Ингибитор

Когда больно было лишь постольку-поскольку, и вопросов лишних никто не задавал. Почему лишних? Да потому что и так всё ясно: есть маленький дурачок Дио, попавшийся в сети хищнику, настоящему волку Каю, который буквально не спускает свою жертву с цепи. Но всё это было естественно. Больно - ну, и пусть больно. Маркированный список того, что нужно сделать, не кончался, а строчки в нём никогда не зачёркивались. Заводить ежедневник для того, чтобы просто писать туда всякую чушь и всё равно забывать что-то важное каждый раз - как это должно спасти память? 83. Убрать со стола всё ненужное. 84. Не забыть закрыть окно. 85. Принять лекарство. Да, только один пункт был зачёркнут всегда, потому что это было само собой. А когда пузырёк заканчивался, в ежедневнике появлялся ещё один обязательно зачёркнутый пункт: сходить в аптеку. Память стала настолько дырявой, что не помогало абсолютно ничего. Но Кёнсу знал, что он сам это выбрал. Выбрал ингибитор, который не продают в аптеках, который просто вручил ему его знакомый и сказал приходить за новыми порциями. Он разработал это лекарство если и не своими руками, то точно с помощью каких-то посредников. По его мнению, ингибитор должен был действовать исключительно на мозг, а именно - в область памяти. Выпил пилюлю - вот уже реакция пошла, хочется спать иногда, и чувствуешь, что не помнишь даже то, что делал только что. Это неудобно в некоторых случаях, однако же очень полезно, когда нужно выбить из памяти что-то. В офисе его бумажки с напоминаниям лежали так, чтобы он их видел, потому что ошибки на работе могут плохо сказаться на его труде, а быть уволенным не хотелось. Ежедневник лежал в столе, исписанный вдоль и поперёк за несколько лет. Но почему-то расставаться с ним Кёнсу не хотелось. Хотя этот самый ежедневник - часть его памяти, которую он ненавидел, но терпел. Потому что теперь стало терпимо, а раньше было ужасно. Когда, немного посидев на скамеечке после принятия лекарств, Кёнсу встал и направился домой, задёргался правый глаз. Такое было постоянно: как-то раз, ещё до ингибитора, он пытался сделать себе лоботомию самостоятельно дома, чтобы никто об этом не узнал. Однако его остановили вовремя, кто - он не помнит, вообще почти ничего не помнит, кроме того, как вокруг него столпились, держали его чуть ли не вдесятером и аккуратно вынимали его приспособление из глаза. Он тогда долго-долго моргал, зрачок всё не становился на место, а сам глаз видел всё в каком-то непонятном освещении, отчего у Кёнсу заболела голова. Она до сих пор болит, хотя прошло уже столько времени. Он медленно переставлял ноги, глядя на отражение слабо освещённых улиц на асфальте, мокром от недавнего дождя. Про дождь Кёнсу ещё помнил, хотя довольно смутно. "Понедельник, двадцать шестое число", - сказал он шёпотом: уже научился вновь и вновь повторять для себя дату, чтобы не запутаться в своей неделе. - Скоро двадцать седьмое, - прозвучал голос сзади. Оборачиваться - закружится голова - потеряется равновесие, а ему нужно дойти домой, чтобы донести ежедневник. Зачем - он не знал, просто так, проговорил вслух задачи, чтобы не забыть их. Чьи-то пальцы вцепились ему в руку, и его грубо развернули. А ведь он только что принял пилюлю - он может и не найти дороги домой, если сейчас собьётся с пути. Он посмотрел на человека перед собой, и внутри что-то скрипуче завыло непонятной тягостью. - Думал, не найду? - ухмыльнулся человек, что сжимал пальцами худую руку Кёнсу. Тот просто стоял и смотрел, стараясь в голове воспроизвести маршрут домой. - Ты бы хоть прятался нормально, а то каждый день тебя видно, недоумок, - вновь сказал человек, вдруг отходя и таща Кёнсу за собой. - Мой дом в другой стороне, - вдруг сказал тот, поворачивая голову туда, куда ему нужно было. Человек остановился и толкнул Кёнсу в кусты, а тот не удержался и свалился на землю, несильно ударившись головой. - Играть со мной вздумал, Дио? - на него насели сверху и завели его руки наверх, не давая шанса пошевелиться. - А хочешь, мы поиграем в мою игру? Дио... Это имя впилось тупым ножом в грудную клетку. Да, ингибитор замедляет реакции, но не блокирует их - Кёнсу может вспомнить... - Кай... - прошептал он. - Неужто ты так долго пытался узнать меня, дорогой? Я нема-а-а-ло тебя искал, - протянул тот. Кёнсу не помнил, кто такой Кай, просто помнил, что рядом с именем Дио всегда стояло имя Кай. Он помнил и ещё одно имя, третье. Это была боль. Дио, Кай, боль... Ингибитор действовал немного успокаивающе, и Кёнсу, сам не зная зачем, вгляделся в небо. Хотелось спать, но больше всего нужно было домой. Он уже забыл зачем, просто нужно было домой. Там тепло, там нет Кая... Вдруг ему в лицо влетел тяжёлый кулак, а затем звонкая пощёчина. Кай чуть приподнял тело Кёнсу над землёй, а потом вновь с силой бросил обратно, слыша глухой удар головой о землю. А затем опять два удара. Кёнсу зашипел и вцепился пальцами в воротник Кая, чтобы защитить себя от его злости. Однако тот снова ударил свою жертву головой о землю, и Кёнсу почувствовал, что желание спать становится непреодолимым. Он закрыл глаза и больше уже не видел чёрного неба. Очнулся он от боли. Так обычно и бывало, ведь у него всегда болела голова. Но на этот раз не только она. Он не сразу понял, что происходит, да и вообще очень долго не мог прийти в себя. Для этого после принятия ингибитора нужно было некоторое время просто посидеть, а не бегать, драться и волноваться - опасно. Кёнсу разлепил левый глаз и увидел перед собой раздетого Кая, двигающегося туда-сюда. Он лишь через несколько минут понял, что вообще происходит. - Очнулся, сука? - взревел Кай, вцепившись ему в волосы, и, оттянув их назад, впился зубами в шею. Кёнсу закричал. - Думай над своим поведением! Я два года бегал за тобой, как собачка, а ты, блять, даже не узнал меня? - Кай снова отвесил Кёнсу пощёчину. - Ну, теперь-то ты точно запомнишь, дрянь. Он чувствовал боль не существом, а надсуществом, которое неожиданно стало копаться длинными и кривыми пальцами в тщательно запертых архивах его памяти, отыскивая какие-то давнишние воспоминания. Глупые воспоминания, поэтому и Кёнсу старался запереть их как можно глубже, однако кривые пальцы постепенно достигали своей цели, и вскоре в голову ему ударило молотком. Его снова, снова насилуют. Снова Кай. Снова так, как это и было обычно. С каждым толчком боль усиливалась, как усиливались и воспоминания, с тем же ритмом обрывками появляющиеся в голове. Кай сильнее ингибитора, сильнее желания Кёнсу его забыть - сильнее всех, а Дио - всего-то просто Дио. Кай тяжело дышал рядом, а Кёнсу просто боялся пошевелиться. Где-то в кармане джинс лежит пузырёк с важными для него лекарствами, а он даже не знает, где те самые джинсы среди вороха вещей на полу. И рассмотреть комнату как следует было тяжело, потому что движения были ограничены прикованной к кровати левой рукой. Кай не торопился снимать наручники. Так было. Всё это уже было, но воскресающая память воспроизводила всё так, будто это происходило в прошлой жизни. А, может, так оно и было? - Хватит бренчать ими, - зашипел Кай, когда Кёнсу в очередной раз неловко дёрнул рукой. Нервные движения непроизвольны, а всё из-за лекарства. И по какой-то несчастливой случайности сразу после этих слов Кая рука вновь дёрнулась, и раздался лязг цепочки. Кай подскочил и вновь приземлился прямо на живот Кёнсу, который тихонько завыл от давящей боли в пояснице и в голове. - Хочешь ещё меня позлить? - он вцепился пальцами в шею Кёнсу, продолжая угрожающе смотреть на жертву. - Могу разозлиться, и тогда тебе будет очень плохо. А Кёнсу тем временем просто смотрел ему в глаза, поддаваясь неясному порыву. В этих глазах память, та, полноценная, которая должна быть у каждого человека. Кёнсу не ладил со своей, а в глазах Кая читалась вся история, как всё это было раньше, как Кёнсу ушёл, что происходило всё это время. Он помнил лишь обрывки, а Кай помнил всё. Он прятал свои обрывки глубоко, так, чтобы никогда к ним не возвращаться. А Кай будто предоставляет раскрытую на нужной странице книгу своими глазами, говоря: "На, прочти всё, что было, всё, вспоминай же, давай!" Прошло несколько минут с того момента, когда кто-то с ужасным грохотом в его мозгах уронил и разбил тёмный закупоренный сосуд, из которого, как из ящика Пандоры, хлынули воспоминания, а память уже вновь возвращалась в своё состояния, поддаваясь действию ингибитора. Они такие красивые... эти глаза. Рука дёргалась ночью, а Кёнсу не мог унять беспорядочные движения. Кай спал, вцепившись в подушку. Кажется, спал, по крайней мере, очень хорошо делал вид. Забыть можно всё что угодно, но только не доверие и любовь. Можно забыть, как выглядит, как пахнет человек, но его душа почему-то чувствуется сразу - и так всегда. Он чувствует Кая, у него есть ощущение, что они как-то связаны, что у них много совместных воспоминаний, но эмоционально... Быть может, у Кая просто нет души, и поэтому Кёнсу не слышит её?.. Очередной тик в руке, и Кай нервно опустил руки на одеяло, поднимаясь. Не спал?.. Он встал на ноги и начал одеваться, глядя на часы. Сквозь щёлочку глаз Кёнсу взглянул на циферблат, где стрелки показывали полшестого. А Кай оделся и вышел из комнаты. Не разбудил - интересно, почему? Кёнсу приподнялся и посмотрел вокруг. Его джинсы лежали неподалёку, и он свесился с кровати, чтобы поскорее достать из кармана заветный пузырёк. Держась рукой за матрац, он вытянулся, а затем резко ухватился за край джинсов, притягивая ткань к себе. От таблеток становится спокойнее: проблем не будет, ведь проблемы забываются так же хорошо, как и всё остальное. Проблемы - всего лишь те же самые воспоминания, которые мы воспроизводим в памяти снова и снова, а потому они и мучат людей, потому и называются проблемами. Кёнсу упёрся взглядом в потолок. Через несколько минут в комнату зашёл Кай. Подойдя к спешно прикрывшему глаза Кёнсу, он освободил руку от наручников, сразу прикрепляя другую. Поддаваясь действию препарата, вскоре Кёнсу уснул. На работу ему теперь не пойти. Разве что через окно и с кроватью в руке. Наверное, его потом отчитают... Наверное, его даже уволят... - Просыпайся, мразь! - раздался немного хрипловатый голос, и тут же он почувствовал под собой холодный пол, куда его только что выкинули из тёплой постели. Кай насел сверху и сильно дёрнул за волосы, чтобы Кёнсу обратил свой взгляд на него. - Ну что, вспомнил, да? - усмехнулся он. Нельзя так сказать. Образ Кая он помнит, но вот моменты, очертания его, его слова, может, даже мысли - это всё было за толстой пеленой. Неожиданно Кай размахнулся и влепил Кёнсу пощёчину. - Хорошо. Не хочешь по-хорошему - будем по-плохому. И совершенно раздетый ещё со вчерашней ночи Кёнсу был прижат к холодному полу. Кай бил так, как больнее, не страшась того, что могут остаться огромные синие следы, которые будут видны. Похоже, он и не собирался выпускать Кёнсу... или Дио? А что Кёнсу знает о Дио? А Дио вообще человек ли?.. Кай вошёл резко и неожиданно, и Кёнсу взвыл от боли, закусывая губу. - Бойся! Бойся же меня! - насильник ударил его головой об пол и начал вколачиваться в обмякшее тело. Но Кёнсу почему-то не боялся. Он вообще ничего не боялся, ведь всё, что переживает человек, всё в его памяти. Даже боль страшна не тем, что она приносит неприятные ощущения, а тем, что об этих ощущениях мы будем помнить. А Кёнсу справился с этим, и он уже не боится боли или ещё чего-то. Кай вновь раздосадовано ударил его по щеке, а после вышел из его тела, поднялся и демонстративно пнул Кёнсу в живот, удаляясь. Его джинсы лежали рядом с кроватью, но потребовались усилия, чтобы было возможно протянуть руку и достать из кармана пузырёк. Всё тело ныло, но там лежит средство, которое мигом залечит все раны. Через некоторое время слабые пальцы пробрались к карману и вынули оттуда пузырёк, ловко открывая крышку и доставая одну пилюлю. - И что это? Кай появился неожиданно. Миг. И пузырёк вместе с той самой пилюлей уже оказались у него в руках, а Кёнсу с настоящим, неподдельным испугом взглянул на него. Кай нахмурился, глядя на упаковку. "До Кёнсу. Ингибитор. Память", - гласила надпись на пузырьке. - До Кёнсу, - Кай ухмыльнулся. - Ну, теперь я по крайней мере знаю, как тебя зовут, - его лицо мигом вернуло серьёзность, и он посмотрел на дрожащего парня на полу. - Ты принимал эту дрянь? Поэтому ты меня не помнишь? Кёнсу смотрел на пузырёк в руках Кая. Сейчас в один момент всё его преимущество перед другими людьми может рухнуть в одночасье, и это обязательно произойдёт, потому что этот человек сделает всё, чего ему только захочется. Он хочет видеть страх в глазах Кёнсу - будет страх. А для этого стоит только выкинуть ингибитор... - Ты с помощью каких-то таблеток пытался избавиться от меня, да? - вновь ухмылка. - Ну что, До Кёнсу, сильно тебе это помогло? Вот он я, никуда не делся, снова делаю то, что делал раньше. И я реальней, чем действие этой дряни. И, демонстративно взмахнув рукой, Кай с первого раза попал пузырьком в открытое окно. Кёнсу раскрыл рот от ужаса, вглядываясь в то место, куда улетел пузырёк, будто он таинственным образом должен вновь подняться в воздух. Теперь у него отняли единственную защиту... А что? Что будет дальше? - Зачем?.. - вырвалось у него, и он озлоблено посмотрел на Кая. - Зачем? Зачем? ЗАЧЕМ ТЫ СДЕЛАЛ ЭТО? - неожиданно даже для самого себя он вдруг въехал кулаком в правый бок Каю, который согнулся, представая совсем беззащитным, и Кёнсу повалил его на пол, подползая и выставляя назад кулак, размахиваясь. Кай повернулся и посмотрел на него в некотором замешательстве. Ведь он, кажется, младше Кёнсу, и... И тогда получается, он сейчас ударит своего донсэна? Кёнсу не любил драться, а потому в следующий момент опустил кулак. - Ты мне сам потом скажешь "спасибо", - в некотором шоке произнёс Кай. Ещё несколько секунд он смотрел на Кёнсу, а потом резко схватил его за локоть и бросил на кровать, мигом пристёгивая наручниками. Из груди был готов вырваться подавленный вскрик. Хотелось кричать, хотелось звать на помощь, умолять кого-нибудь спасти его, чтобы за ним пришли, но перед ним был только Кай. Отвратительнейший из всех людей. К вечеру стало плохо. Не то чтобы ингибитор вызывал зависимость, скорее... скорее, он вызывал зависимость. Да, именно её самую, и без него начиналась ломка. Кёнсу пытался не обращать внимания на то, что его просто накачали наркотой за немалые деньги, потому что это помогает. Пусть даже очень опасно, но действенно. А теперь становилось плохо. С особым остервенением Кай насиловал его ближе к ночи. Перекусывая и свои, и чужие губы, он, кажется, получал неизмеримое удовольствие, видя слёзы Кёнсу. - Осознаёшь, за что ты будешь наказан? - он плотоядно улыбнулся. Кёнсу молчал. Он много чего натворил, и всё это может не понравиться Каю. - Пытался избавиться от меня, да? - тот ударил его в бок. - Больше не попытаешься. Ты навсегда будешь моей шлюхой, и ты не выберешься из этих стен. Кай вновь резко вошёл в него по основание члена. Кёнсу вскрикнул и закусил губу, но Кай не дал сделать даже это, оставляя свой укус прямо на щеке. Избиение приносило ему, по-видимому, двойное удовольствие, поэтому он продолжал наносить удары и с бешеной скоростью входить так, чтобы не задеть простату, ногами сжимая колени Кёнсу, чтобы тот ощутил больше боли. Чтобы всё вокруг для него покрылось этой болью. А ведь нет того, что спасёт его от этих воспоминаний. Кай делал это для того, чтобы ранить вновь, чтобы поскорее раскрывались и старые раны, чтобы кровоточили и гноились. Да, он делал это для того, чтобы убить Кёнсу, и даже осознание этого сильно било. И ночью раны начали раскрываться. Адская головная боль била в уши и в мозг, который начинал открывать всю прошлую жизнь по кадрам. К утру хотелось покончить с собой. - Открой рот, давай, - давящим тоном произнёс Кай, явно приказывая, а не просто прося. Кёнсу выполнил то, что ему сказали, а потом вновь началось тупое насилие. Даже утром... Кёнсу давился, а от этого боль в голове становилась ещё ужаснее, и ему хотелось упасть на пол и разрыдаться от боли и тяжести в груди из-за какой-то огромной потери. Он не хотел вспоминать, он боялся всего этого. А когда Кай ушёл, ломящиеся кости, раскалывающаяся голова, нарастающий жар и резь в глазах стали доставлять просто невыносимые мучения, постепенно достигая своего пика. Кёнсу стонал и ворочался, но, как бы он ни лёг, ничего не менялось. Становилось только ещё хуже от шевеления. Минуты проходили, как дни, и Кёнсу молил бога о том, чтобы рядом хоть кто-нибудь оказался. Пусть даже Кай - просто хоть кто-нибудь! Но никого. И казалось, что он так и умрёт в этих стенах, прикованный к кровати, без шансов даже нормально встать и походить, поесть (да, ведь ел он в последний день вчера утром, когда Кай ушёл на работу, оставив завтрак на тумбочке рядом с кроватью). Всё шло к долгой и страшной смерти... С приходом Кая ничего не поменялось. Только его запах отравлял всё вокруг, и Кёнсу выворачивало с него. Так плохо ему ещё никогда не было. Кай не тронул его вечером, просто укладываясь рядом. Но от сильного жара Кёнсу начал дрожать. Пришлось обняться себя руками, потому что одеяла нормального у него не было, а стало ужасно холодно, да и стучать зубами - занятие не самое приятное. Вскоре он почувствовал, как на него швырнули угол одеяла, но сил не было даже для того, чтобы просто пошевелиться. Ничего не поменялось, и он продолжил искать способы унять дрожь. Уснуть так он не мог. Однако ещё через некоторое время Кай снова повернулся, приподнялся над Кёнсу и начал усердно закутывать его в одеяло. Стало теплее, но ломка и боль никак не давали уснуть. Кёнсу просто лежал и смотрел перед собой, ничего не слыша и не видя. Ему было очень плохо. Утром он почувствовал, что с его рук сняли наручники. Не веря, Кёнсу открыл глаза, считая, что всё это галлюцинации, но перед ним стоял Кай, убирающий наручники в тумбочку. - Сбежишь - найду. И узнаешь, что будет. С этими словами он вышел из комнаты, и Кёнсу натянул на себя ещё и его одеяло, чтобы согреться окончательно. Кажется, это немного помогло, и он даже смог задремать, правда, ненадолго. Боль становилась сильнее, да ещё и память, которая отступила вчера, сегодня работала на ура. Он начал всё вспоминать. И главным образом то, что так долго пытался забыть. Кай и Дио. Как они встретились или начали встречаться, оставалось в тумане, но их с самого начала звали так. Под именем Кай его друзья подразумевали вовсе не братца Герды из сказки о ледяном мире, а скрытого за сокращением Библейского Каина. Нет, Кай никого не убивал физически, а вот духовно - это было его пристрастие. Он тратил человеческие души так, как было запрещено всеми божьими заветами. Дио просто был его очередной жертвой. Но он стал жертвой, к которой Кай сильно привязался. И, естественно, он не ожидал того, что в один момент Дио просто исчезнет. А ведь он считал, что мальчик, который плакал на каждом изнасиловании, расстраивался на каждое плохое слово в свой адрес, но почему-то не уходил и обнимал так тепло и нежно, как могли только маленькие дети, влюблён в него, что будет рядом столько, сколько потребуется Каю. Но Каю требовалось больше. Всё больше того, что мог дать ему ещё такой милый, как ребёнок, несмотря на своё старшинство, Дио. Кёнсу встал с постели, сильно шатаясь. Натянув на себя только боксёры и джинсы, он остановился, чтобы отдохнуть. Голова закружилась, и в ней сотней отголосков отдалась боль. Присутствовало ощущение, будто каждая косточка его тела сейчас решила сильно болеть. Суставы хрустели, мышцы сводило, но он потихоньку двинулся к кухне. Кажется, горячий чай должен помочь? Кёнсу управлялся на кухне очень неловко: всё валилось из рук. Чай давно был готов, а он вдруг почувствовал, что никак не может подняться из-за стола: руки и ноги отказали, и сам он не имел никакого желания и сил подниматься. Сложив руки на столе, он уснул. Сон - лучшее лекарство? На самом деле нет. То есть для всех оно, возможно, и так, но сон - то время, когда память разгребает залежи ненужной информации и выводит на первый план то, что актуально. А для Кёнсу актуален Кай. Поэтому его силуэт он едва отчётливо видел в своём сне - значит, когда он проснётся, то, скорее всего, сможет вспомнить множество деталей из общения раньше. Надо ли это вообще? Ингибитор был необходим, без него Кёнсу, скорее всего, умрёт. - Эй, - его потрепали по плечу. Меньше всего Кёнсу хотел открывать глаза и просыпаться. Кай снова потряс его, и после только он открыл глаза и посмотрел куда-то в сторону. Головная боль здесь - значит, он ещё жив. Только вообще-то он пришёл за чаем. - Пойдём, - Кай поднял его за локоть. Но ноги не держали совсем, и, попытавшись ступить, Кёнсу ощутил, как его коленки подгибаются, и он вот-вот упадёт. Кай вовремя его поддержал. Так, будто это и не Кай вовсе. - Мне нужно пить... - хрипло произнёс он, предпринимая попытки вырваться. - Как ты вообще до кухни дошёл, скрюченное недоразумение? - немного раздражённо проговорил тот. - Ложись, я всё принесу. Сколько часов он спал, Кёнсу не знал, но этого явно было недостаточно. Тело будто перевязали верёвками, и оно стало тяжёлым настолько, что ноги не хотели его держать. Закутавшись в одеяло, Кёнсу посмотрел в окно. Где-то там, на земле, лежит пузырёк с таблетками. Найти их, принять, и сразу станет лучше, сразу исчезнут все проблемы. На тумбочку перед ним поставили поднос. На нём была тарелка с едой, на которую Кёнсу даже не посмотрел, потому что его рука сразу потянулась за кружкой с чаем. Почувствовав чужую ладонь на своей, он попытался её отдёрнуть, но ничего не вышло. - Сначала еда, - твёрдо сказал Кай. Кёнсу взглянул на него исподлобья. - Мне нужен только чай... Я не хочу есть, мне плохо... - Я сказал, ешь! - Кай с силой ударил кулаком по столу, и Кёнсу сжался, пробираясь к палочкам. Настоящий картофель - редкость для здешних мест, в нём нет жира, и он совершенно несолёный. Он ел картофель и раньше, однако сейчас его вкус был особенным, и, такое ощущение, что более естественным. Кай не спускал взгляда с Кёнсу. Где он достал этот продукт, как он его готовил? Хотелось задать вопрос, но злить Кая не хотелось. Изнасилование сейчас ещё подвинет процесс умирания. - Если будешь поддерживать обезвоживание, ломка продлится ещё очень долго. В твоих интересах делать то, что я тебе говорю. А за непослушание будешь наказан. Послушание? Хён донсэну донсэн, выходит, ведь это совсем неправильно. Кёнсу прекрасно понял, о каком наказании идёт речь, но разве это так страшно? Чай Кёнсу выпил залпом, не сразу чувствуя странный вкус. А когда почувствовал, было уже поздно. Ничего не сказав, он просто посмотрел на Кая. Отравить собирается? Но зачем? Он не уходил, сидел на кровати и смотрел в окно. У Кёнсу стали закрываться глаза, и он чуть слышно вздохнул: всего лишь снотворное. И вновь сознание затянулось туманом, открывающим все тёмные и непонятные места его памяти. В отсутствие ингибитора действует катализатор, и, кажется, все процессы набирают интенсивность, и Кёнсу стал запоминать намного больше. У Кая синяя рубашка с шестью белыми пуговицами и белым галстуком, на каждом рукаве по две белые пуговицы, на одной из которых чуть отколот один из краёв. Раньше бы Кёнсу не вспомнил даже то, в рубашке он был или в футболке. А теперь мельчайшие детали заполняли белый лист его памяти, на котором постепенно проглядывали эскизы его прошлой жизни. Это была просто судьба... - Признаёте ли Вы свою вину, подсудимый Ким? - спросила женщина неприятной внешности во всём чёрном. Кёнсу ёрзал на стуле и смотрел туда, где за железными прутьями молодой парень устремил свой взгляд в пол. Теперь он поднял глаза на судью. - Признаю, - ответил он. Возгласы пронеслись по всему залу. Кто-то начал охать, а адвокат посмотрел на парня с блестящими, невероятно красивыми глазами с непониманием и удивлением. - Вероятно, мой подопечный ошибся, и... - Я признаю свою вину, - повторил подсудимый. - До Кёнсу действительно продолжительное время жил со мной, потом сбежал, я нашёл его вновь и запер в своём доме, чтобы насиловать его. Так всё и было. Кёнсу открыл рот. Подсудимый пробежался глазами по залу и, встретившись взглядом с Кёнсу, улыбнулся и подмигнул, мол, этого добивался? Молодец, ты выиграл. А потом он отвёл взгляд, не видя, как на глазах До Кёнсу показались слёзы. Шесть лет... Ему дали шесть лет из-за какого-то маленького парнишки. Он убийца или террорист? Шесть лет... На его руках щёлкнули наручники, и охранники повели его из зала. Неожиданно для всех Кёнсу мгновенно подлетел к нему и крепко-крепко обнял. Из глаз хлынули слёзы. - Помнишь, ты говорил мне, что я ещё скажу тебе спасибо? - тихо произнёс он. - Я говорю. Спасибо тебе... - Хорошо. Только мне уже не нужна твоя благодарность, - сказал тот и резко оттолкнул от себя Кёнсу, а после охранники повели его к дверям. - О, нет! Кай, нет! Остановитесь! Так не должно быть! Кай! - закричал Кёнсу. Кто-то вцепился ему в плечи и начал трясти, а Кёнсу закрыл лицо руками и заплакал. - Дио! - раздался рядом до мурашек знакомый голос. Кёнсу резко открыл глаза и наткнулся на темноту вокруг. В ногах мешалось одеяло, по шее стекал пот, и чьи-то руки продолжали его трясти. Но это был Кай! Сам Кёнсу моментально вцепился в него пальцами и ошарашено посмотрел прямо в глаза. - Т-ты чего? Сон? - запинаясь, спросил Кай. - Ничего, я в порядке. Кёнсу отпустил его и схватился за голову: вновь в виски вступила боль, и он плюхнулся на подушку, снова зарываясь в одеяло. Дрожь прошла по всему его телу от холода, страха, боли и отчаяния. Всё это было вокруг него, всё это преследовало, и поэтому во сне кричал имя человека, которого, возможно, ненавидит. Кай везде... Его слишком много, и голова не давала покоя. Не в силах уснуть, он слышал, как Кай карябает простыню пальцами: тоже, стало быть, не может уснуть. Что его поразило? Что Кёнсу увидел его во сне, во сне пытался его спасти? Но ведь, получается, что Кёнсу видел кошмар с ним в главной роли - то есть, то же самое, что и происходит с ним на самом деле. Вот только кошмаром он стал только из-за того, что в нём он потерял Кая... Кёнсу закрыл глаза, и щеки коснулась капля горячей воды, стекая по коже на подушку. Дрожь не успокаивалась. Он услышал, как ворочается Кай, а потом почувствовал, как чужие пальцы ложатся на его плечи, подвигая к себе ближе. Шеи коснулись волосы Кая, его руки обвивали тело Кёнсу, и холодные мурашки сменились на необъяснимое, новое ощущение. Кёнсу сделал вид, что он спит и не чувствует всего этого, хотя хотелось высказать весь свой дискомфорт прямо сразу. Постепенно этот самый дискомфорт испарился, и осталось тепло от прижавшегося к нему Кая. А ведь он хотел наказать Кёнсу изначально, поэтому насиловал его. А что сейчас? До Кёнсу, пора прекращать бегать от себя с закрытыми глазами, заткнув уши... Утром стало немного легче: голова болела чуть меньше, не так мутило, и он, вроде, был готов встать с постели. И, встав, он сразу пошёл в ванную. Ночью было теплее, чем обычно, и сейчас он включил воду, с необыкновенным удовольствием чувствуя её прикосновения к своей коже. Холодные струи стекали по телу, и Кёнсу следил за ними, натыкаясь взглядом на многочисленные синяки и сильно выпирающие кости. Всё равно стало лучше... - Отныне будешь спать в шубе, - сказал Кай на полном серьёзе, бросая на постель толстенную шерстяную куртку. Кёнсу удивлённо взглянул на него. Пока не совсем доходило до него всё то, что происходило вокруг: всё-таки ломка, она ещё не закончилась. - Мне надоели твои вечно стучащие зубы. Тот только открыл рот, чтобы что-то сказать, но Кай его прервал: - Так, как сегодня ночью, я делать больше не буду. Забудь об этом. И после он удалился на кухню, а Кёнсу плюхнулся на кровать. А ведь ему было тепло и уютно в объятиях Кая. Спящего Кая, который, услышав крик Кёнсу, начал его будить, запинаясь, говорил какие-то несвязные фразы, - это было по-особенному. Подсудимый Ким... Как зовут Кая на самом деле? Его фамилия - Ким? Откуда Кёнсу мог её знать? Всё утро и весь день он провёл, лёжа на кровати и глядя в потолок. Его, наверное, кто-то ищет - он плохо помнил своих друзей. Восстанавливалась память кусками, причём кусками тех моментов, которые происходили до первых таблеток ингибитора. Весь этот отрезок жизни остался в тумане, потому что запоминания событий, как такового, практически не шло, а потому и шансов вспомнить не было. Но сейчас он чувствовал себя так, будто постепенно отходит от какого-то сна. Даже в этом страшном месте краски становились ярче. Быть может, он действительно ещё скажет Каю спасибо. А пока пора жить нормальной жизнью. Хотя бы попытаться. Сильная боль в животе, в голове, ломка - оно всё осталось, но сейчас было хоть немного, но легче. Легче оттого, что он себя понял? Он и сам не знал этого, но что-то явно менялось. То ли Кай стал добрее, то ли сам Кёнсу поумнел. Он встал на кухне и начал мыть посуду. Оно всё продолжало валиться из рук, но сдавать он пока не хотел. Маска безразличия и серости всего существования была на время или навсегда отброшена в сторону, и он принялся за приведение своих мозгов в порядок. Кай появился неожиданно. Кёнсу с таким напором пытался отмыть тарелку, что его тщательно вымытые и теперь не засаленные волосы покачивались от напряжения. Посуды была целая гора, и всё он начищал примерно так же, пока не убеждался, что она кристально чиста. И не отвлекался, пока не почувствовал на своём затылке руку, перебирающую его мягкие после мытья красные волосы. Он повернул голову в сторону Кая, который вглядывался в него. Так они стояли около полминуты, просто смотрели, и их мысли приглушал только поток воды из незакрытого крана. - Знаешь, как ты сделал мне больно, Дио? - вдруг спросил Кай. - Согласен, я издевался над тобой очень долго, но ты, даже несмотря на то что постоянно обижался на меня за это, всегда быстро прощал. Всё время так было: мне даже стыдно за свои поступки не было, а ты каждый раз приходил с каким-нибудь синяком на лице от моих кулаков и обнимал меня, непонятно зачем. Я, дурак, решил, что ты влюбился в меня по уши, что твоя забота бескорыстна, и ты чуть ли не единственный человек в мире, кто готов мне дарить её. И в тот день, когда ты ушёл, я возвращался домой с целью сказать тебе, что люблю тебя и больше не буду делать всё это с тобой. Если бы ты подождал ещё хотя бы пару часов, вся наша жизнь могла бы быть другой. Подумай, Кёнсу, я ждал тебя весь вечер и всю ночь, несколько дней подряд не ложился спать, потому что боялся, что ты придёшь, а я не услышу твоего стука. Я никогда не чувствовал себя настолько униженным, потому что ты был первым, к кому я так привязался. И я сразу же напоролся. Сразу... И я в отчаянии бегал и искал тебя повсюду: думал, что когда найду, я просто для виду тебя накажу, а потом скажу всё то, что хотел сказать ещё до того, как ты убежал из дома. И когда я нашёл тебя, я думал, что теперь всё будет хорошо, что ты, поскольку любишь меня, тоже будешь счастлив меня видеть. А ты принимал наркоту для того, чтобы забыть меня, ужас всей своей жизни. Как всё это могло произойти со мной, Дио? Кёнсу слушал его молча. Всё то, что сказал ему Кай, не укладывалось в голове. Он просто не мог понять. Любовь? Кай любил его? Кай его любил?! А он? Что же он? Убежал. Не увидел - предал, получается. То есть ещё не известно, кто чей ужас. - Как тебя зовут?.. - тихо спросил Кёнсу. Снова книга воспоминаний раскрылась в красивых и глубоких глазах Кая. И Кёнсу видел в них самого себя, ещё того, совсем не испорченного. - Чонин, - ответил Кай так же тихо. - Ким Чонин. - Чонин, - повторил Кёнсу, поднимая руку и пальцами касаясь щеки Кая. Нет, не Кая. Чонина. - Помнишь, ты говорил мне, что я ещё скажу тебе спасибо? Последние страницы книги, кажется, вдруг воспламенились. Только от одного взгляда, от двух слов с губ Кёнсу, кажется, уже две книги воспоминаний горели: одна новая, хорошая, а вторая старая и потрёпанная, с вырванными или порванными небрежно листами. Чонин не отрываясь, смотрел в его глаза, А Кёнсу просто боялся их опускать. Даже холод и боль отступили. Тишина была сильнее, но недолго, и у Кёнсу нашлись силы тихо улыбнуться и сказать: - Спасибо.