, в отличие от Наруто.       - Как он там, справился? - Это была моя первая мысль, произнесенная непослушными губами и сухим языком.       Нужды настойчиво звали подняться и немедля справить их. Собравшись с силами, я преодолел слабость и приподнялся на локте, осторожно приоткрыв ноющие глаза. Закрыл. Сделал глубокий вздох и открыл, чтобы вновь встретиться с умным взглядом нефритового ящера с гротескными крыльями бабочки, отбрасывающими сказочную светящуюся пыльцу, которая давала нежное и приятное освещение. Облюбовавший сундук зверь насторожен, хотя старается показать, сколь ленива его лежачая поза с головой на сложенных лапах. Периферийное зрение на автомате мимоходом оценило комнатушку: напротив твердой двуспальной кровати комод с двумя погашенными свечами, заставлен всякими склянками; в углу, напротив закрытой двери, напольная ваза с рыжевато-зелеными мечевидными листьями какого-то неприхотливого растения; окон нет; на потолке вытяжка. Постель застлана грубой простынкой, с груди съехало колючее шерстяное одеяло из ткани столь же убогого типа производства. Создавшиеся складки заставили губы скривиться – реально подгузник. Какое позорище…       Зверь приподнял голову, стоило мне чуть повернуть голову и скоситься на… соседку, калачиком жавшуюся к противоположному краю большой кровати. Память услужливо показала миловидное личико, обрамленное шелковистыми серебряными волосами, что сейчас выбились из сеточки-чепчика и беспорядочно раскинулись по плоской подушке. Потакая взыгравшей мужской гордости и упрямству, сел, свесив ноги и коснувшись необычно теплого каменного пола. Тяжелая голова и слабость клонили обратно, но недвусмысленные позывы и гордость гнали вперед.       Попробовал по привычке напитать тело чакрой, чтобы с ее помощью двигаться, но комок в груди напомнил о себе: остро кольнул и прострелил по всему телу, вернее, по всем каналам чакры, между прочим, частично искривившимся и сместившимся, а частично кардинально изменившимся. По глазам резануло и отдалось в черепушке, ответившей расслаблением напряженных мышц там, где не надо… Стыд немедля ожег лицо и непривычно ощущаемые уши. Эпично досадуя на собственную беспомощность, я собрал волю и силы в кулак.       Терпя озноб и ступая привычно бесшумно, вышел из комнатушки. С трудом подавил желание незамедлительно проверить собственные уши или ущипнуть себя в надежде проснуться. Зал, куда выходила комната, поразил своей монументальностью и несуразностью. Под примерно пятиметровой (хм, кажется на местном это как раз один перч) высотой сводчатого потолка ровно расположились ряды утлых и простецких лежанок со спящими. Обоих полов. Несколько продавленных столов со скамьями и стульями довершали казарменную картину. К некоторым поддерживающим колоннам крепились вытянутые пирамидки вершиной вниз, над плоскостью вверху игралось тусклое, бездымное и совсем не греющее пламя, казавшееся мороком гендзюцу.       Я сделал себе зарубку в памяти: отблагодарить заботливую девочку, положившую меня в свою (наверняка чем-то заслуженную) кровать, вместо простецкой раскладушки из двух перекладин и натянутой между ними брезентовой ткани. Тихо проковылять вдоль стеночки не вышло: прикорнувший дежурный на неудачный шлепок босой ногой спохватился, обвел залу сонным взглядом, заметил меня, выпучил глаза и быстро, но тихо подошел ко мне, по пути запалив обычный факел от странного огня. Я остановился. Парень, в раздражающе непривычном синем наряде и высоких сапогах, двигался весьма тихо и скорее как бывалый путешественник, нежели чем шиноби или вояка. Подходя, он смерил меня взглядом и незлобиво, понимающе хмыкнул и шаркнул ногой по безупречно чистому мозаичному полу, ловко и почти точно подпнув ко мне чьи-то попавшиеся ему по пути поношенные казенные тапки, на три размера большие. Я с благодарностью обулся и оперся на подставленное плечо. Что толку строить из себя невесть что и воротить нос? Скорее всего это от меня его воротить будут. В моем плачевном нынешнем состоянии любой скрутит на раз или уронит щелбаном, но гордость не позволяет дать себя понести – так доковыляем.       Мне было интересно все вокруг, но сил слишком мало – запомнить бы дорогу, чтобы суметь самостоятельно вернуться. Выйдя в коридор, парень подал голос, ткнув себя кулаком в грудь:       - Бим.       - Неджи, - по-простому представляюсь, морщась от громкости чужого голоса и давшего петуха своего.       Парню стоит отдать должное: за время пути он смог донести до меня про какую-то страшную эпидемию. Голова раскалывалась от усилий вникнуть в речь, понимаемую с пятого на десятое. Старался запомнить дорогу и переставлять заплетающиеся ноги, чтобы не завалиться. Разделил радость добродушного помощника, что я баловень судьбы, сумевший выжить и выкарабкаться из лап смерти, что я везунчик, отхвативший уникальную инициацию аж на три класса, включая престижный и тайный, опутанный множеством загадочных историй. Уяснил, что провалялся около недели в забытьи, что мой призыв что-то там оборвал и чего-то важного лишил, за что едва не казнили и за что еще взыщут плату. Узнал, что из-за боязни заражения чумой меня решили не укладывать в госпитальные палаты при храме и что мою добровольную сиделку зовут Эйноли. Поскольку свободного места нет (особенно для босяков без медяка за душой, пусть и благородного происхождения), меня положили рядом с непутевой красоткой, якобы из нерабочего свитка призвавшей полудохлого иномирянина в этот чудной мир… Отчего-то Бим всерьез считает многомерность бытия в порядке вещей… Дальше голова отказалась соображать и я перестал вслушиваться в то, что тихо, но выразительно втолковывал мне провожатый Бим, которого совсем не смущала невнимательность к его речам и необходимость повторения для особо тупых.       Угнетенное адаптацией тело отвратительно слушалось, так что пришлось самому себе признаться, что сам бы ни в жизнь не дошел. Хорошо хоть мир не без добрых людей. Изобразить поклон благодарности побоялся – наверняка позорно рухну, но вроде хватило осторожного кивка, судя по подмигиванию, правильно воспринятого. Что ж, мне уже нравится этот мир – тут добрее встречают незнакомцев.       В длинный и почти не освещенный коридор выходило еще три одинаковых двери, ведущих, видимо, в такие же складские помещения, переделанные под казармы (по моему первому смутному впечатлению). Коридор загибался и разветвлялся. Мы направились в хозчасть, откуда тянуло свежевыпотрошенной рыбой и хозяйственным мылом. Бим отвел меня в мойню, которая подозрительно напоминала солдатскую. В одну из двух кабинок понятного назначения я так и не успел дойти… Пока непослушными руками освобождался от испачканных подгузников, Бим приготовил деревянные ведра, зачерпнув прозрачной холодной и мутной горячей воды. Дважды окатив меня теплом, он указал на проточный неглубокий бассейн с терпимо горячей водой. Помощник был готов поддержать меня, но чтобы Хьюга да оскользнулся? Так низко я еще не пал. В сидячем положении вода достала мне по грудь. Подложив выданное грубое мочало под затылок, я с нескрываемым облегчением откинулся, став размокать. Не чистые горячие источники, но самое оно для блаженного согрева.       Я сам не заметил, как задремал. Было столь хорошо, что поленился отреагировать на потеребившего меня, за что немедленно поплатился: меня бесцеремонно подхватили подмышками и выдернули из блаженного тепла. Сервис не побаловал массажем или втираниями масел: грубо влили в рот ужасную кисло-горькую гадость, продравшую горло похлеще спиртованного сакэ, и стали применять множество незнакомых техник лечебного характера, что ненадолго даровали пьяное чувство легкости и всемогущества при том, что соображалка не соизволила проснуться. А потом, посетовав на стойкость, принудительно вогнали в сон, напоив очередным знахарским варевом, чрезвычайно противным на вкус.       Второй раз проснулся в липком поту и тоже внезапно - от взрывной головной рези. Боль накатила и принялась волнами то слегка утихать, то еще сильнее нарастать. Не было сил ни застонать, ни пошевелиться толком, только свалиться с кровати, съежится и зажать голову, уткнувшись припекаемым лбом в камень. Очередная накатившая волна превысила болевой порог, сметя сознание…       Тело ныло буквально всюду, лихорадило, одновременно подташнивало и хотелось жрать. В третий раз осознанное всплытие ввергло в жуткую депрессию - проклятая печать действовала! Неизвестно, что и кто вызвал ее срабатывание. Окочурюсь ли в следующий раз или отделаюсь комой? Все горькие мысли закрутились вокруг ненавистного кланового джуиндзюцу Хьюга. Ага, вырвался из одной клетки да угодил в другую - неизвестно к кому! Чудесный шанс выжить, просто замечательный!..       Попытка активации бьякугана вызвала взрыв цветных брызг и болевой шок. Стыдная мысль заплакать вызвала зубовный скрежет и желание кому-нибудь любой ценой набить морду. Намерение к активным действиям побудило организм напомнить сознанию о сильном голоде и жажде. Помянув биджу с хвостами во всех местах и позах, резко выдохнул и приступил к дыхательным упражнениям, взнуздывая разбушевавшиеся эмоции – позор мне!       Познав дзэн, стал думать рассудительно, насколько возможно. Во-первых, осмысленно, внимательно и неспешно осмотрелся. Вновь в спальне – той же. Один. Тусклое освещение давала наполовину истаявшая свеча, явно имевшая в воске какие-то примеси. Свободное пространство между кроватью и стеной с выходом теперь заполнял стол с табуретом под ним. На столе «красовалась» ночная ваза и несколько стоймя стоящих листов с забавными иллюстрациями на тему нахождения оной ночной вазы под кроватью и схематичного порядка ее использования. Ноги влезли в тапки, не ношенные, казенные. На табурете обнаружилась сложенная теплая монашеская роба, подвязываемая веревкой, а так же еще рисунки, ведущие к аппликациям на ящике комода и в изголовье кровати. Там обнаружилось сменное нижнее белье, надеваемая через голову холстяная рубаха и суконные штаны. Нашлись банные принадлежности и средства личной гигиены, среди которых выделил расческу, сделанную вручную - из дерева. Подобные предметы обихода говорят об уровне технической развитости. Под табуреткой, кстати, стояли кем-то уже стоптанные простецкие полусапожки моего размера и, кажется, портянки, которыми биджу знает, как пользоваться.       Дернув уголком губ на девичьи старания (и чего меня к ней подселили?!), убрал со стола ночную вазу, обнаружив у стеночки краюху черного хлеба и плошку с прорастающими в воде зернами. Первым делом наполовину выдул графин с холодной водой. Вроде терпелось, потому, смерив жадность и вспомнив манеры, зажевал резиновое сало, обнаруженное в пергаментном свертке, закусил чесночным хлебом с луковицей и без аппетита умял остальное, которому явно предстояло стать пюре – ступка и пестик обнаружились тут же. Насыщения не ощутил совершенно, но к флаконам не стал ни притрагиваться, ни даже принюхиваться – чревато. Ну их Джуби в брюхо.       Зря наелся - делал все с тоской по фаянсовому другу. Потом подумал было слегка отлежаться да пройтись, но не рассчитал: едва прилег на кровать, как мгновенно обессилил и провалился в сонную хмарь, где Джуби превращал меня в ежа.       Еще дважды просыпался в одиночестве, потом притворялся спящим и бредовым, исподволь изучая Эйноли по фамилии Фриэст. Почему притворялся? Сделал неутешительное для себя открытие: из-за каких-то там формальностей призыва голоса за дверью сочли меня фамильяром, ее питомцем. Видимо, этим объяснялось, что меня не трогали и не пытались по всей форме устраивать допросы, кто я и откуда, какие цели и прочее. Было крайне неприятно прийти к пониманию, что здесь такое положение дел в порядке вещей – «гости» из соседних планов бытия часто встречаются. На эту тему хорошо ложилась привязка моего изменившегося клейма (в комоде отыскалось зеркально натертое железо: вынужден был смириться с отросшими остроконечными ушами, тщательно исследованными на ощупь). Отражающаяся в зеркале “X”-печать на лбу дополнилась фазами луны: внизу пусто – новолуние; слева серп растущей луны; вверху кружок - полнолуние; справа серп стареющей луны. Вот и притворялся, чтобы не скатиться в ненависть, наделав глупостей и обидев Эйноли, как-никак, выхаживающую меня. Информационный голод пагубен для суждений – кому как не мне это знать?.. Злые языки весят ярлыки… Цена ошибки слишком высока, потому пару суток таился. Время, соответствующее дню, использовал, нагружая организм упражнениями для разгона крови по жилам, и ломал язык путем словесного описания всех предметов, встречающихся в спальне. Пробуждение во время общего сна отдавал размышлениям и медитации, пытаясь ощутить свою явно изменившуюся систему циркуляции чакры, при этом игнорируя внимательный взор сказочного ящера.       Нарушенное суточное расписание постепенно нормализовалось, адаптация медленно, но верно завершалась. Вызываемые реконфигурацией СЦЧ недомогания пагубно сказывались на всем теле. Вынужденно смирялся со своим иждивенчеством и затворничеством, во время бодрствования используя свободное время для изъятия и анализа отложившихся в памяти фрагментов, для речевой практики эльфийского языка и общего, как и в моем прежнем мире, разбившегося на труднопонимаемые диалекты (перед сном рекруты довольно шумно резались в кости и домино).       Эйноли молчаливой и заботливой мышкой хлопотала обо мне, а перед сном тихонько плакала в подушку. Утром просыпалась как по часам, нашептывала молитву на эльфийском, испрашивая благословения у некоего бога, на общем наречии звучащего гораздо проще - Кореллон Ларетиан. Потом с прекрасным настроением мурлыча себе под нос, мешала содержимое нескольких флакончиков и коробочек в какое-то снадобье для меня, судя по прошлым применениям, долженствующее оказать какой-то лечебный эффект и пробудить тело с первичным глотательным рефлексом. Потом смешно жмурилась, румянилась и проверяла мой подгузник. Бегала поесть сама и мне приносила харчи. Расписание рекрута отличалось постоянством.       На двери в комнату стояло шумоподавление. Однако, по услышанным обрывкам разговоров заключил, что уже провел в этом мире целый райд (декада), а до спешных выпускных экзаменов в Академии города Невервинтера осталось всего семь дней – намечены на первый день времени цветов. Первое киртона в пересчете на родной календарь это второе июня (как позже выяснил).       Когда Эйноли очередным утром ушла на занятия, оставив мне скромный солдатский паек, выждал немного и во второй раз попытался активировать бьякуган.       Не зря медитировал! Удалось более-менее привычно наскрести чакру в теле, сложить классическую связку ручных печатей для стабилизации и подать энергию в глаза. Фееричная мешанина цветов чуть снова не вынесла мозг, но я сдюжил, стерпев болезненную активацию. И ах**!       Мои честно натренированные десять километров канули в лету, ужавшись до гадского перча – в десять раз меньше, чем при первой активации дома! Причем два-три ярда из обозреваемых пяти с половиной занимала странная голубоватая дымка из странной энергии вокруг моей фигуры.       Привыкнув и терпя нарастающую резь в додзюцу, прошелся фокусом зрения по комнатке, иногда крутя головой для полноты восприятия. Сразу выявил фуиндзюцу на двери в виде полузнакомой эльфийской руны. Изумрудно-зеленое свечение странной чакры обнаружилось во флаконах, а в самых пузатых даже посверкивали тончайшие нити, свернутые в какую-то трехмерную путанную конструкцию, по которой циркулировала… мана? Уж очень эта мана напоминала особую разновидность чакры, впрочем, во всех колбах и бутылочках, а так же рунах угадывались сигнатуры их создателей, одна из них встречалась чаще всего. Еще светилось… маной стоявшее в углу растение, выполнявшее функцию освежителя воздуха. На ночной вазе и ее крышке тоже были руны, изящные эльфийские, начертанные той же рукой. А вот на ободе вытяжной потолочной решетки горела очень маленькая неизвестная угловатая руна, подобная ей была внутри хитрых замков, дверного и у вещевого сундука.       Прервав первый короткий сеанс, я плеснул воды на лицо и приступил к безвкусной казенной еде, ощущая себя узником. Утолив первый голод и жажду, повторил активацию бьякугана, презрев боль. Второй раз далось легче и с большей детализацией. Сразу сосредоточился на себе. Все мои ощущения полноты относились к ворсистому клубку в солнечном сплетении. Но на самом деле оказалось, что родная система циркуляции чакры чем-то угнетена: каналы бледные и тонкие. Стоило укрепить волю и удержать чакру в себе, остановив циркуляцию простейшим «Кай», как свечение вокруг меня утихло, а состояние начало заметно улучшаться и боль в глазах почти сошла на нет. Вывод первый – надо закрыть все тенкецу для скорейшего выздоровления. Вывод второй – надо развить бьякуган, пользуясь случаем. Деактивировав додзюцу, начал специальные упражнения для глаз.       Третья активация шокировала. Чакра из меня едва ли не откачивалась! К каждой тенкецу присосался какой-то левый энергоканал, в котором моя чакра бесследно растворялась и который сам терялся из виду метра через два от меня. В солнечном плетении мне создали отвратительного спрута, вместо родной спирали свив кошмарный клубок с кучей отростков. Ядро-спрут тянуло свои жгутики к тенкецу, прорастая внутри моих магистральных каналов СЦ, и ужасно шевелило своими щупальцами, не знающими, куда еще приткнуться – мешали каналы уже существующей системы циркуляции. Те точки, до которых «оно» дотянулось, ровно испускали чакру, а через не охваченные шел импульсный отток в ритме сердцебиения. Еще я разглядел причину угнетенности катушек-чакры и внутренней слабости: кровеносная система стала дублирующей СЦЧ с очагом в сердце! По крайней мере, мизерные порции энергии под влиянием «ядра-спрута» высвобождались напрямую в кровь и гналась вместе с нею по сосудам ко всем клеткам тела.       Долго был в прострации от увиденного зрелища. В конце концов, рассудил просто и радикально – попробовать отсечь от себя незримые вампирские каналы.       Видя успехи упорной Хинаты в развитии сродства с водой, я тоже решил не ограничиваться клановыми хидзюцу. Нити чакры «Чакра но Ито» из арсенала кукольников из Суны довольно легко поддались мне, однако прогресс самоучки застопорился – рвались при управлении чем-то тяжелее или сложнее куная. Однако результат вполне годился для вскрытия замков без фуин-защиты. Бьякуган видел внутренности, а нити чакры правильно воздействовали на ригели.       Возможно, Эйноли стала запирать дверь для моего же блага, но отчего-то забыла оставить и мне ключ. Сосредоточившись, я высвободил чакру, минуя зловредного спрута в солнечном сплетении, так называемое ядро. Тьфу, больно - биджу б его сожрал!       В общей казарме никого не оказалось, только казенное имущество и волшебные факелы. Физических и моральных сил хватило, чтобы прошлепать по стене на потолок. Встав над свободным участком, попробовал «Хаккешо Кайтен» - расшибся, больно ударившись коленом о каменный пол. Уже зная о лечебных свойствах зеленых флаконов, залпом выпил слабенький бочкообразный, немедленно ощутив облегчение. С третьей попытки, жутко экономя драгоценную энергию, натужно собранную буквально по капле, удалось правильно закрутиться в вихре… маны. На пятом разе выпущенная из всех тенкецу режущая энергия на миг создала идеальную сферу защиты, подчистую вылакавшую все запасы, но дело сделавшую – утечки прекратились.       Еле вполз в комнату. Час отлеживался, мечтая о горячем бассейне, но вместо этого вынужденно концентрируясь на продуцировании чакры и наполнении ею родной СЦЧ.       Когда Хиаши-сама поведал мне правду об отце, между мной и главной ветвью установилось определенное перемирие. Меня называли гением в глаза, но так и не дали доступа к знаниям, однако добрая двоюродная сестренка, взявшись за ум и тренировки, передала мне кое-что из знаний главной ветви. Например, открыла глаза на лежащую на поверхности методику исправления выбитых тенкецу, напрямую завязанную на технику небесного вращения: следовало вовремя успеть мощным толчком высвободить чакру сразу из всех отверстий, чтобы вправить. Сейчас мне нужна обратная техника.       Еще Хината поделилась со мной упражнениями для развития бьякугана. У додзюцу Хьюга нет второй формы, как многие считают, но высшее развитие полностью обесцвечивает глаза, делая их действительно идеально белыми. Увеличенный спектр восприятия очень затратен по чакре, и часто не имеет смысла одновременно видеть в инфракрасном и ультрафиолетовом спектрах. Но главный секрет полностью белых глаз в уплотнении подходящих к ним каналов, обычно некрасиво вздувающихся на скулах, щеках и висках. К сожалению, нельзя миновать стадию развития, к зрелому возрасту каналы чакры расширены и укреплены ради большой пропускной способности.       После всех кульбитов с потолка был простой выбор: совершить подвиг посещения бани или воспользоваться случаем и, валясь на кровати, попытаться уплотнить каналы чакры. Не на шутку разболевшееся солнечное сплетение всячески взывало к первому, но рассудок выбрал второе, пока родная СЦЧ сильно ослаблена и относительно пластична. Не будь «спрута» в очаге, еще долго разгадывал бы секрет уплотнения, познанный и осуществленный нашим с Хинатой дедом, а так последствия здешней инициации подсказали ответ.       Взвешивая все за и против, пришел к выводу, что глупо отторгать ядро, созданное при инициации и занявшее место главной катушки, главного очага чакры-маны в теле. Логичнее возглавить процесс срастания и направить его: мои магистральные каналы СЦЧ достаточно крупны для прорастания в них тонких нитей из клубка-спрута. Правильнее иметь одну нормально и полнофункционально работающую систему циркуляции, чем две калечные, мешающие друг дружке. Нет, даже три, потому что сформировавшая в кровеносной системе часть и ядро видятся мне едиными. Я бьякуганом просвечивал Эйноли только однажды и мельком, больше запомнив лицо и ладный стан, но для предварительных выводов вполне достаточно – для местных подобное строение, видимо, норма. Эх, если бы я наблюдался у грамотного лекаря, не встрял бы…       Поспешать – людей насмешать. Здравомыслие дало верное решение - потерпеть. Правильно обождал с закрытием всех тенкецу. При появлении Эйноли с обедом для меня, укрылся одеялом с головой и стал активным бьякуганом внимательно рассматривать ее.       Будучи более централизованной, в целом ее система циркуляции не шибко отличалась от образца моего родного мира. В завершенном виде отчетливо просматривалась главная генерирующая спираль внутри ядра-клубка. Толстые жгуты являлись каналами СЦ, а их клубок огромным энергетическим резервуаром. Очень бледные и слаборазвитые каналы, СЦ плохо развита, зато сам клубок ярко светится и организм в целом напитан энергией. К ее тенкецу вроде тоже подходили инородные ветвящиеся каналы, создавая эффект ореола, подобного ауре: жалкое подобие того, что может быть у шиноби, намеренно высвобождающего чакру. Обнаруженные тонкие щупальца свободно проходили через другие внутренние элементы. Кажется, их структура и количество как-то зависит от внутренней симметрии ядра. У Эйноли я выделил несколько групп и две разновидности щупалец. Условно выделяемая первая разновидность доминировала: три развитые группы против двух слабо развитых. Учтя тот факт, что мы оба с ней колдующие, то я без труда определил вторую разновидность как относящуюся к классу колдун. У меня пока все 9 пар витых отростков начального уровня находились в зачаточном состоянии, а у Эйноли четыре пары свивались в одну сложную гирлянду вместе с пятью из шести одиночных щупалец, соответствующих начальной симметрии. Из пяти пар следующего уровня только две выросли достаточно, чтобы образовать гирлянду вместе с тремя одиночными. Вместо лампочек в гирляндах были какие-то сжатые и только при сильном напряжении различимые образования, как во флаконах. Моему бьякугану не хватало телескопической силы и мощи, чтобы разглядеть, засек их только лишь в момент активизации спящего плетения. Доминирующая разновидность, следовательно, относится к классу клириков. Три имеющиеся группы имели одинаковую симметрию – шесть, но как-то отличались структурой в сторону усложнения. Они не образовывали гирлянды, к каждому щупальцу цеплялась своя сжатая энергетическая конструкция. Короче, мудреная х** какая-то. Упс!..       Собственно, пока я тщательно вглядывался, Эйноли, обеспокоенная моим напряжением и укрывательством под одеялом, активировала технику, кажется, в этом мире зовущуюся спеллом или заклинанием. Одно из двух самых сильных щупалец совместилось с тенкецу, ссадив с себя начавшую разворачиваться энергетическую структуру, напоминающую сложное плетение, ставшую цепляться усиками к другим тенкецу и качать в себя ману из ядра-резервуара. Предварительные сборы чакры вместе с предельным и пока еще весьма болезненным напряжении принесли плоды. По крайней мере, в начальной точке развертывания разглядел, как из инородного канала вытягивается нить, словно паутинка из железы. Эта нить стала использоваться в качестве строительного материала, причем отток энергии во вне сменился притоком – конструкция наполнялась из двух источников! Причем из внешнего поступало больше. Плетение очень походило на сложносоставную форму ирьёниндзюцу с чрезвычайной энергоэффективностью и КПД. Только эта изящная кружевная форма лопнет, стоит только неопытному генину жахнуть в нее чакры, чего уж там, не каждый джонин или ирьёнин “A”-ранга сможет правильно отмерить и запитать ее – я точно нет. Стремительно развернувшись, дзюцу-спелл накрыло меня, впустую отработав лечебную программу. На ставшем вновь свободно колыхаться жгутике остался каркас (или шаблон?) лечебного спелла Эйноли, только отчего-то он не спешил наполняться маной для последующего применения. Сам жгутик быстро и сильно усох, став заметным моему бьякугану лишь у самого основания – волосок у ядра.       В принципе, я узнал гораздо больше планируемого и ожидаемого. Расслабился и деактивировал бьякуган, сожравший львиную долю чакры. Эйноли повздыхала, но удовлетворилась, не став меня теребить. Такое безмолвное соседство нас обоих тяготило – пора бы прекращать. Глубоко вздохнув, громко выдохнул, стянув с головы одеяло и сев на кровати. Пискнув, Эйноли выскочила за дверь, громко хлопнув ею.       - И? – Вслух озадачился я, не поняв ее реакции.       Пожав плечами, я спокойно встал с постели и перестелил ее чистым бельем. После обеда рекрутам «парят мозги», потому преспокойно сходил в мойню, встретив по пути пару служек-людей, впавших в ступор при виде благородного лунного эльфа, бедно одетого в серую монашескую робу. Быстренько совершив все дела, поспешил вернуться в комнату, не рискнув дремать в горячем бассейне. Да и кушать хотелось.       По уму следовало наведаться к опытному лекарю, но что-то меня останавливало. Как ему выразить свои проблемы и опасения, не раскрывая тайны бьякугана? То-то и оно. Они сочли меня нормальным, но вдруг мутация глаз тут преследуется? Последнее, чего желаю, так это оказаться на вивисекторском столе местного Орочимару. Кому тут можно доверять, а кому нет?       Промучившись вопросами, еще раз активировал бьякуган. Все опасения оказались беспочвенными – инородные каналы уже кое-где зацепились за тенкецу. На сей раз я не стал выпендриваться и включил мозги. Взяв столовый нож, пропустил через него чакру, пока еще не ману. Терпя болезненные ощущения, применил базовое ниндзюцу «Хиен», без сродства с воздухом, как делал Сарутоби Асума. Отрезал все инородные нити примерно в дюйме от тела. Сделав упражнение на сбор чакры, активировал бьякуган и вошел в глубокий транс, начав осознанно влиять на свое новое энергетическое ядро. Имея определенный опыт по раскачке очага и подтвержденную практикой теорию Джукена, использовал «Чакра но Ито». С помощью аркана из нити чакры направлял все нужные отростки внутрь своих родных магистральных каналов СЦ. Попав внутрь, отростки начинали свой рост прямо на глазах, одновременно доставляя болезненные ощущения. Изрядно промучившись, в самый толстый и главный запихнул целый пучок, чтобы лишние не торчали и не портили уже сложившуюся и развитую систему циркуляции, слава предкам, не потерявшую ни одной тенкецу. Не боялся, что покорежит: расширение только на пользу пойдет, а разветвлений для отростков достаточно, они разной длины и найдут себе дорогу каждый до своей тенкецу. Еще бы как-то умудриться выправить все каналы и вернуть сместившиеся тенкецу на их прежние, привычные места.       Управившись с первой задачей и утерев пот, еще раз отрезал настырные нити. После часовой подготовки с первой же попытки с нужной резкостью втянул в себя выпущенную чакру, разом закрыв все тенкецу. Закрытие не болезненное выбивание с впрыскиванием чакры для нарушения циркуляции, но все равно словно отрезаешь себе пуповину. Эта мера временная, завтра-послезавтра тенкецу откроются либо от переполнения, либо от моего волевого давления. Главное, замкнувшаяся система потратит все ресурсы только на себя, ускорив выздоровление всего организма – шиноби вообще очень живучие.       Усталый и довольный прошедшим днем, для надежности и лучшего вхождения в суточный ритм выпил снотворное, благополучно и крепко заснув на чистом и свежем белье.