***
В маленьком отеле в пригороде всё так же нестерпимо душно. Венди открывает окно, но от этого лучше не становится. С полудня ей будто нечем дышать. Питер заперся в ванной, и она готова поспорить, что он смотрит в зеркало, выискивая признаки взросления. Сегодня его магия дала сбой, но Дарлинг не радуется этому обстоятельству. Вспоминая о том, что впереди у них встреча с весьма опасным человеком, она думает, что теперь им будет очень трудно справиться с ним. Она сидит на кровати и вертит в руках салфетку с номером рыжего официанта, так отчаянно пытавшегося казаться непреступным и оказавшимся милейшим, доверчивым человеком. Ей даже как-то стыдно теперь. Он ведь будет ждать звонка. Неожиданно дверь ванной комнаты открывается, и из неё вылетает Питер. Он преодолевает и без того малое расстояние с такой скоростью, что Дарлинг поначалу кажется, что он вернул свои магические способности. Лицо Пэна перекошено и напоминает жуткую маску, Венди становится страшно. Белый листок падает на пол, и юноша тут же его поднимает. - Вот как… Злоба окутывает всё вокруг. Теперь уже она душит, не давая сделать столь нужный глубокий вдох. Венди опускает глаза, не желая встречаться взглядом с обезумевшим Питером. Он приподнимает её за подбородок и, нависнув над ней, произносит: - Собралась звонить? - Нет. Их разделяет всего пара сантиметров, и Дарлинг чувствует как бешено колотится сердце юноши. Что же случилось? Она делает над собой усилие и смотрит ему в глаза. Сейчас они кажутся тёмными, изматывающе жуткими. Венди чувствует себя маленьким корабликом, попавшим в плен могучего шторма. И тут она понимает: щетина. Тонкие волоски теперь растут не только над губой юноши, но и на матовых щеках. Сегодня он не смог использовать магию, но взросление продолжается. Вот она – причина его безумия. И Дарлинг даже не подозревает, что это тихое, порывистое «нет» только что спасло её от настоящей бури. Питер резко отстраняется и выходит из комнаты. Венди в недоумении рвёт листок на части и выбрасывает в окно бумажные осколки. Она не думала, что всё закончится так легко и быстро. Странно. Девушка оглядывает комнату и неожиданно понимает: он не закрыл дверь. Оставил её одну и не запер. Впервые за всё долгое время их знакомства. Узкая щелочка, сквозь которую можно различить коричневато-жёлтые обои, украшающие коридор, терзает Дарлинг, точно слегка приоткрытые райские ворота. Свобода. Вот она. Совсем близко. И если раньше свобода обещала ей встречу с братьями и спокойную, абсолютно нормальную жизнь, теперь свобода – это ещё и избавление от странного чувства, постепенно заполняющего её глупое сердце. Венди подходит к двери, как раз в тот момент, когда она открывается. Девушка едва успевает уклониться, чтобы не столкнуться с Пэном лбами. Питер улыбается как-то особо ехидно и одновременно горько, когда понимает, что его подозрения оправдались. Он забыл закрыть дверь, и она тут же поспешила на волю. - Свободы захотелось? Не нужно было устраивать спектакль в кафе. Она молчит, предусмотрительно делая несколько шагов назад. - Ну, что ты? Отвечай. Я с тобой разговариваю, предательница. Кажется, Питер и сам бы не смог с точностью сказать, к какому из её поступков относится это последнее слово. Венди вздрагивает, будто от пощёчины: - Я предательница? А как назвать человека, который вынуждает кого-то следовать за ним? - У тебя был выбор, - цедит он сквозь плотно стиснутые зубы. - Конечно! – Дарлинг кажется, что шлюз внутри неё взорвался, она хочет остановиться, но не может, - ты мог бы меня убить, верно? О, отличный выбор! Мечта каждого! - Успокойся. Теперь от него веет холодом, но это уже не помогает. Питер пытается схватить её за руку, но она выворачивается, отступая ещё на шаг. - Почему? Ты всё время мне приказываешь, но ты, вероятно, ничего другого и не знаешь, правда? Ты привык к подчинению и тому, что тебя боятся… Да, кто вообще станет помогать тебе по доброй воле? Её слова отражаются от хлипких стен гостиницы, и Венди сама внезапно осознаёт, что именно сказала. Слишком больно. - Твоя правда, - усмехается Пэн, кривясь, - только, почему ты не убила меня, а? Кажется, тогда бы все твои проблемы были решены? Он подходит совсем близко, проводит по её волосам. Венди неожиданно понимает, что если он сейчас поцелует её, она позволит ему эту вольность. Возможно, это поможет снять то дикое, почти осязаемое напряжение, что волнами расходится комнате, заставляя Дарлинг отчаянно краснеть. Но Пэн медлит, и очарование момента тает. А когда он делает какое-то неопределённое движение, пытаясь дотянуться до неё, Венди с силой бьёт его по лицу, и, надо признать, это тоже оказывается неплохим способом привести их обоих в чувство. А заодно показать ему, как ей больно. Чертовски, до невыносимости и от всего сразу. Питер смотрит на неё несколько секунд, не мигая, будто не может осознать, что именно сейчас произошло. Потом хватает её за волосы и, скорее в угоду убеждению, чем по своей воле, запускает в её мягкие локоны руку. Накручивает пряди на пальцы, но, увидев на её лице мученическое выражение, бросает своё занятие. Он отталкивает её от себя и, взяв ключи, выходит за дверь. Он запирает номёр и не слышит, как, искусывая губы в кровь, Дарлинг бьёт по кровати маленькими кулачками, сосредоточено повторяя: - Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. Кажется, у неё снова начинается истерика.***
Питер бредёт по дороге, довольно смутно представляя цель своего путешествия. Он ничего уже не знает, и это изрядно пугает. Нервы сдают. Он чувствует, как бухает в груди неуёмное сердце и не догадывается о причине. Просто усталость. Ощупывает собственные щёки, проводит по подбородку. Свидетельство его медленного умирания неприятно колет руку. И эта магия, которая сегодня не пришла ему на выручку… Неужели он больше не может колдовать? Пэн поднимает с тротуара выгоревший листик и пытается сосредоточиться. После нескольких неудачных попыток у него в руках оказывается денежная купюра. Хоть что-то… Он садится на скамейку и внимательно смотрит на своё создание. Надо подождать, вдруг чары падут? Голова раскалывается, а в памяти снова и снова всплывают слова Дарлинг: «Да, кто вообще станет помогать тебе по доброй воле?» Никто, но ты же помогла? И неожиданно перед внутренним взором встаёт образ другой женщины – светловолосой, с большими голубыми глазами и загрубевшими от непосильной работы руками. Она прижимает к груди маленького мальчика и тихо просит раскрасневшегося от алкоголя мужчину: - Не надо. Но он хватает её за руку, и Питер вздрагивает, когда понимает, что всё это время он так же дёргал Дарлинг. Зловещее совпадение. И Пэну хочется выбросить из головы эти дурные, горькие, налитые ядом и болью воспоминания. А память, будто издеваясь над ним, пролистывает всё хорошее – мягкий хлеб, который подаёт ему мать, согревая его улыбкой, её губы, аккуратно касающиеся его лба, голос, мягкий и обволакивающий, дарящий жизнь и тепло. Вместо этого – мужчина, который снова и снова бьёт женщину по лицу, а потом тянется к нему, своему сыну. В глазах мужчины нет ничего. Они пусты, и это страшно. В нём нет ненависти, лишь тупой инстинкт. Но даже звери не забивают своих детёнышей. С отчаянным криком женщина кидается к ребёнку, пытается защитить его, плачет и просит. Обнимает его, принимая удары тяжёлых рук на себя. А затем неожиданно затихает. Она помогла ему. Спасла. И ради чего? Губы Пэна изгибаются в горькой усмешке. Давно он уже не вспоминал этого. Окрашенные отчаянием отрывки, ранние воспоминания мальчишки, которого на следующее утро продали, точно раба, человеку, не знающему жалости. Питер не хочет думать об этом. Его жизнь – череда разочарований, и в целом Дарлинг права: он никому не нужен. Но ведь и другие ему не нужны. Перед ним возникает, будто сотканная из пепла та женщина, которая сполна доказала ему верность этого суждения. В её тёмных глазах – чёртики, она улыбается, как невеста самого дьявола. Впрочем, он сам виноват. Когда тебе сорок, и ты зарабатываешь на жизнь мелким воровством, грязными сделками и карточными фокусами, разве есть шанс, что кто-то столь демонический и желанный проникнется к тебе симпатией и тем более полюбит? Ей двадцать, и у неё самый очаровательный смех, который он когда-либо слышал. Звонкоголосая, волшебная, она улыбается ему и говорит, что тётка собирается отдать её в бордель, всё лучше, чем кормить нахлебницу. В её глазах столько грусти. Почти отчаяния. Он поддаётся благородному порыву и забирает её с собой, ничего не требуя взамен. Впрочем, через некоторое время она сама отдаётся ему по какой-то неизвестной ему прихоти. И даже дарит сына. Его жизнь меняется, когда она исчезает как-то ночью, не оставив записки, но даже не подумав взять с собой Румпеля. Младенец плачет, надрывая ему сердце. Питер идёт по тротуару. Начинает накрапывать дождь. Неудивительно после такой духоты. Холодные капли похожи на кровь её любовника, которого он без сожаления зарезал, совершив второе убийство в своей жизни – первым был старый кузнец. А её он отпустил. И это проявление слабости до сих пор мучает его. Пэн резко разворачивается. Пора возвращаться в гостиницу, пока призраки прошлого окончательно не свели его с ума. Он смотрит на зажатую в руке купюру. Чары не испарились. Хоть это хорошо. Он поднимает глаза к небу, и ему кажется, что за ним следят три пары женских глаз. Жутковатое ощущение. Питер трясёт головой, чтобы прогнать наваждение. Его ждёт Неверленд, и он никогда не оступится от цели.