Путешествие Финголфина на тот свет

Это случилось во время Ледового Похода. Сейчас барды слагают о Хелькараксэ песни, возвеличивая наш героизм, прошедший через все испытания. Правильно делают - я поощряю сочинителей и сам требую исполнения этих баллад в каминном зале Барад Эйтель. Ясное дело, когда в крепости нет гостей из Химринга. Не могу даже сказать, когда это произошло. В Хелькараксэ не было времени - не потому, что не было Солнца и Луны. Тогда мы еще жили в ритме Кругов Света. Деревья погибли - но мы, выросшие в их мерцающем освещении, чувствовали приход того, что после названо было днем и ночью. А вот во льдах это чувство было утрачено. Чувствовать себя затерявшимся во времени, вот что было страшнее всего. Иногда мне казалось, что мы потерялись и в пространстве, что мы идем назад в Араман, или вообще куда-то в сторону. Звезды мало помогали - их не так часто было видно, а во время метели мы вообще теряли разум. И все таки шли. Я предводитель - а потому лордам и народу знать о том, что я теряю чувство направления, было вовсе необязательно. К губам у меня примерзла улыбка, голос звучал бодро, и вообще я казался воплощением уверенности. То, что творилось у меня в душе, убивало медленно. При каждом появлении звезд я начинал исчислять направление пути, очень часто не успевал - небо снова затягивали тучи - и мне становилось страшно. И в один вовсе не прекрасный миг я сломался. Я лег, завернувшись в плащ, на очередном привале точно зная, что не проснусь. Нет сил... Не могу больше. Во сне я брел берегом какой-то реки. Было тепло, но я боялся снять плащ,откинуть капюшон. Река журчала, манила прозрачной водой. Потом я увидел мост - каменный мост, по обе стороны которого стояли огромные песочные часы. Песок с тихим шуршанием сыпался сверху вниз - его было много. Отсчет времени на обоих часах только начался. За мостом я увидел лес - ухоженный валинорский лес со множеством тропинок. Я перешел мост, еще раз оглянулся на часы и двинулся вперед. Тропинка вывела меня к озеру, возле которого толпилось множество эльдар. Озеро было огромным - противоположный берег скрывал туман. Эльфы ходили по берегу, сидели на траве, многие лежали, свернувшись калачиком и будто спали. Никто не разговаривал - над туманным водоемом застыла странная такая тишина. Лица встречных мне были незнакомы. И только лишь, когда в толпе мелькнули знакомые до боли золотистые косы, я понял, что я умер... Я узнал погибшую недавно Эленвэ - жена моего сына шла мне навстречу, не касаясь травы. Ужас, обьявший меня, понемногу развеивался - я в Мандосе, а значит никогда больше не почувствую холода Хелькараксэ. И не нужно вычислять по звездам дорогу, утешать живых и закрывать глаза умершим. Я свободен... Эленвэ смотрела на меня пустым остановившимся взглядом. Я обратился к ней, заговорил о Туракано, об Итарильдэ - но даже тени понимания не осталось на этом прекрасном лице. Фэа Эленвэ не узнавала меня, ей было безразлично то, что станется с ее возлюбленным, и дочерью, ради которой она пожертвовала жизнью - Не волнуйся - она счастлива, - раздался тихий мелодичный голос. Я ни разу не видел лица Намо - тогда, в Арамане он был в черном плаще, воплощенный ужас и кара. И голос у Судьи теперь совсем другой, а лицо... Лицо напоминало об Ирмо и садах Лориэна. О покое и радости. - Ты еще жив, Нолофинвэ Финвион, - сказал Судья, - на моей памяти это первый случай, когда дух эльда приходит в Мандос, оставив тело, в котором не угасла жизнь. Я вздрогнул. - Ты не хочешь назад, - сочувственно продолжил Намо, - и я тебя понимаю. Твоя душа полна раскаяния, она страждет, как и твое тело. Здесь страждущий излечится. Скоро ты перестанешь чувствовать боль. - Как они? - спросил я, глядя на умерших. Странно, но излечиваться я почему-то не хотел. Меня пугали отрешенные лица призраков. - Великий Намо, - спросил я о том, что хотел когда-то узнать при жизни, - почему за все время нашей жизни в Валиноре, не вернулся к жизни ни один из погибших? Ведь гибли многие - до встречи с Оромэ. Мой отец упоминал о своих погибших друзьях - он надеялся... А теперь и отец... - Ну почему же, - сказал Намо, - вот Мириэль вернулась. Она захотела снова жить в теле, и ей это было дозволено. - Мириэль вернулась... Но ведь тогда отец... - Финвэ благороден, - ответил Судья с улыбкой, - он решил остаться тут навечно. Он исцелился - в отличие от матери Феанаро. Намо обвел рукой берег озера. - Не возвращаются, - сказал он, - потому что не хотят. Это их озеро Куивинен - материнская утроба твоего народа. Там, на восточном берегу, оно давно исчезло с лица земли, но здесь озеро снова несет свои воды. - Воды забвения, - сказал я, - мертвые... - Эти воды смывают все беды и страдания, - Судья говорил со мной как с ребенком, не понимающим отеческого увещевания, - а разве отсутствие страдания не есть счастье? Здесь эльдар понимают, что покой - это самое главное. Даже самые пылкие - ты отличишь сейчас нолдор из твоего воинства от всех остальных? Когда там, во льдах, твое сердце остановится, ты тоже это поймешь. Возможно не сразу - многие поначалу рвутся назад. Но потом... - Даже проклятые вами обретают этот покой? - вырвалось у меня. - Пророчество, - мягко поправил Намо, - как раз и грозит твоему народу невозможностью обрести покой. Даже здесь... - "И вечно будете тосковать по телам", - пробормотал я, - но я еще жив... - Ненадолго. Твое время истекает. Я вспомнил часы у мостика... Там шуршали мои последние мгновения. Судья смотрел на меня с ласковым укором. Он правда хотел мне добра - но мне вдруг стало жутко: так паук смотрит на муху, зачем, мол, она бьется с сетях, рвет паутину, ведь ее ждет покой. - Я хочу вернуться к войску! - крикнул я. Призраки на берегу даже не обернулись на голос. - Вряд ли тебе это удастся, - пожал плечами Намо, - да и зачем. Ты ведь все равно придешь сюда рано или поздно. Я бросился бежать. Меня никто не останавливал. Лесная тропа, каменный мостик, часы... Песок уже не сыпался,он скользил, летел, отсчитывая последние минуты. Я мчался по берегу, скользя на камнях. Воздух раздирал легкие, он становился все холоднее и холоднее. Я пил его как вино - смертоносный воздух ледяного пролива. А тьма вокруг сгущалась и сгущалась. Я упал, упал навзничь, с ужасом думая о том, что сейчас приду в себя среди призраков туманного озера. И тут я увидел звезды. Небо было чистым и высоким. Холод леденил тело, забирался под плащ. Сыновья тормошили меня - их тревожные лица говорили о том, что я спал слишком крепко. Я не знаю, что это было - явь или кошмарный сон. Иногда мне мерещится ласковый голос Намо и счастливые бездумные лица погибших. И ужас леденит душу при мысли о подобном посмертии. И тогда я начинаю думать о госпоже Мириэль, которая все же захотела вернуться.