***
Натаниэль без стука вошёл в комнату Делайлы. Она сидела у распахнутого окна, слушала шум дождя и плела кружево. — Попозируешь мне? — Доброе утро, Нэйт, — поприветствовала его Делайла, опасливо посмотрев на пожилую компаньонку. — Если ты не будешь нас отвлекать, садись. Он не отвлекал. Он смотрел. Он рисовал. У Делайлы тонкая шея, маленькие уши, глаза с длинными ресницами… Но её лицо менялось быстрее, чем он успевал её запечатлеть. Сестра хмурилась — и напоминала сердитую лисичку. Довольно улыбалась, распутав нити — и её лицо становилось похожим на лик Андрасте. «Надо в следующий раз больше бумаги захватить».***
— Попозируешь? — Нэйт! — возмущенно всплеснула руками Делайла. — Во-первых, добрый день. Во-вторых, надо стучаться. В-третьих, если ты вдруг не заметил, у меня примерка. Ты не мог бы прийти попозже? Делайла стояла на табурете, словно фарфоровая кукла на подставке, вокруг неё суетились модистки, скалывая ткань булавками. Натаниэль пододвинул ногой пуфик к окну, поближе к свету, вальяжно отмахнулся. — Твоя примерка мне не помешает, скорее наоборот. Попробую поймать динамическую позу, — сказал с легкой запинкой на выученном недавно слове. — А попозже прийти не могу, извини. У меня после тренировки руки будут в таком состоянии, что будет не до рисования. — Но… — Делайла очаровательно смутилась. — Я всё же неодета… — Успокойся. Ты для меня всего лишь модель. — Но почему-то ты рисуешь только меня, а не других девушек, — невнятно буркнула она. — Это всё потому, что стоит мне попросить какую-либо девушку попозировать, её суровый отец сразу заводит разговор о свадьбе, — пояснил Натаниэль. — А оно мне надо? Уходя, он подарил модисткам по портрету. Правда, дам Натаниэль зарисовал достаточно небрежно. Но, во-первых, что они в этом понимают, а во-вторых, их мнения ему были безразличны.***
— Делайла, я… Ой, извини. — Натаниэль быстро отвернулся. Делайла за его спиной шуршала полотенцем, лихорадочно вытираясь. — Ведь тебе тысячу раз говорили: надо стучаться! — возмущалась она, натягивая на себя рубашку. — Сколько можно?! — Извини, я ничего не видел, — солгал Натаниэль. — Всё, можешь поворачиваться. Ну и зачем ты ворвался на ночь глядя, и почему ты в охотничьем костюме? — Наверное, потому что пришёл сообщить, что отец всё-таки решил взять меня на ночную охоту. Я хотел спросить: тебе поймать ежа? Делайла подпрыгнула от радости и повисла у брата на шее. — Конечно, поймать! Я обожаю ёжиков… Ни пуха, ни пера, братец. Когда Натаниэль вышел за дверь, ему пришлось привалиться к стене и несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть. «А Делайла-то совсем ведь выросла». Он в изумлении смотрел на свои руки. Обнимать сестру, чувствуя под тонкой рубашкой разгорячённое ванной тело — было как-то странно. Он зажмурился и потряс головой, чтобы изгнать из головы образ обнажённой Делайлы. Помнить такое — совсем не по-братски. Нэйт привёз сестре целых двух ежат. Потом эти твари выросли, дали потомство и терроризировали поварят с кухарками.***
— Это я? Натаниэль дёрнулся от неожиданности, черкнул грифелем по листу. Слава Создателю, рисунок на планшетке вполне невинный — обнаженная Делайла сидит на мелководье, спиной к зрителю. Он прорисовывал ягодицы под водой и увлекся. Не услышал, как сестра подкралась. — Нет, что ты. Так, абстрактная женщина, я над преломлением воды работаю, — соврал он. — Жаль, испортил… — Красиво... Мне так нравится, как ты рисуешь. А ты мог бы нарисовать меня? — Да я и так тебя всё время рисую… — сказал Натаниэль и прикусил язык. Хорошо хоть, сестра по-своему поняла его слова. — Нет, я имею в виду, вот так, без одежды… — … в окружении десятка ёжиков? — попытался он перевести разговор в шутку. — Да ну тебя. Я серьезно. — Я тоже. — Натаниэль потёр мякишем лист, но безуспешно, слишком глубокая получилась черта, не убрать. — Ты лучше подумай, как ты передо мной раздеваться будешь. Я же мужчина. Или ты хочешь, что бы я твою голову к какому-нибудь красивому телу пририсовал? — У меня у самой тело красивое! — возмутилась Делайла, глотая наживку. — Ну-у, — задумчиво протянул он, добавляя сомнения в голос, — это уж позволь мне судить. — И тем более, ты не мужчина. Ты мой брат. — Помню, Дэлли, помню.***
— О чём ты думаешь? «Лучше тебе об этом не знать», мысленно ухмыльнулся Натаниэль и пожал плечами. — Так, о бунте в Киркволле. Если в ближайшее время не выберут Наместника, теоретически, могут быть аннулированы наши преференции при торговле зерном. А это, как понимаешь, влечёт за собой... Дальше он мог говорить любую чушь. Взгляд сразу Делайлы поскучнел, и она принялась играть с Шушей, ручным ежом, скармливая ему креветок из вазочки. — Дэлли, — мягко позвал Натаниэль. — Сядь обратно, и не двигайся. Иначе у тебя опять руки до колен получатся. — Не у меня, а у тебя. Делайла показала язык, но всё-таки приняла указанную позу. — Кстати, ты так и не сказала, кому хочешь послать рисунок. Я его знаю? — А с чего ты взял, что я хочу его кому-нибудь послать? Натаниэль фыркнул. Невинные глаза Делайла изображала на редкость неумело. Шуша резко повернулся на звук, пошевелил носом и тоже разразился фырканьем. — Вот видишь, даже твой любимец видит лукавство насквозь. О, Дэлли, ты так чудесно сейчас покраснела... Жаль, что я не умею писать красками!***
Странно, но их отношения не стали ближе, несмотря на то, что регулярно, раз в неделю или две, Натаниэль приходил к Делайле рисовать. Обычно с раннего утра — комнаты Делайлы находились в восточной части замка. Это было его маленьким тайным ритуалом, его литургией: стук в дверь, обмен вежливым приветствием с её личной горничной. Он проходил в спальню Делайлы без стука, — это была его привилегия — разбудить сестру самостоятельно — и объявлял с порога, что конкретно ему сегодня понадобится: спина, плечи, или ноги. Он лил воду из кувшина, пока полусонная Делайла умывалась, держал зеркало и подавал шпильки, пока она расчёсывала волосы, и рассуждал о задуманном рисунке. Обычно к тому времени, когда приносили завтрак, Делайла, уже скинув ночную сорочку, принимала пластическую позу на софе, придвинутой поближе к окну. По молчаливому согласию она никогда не обнажалась полностью, целомудренно скрывая наготу тонким покрывалом из светлого шёлка. Он сосредоточенно работал над драпировками, мягко обрисовывающих высокую девичью грудь, над прядками волос, касающихся тонкой шеи, тщательно вырисовывал спину и ягодицы, пока Делайла читала книжку или пыталась болтать о пустяках. Иногда они даже не разговаривали, если не было повода. Нельзя сказать, что Натаниэль негодный собеседник или ему не нравилось говорить с сестрой. Нравилось. Но когда в комнате царила тишина, то ему не приходилось ссылаться на жажду или простуду, когда сбивалось дыхание и голос внезапно становился хриплым. У Натаниэля не было уверености, что учитель, рекомендуя заняться рисованием для тренировки наблюдательности, имел ввиду изображение обнажённой женской натуры. Но упорно продолжал свои занятия.***
Рендон вошёл без стука, когда Натаниэль рисовал на ночь по памяти. Точнее, не рисовал, а любовался рисунком. Если быть совсем уж точным, то не любовался, а …активно любовался. В общем, в неподходящий момент отец зашёл. Мог бы и выйти. Однако Рендон, посмеиваясь, подошёл к сыну. — И кто же это у нас вызвал такой бурный энтузиазм? Покрасневший Натаниэль смял рисунок и сжал его в кулаке, невнятно что-то пробормотав. — Показывай, художник. Думаешь, мне не интересно посмотреть предполагаемую будущую невестку? — Нет, не покажу. Это моё. Возможно, если бы Натаниэль не стал перечить отцу и сразу назвал любое вспомнившее женское имя, всё бы сложилось по другому. Может, тогда бы отец посмеялся и отстал. Но Рендон Хоу весьма резко реагировал, когда ему говорили «нет». Тем более — в собственном доме. Рендон перехватил руку Натаниэля, силой вытащил бумагу из пальцев. Развернул. — Как это понимать? — очень тихо и очень спокойно спросил он, и это прозвучало настолько жутко, что Натаниэль от страха вжался в спинку кровати. — Это не то, что ты думаешь… — Правда? А что я, по-твоему, должен думать, когда застаю сына, дрочащего на... на это? Рендон с отвращением швырнул лист в сторону и вытер ладонь о штанину. Стал методично вытаскивать из конторки ящики с принадлежностями для рисования, вываливая содержимое на пол. Натаниэль на обыск реагировал довольно спокойно, все «особые» рисунки он предусмотрительно хранил в тайнике. Но когда отец безошибочно подошёл к камину и не глядя вытащил кирпич, Натаниэль не выдержал и закричал: «Нет!» — Идиот! Я в этой комнате вырос. Неужели ты думаешь, что тут ещё остались какие-то секреты? — Рендон презрительно скривился и вытащил тубус. Вытряхнул его на ковёр, поворошил носком сапога рассыпавшиеся листы. Делайла с чуть раздвинутыми ногами; Делайла, гладящая свои груди; Делайла, рассматривающая свои прелести в зеркале; Делайла, лижущая мужской живот… Там много чего было. У Натаниэля и память, и фантазия были отменные. Натаниэль сидел красный, как рак. Он до этого никогда не слышал, чтобы отец так грязно ругался. И не предполагал, что эти рисунки увидит кто-либо ещё. — Мразь! Ты делал это с сестрой? Чудовище! Она же ещё невинное дитя! — Да ничего я не делал! — возмущенно запротестовал Натаниэль. — Это просто рисунки! — Просто рисунки?! Ты думаешь, я тебе поверю? Что это «просто» рисунки? — отец сгрёб несколько листов и швырнул ему в лицо. Вот тут отец был совсем не прав — конкретно это было составным изображением, все непристойные фрагменты Натаниэль скопировал с найденных в отцовском кабинете орлейских гравюр, просто придал сходство женщины с Делайлой. Натаниэль попробовал это объяснить, но получил кулаком в челюсть. Рендон рванул за кожаный шнурок на шее сына, вытаскивая его из постели. Через секунду кожа лопнула, медальон улетел куда-то в сторону и разбился, а Натаниэль, падая, ушиб локоть. Через секунду боль померкла — по сравнению с теми пинками, которые обрушились на его живот, руки, голову... Натаниэль завыл в голос, забыв о гордости, когда сапог с металлическими подковками с размаху опустился на так не вовремя сжавшийся кулак. — Отец! Не надо! Я не виноват! — Заткнись! И не смей больше называть меня отцом, испорченный мальчишка! — угрожающе прорычал Рендон, но шагнул назад. Натаниэль скорчился на полу, отплевываясь кровью и баюкая искалеченную руку. — Собирайся. Утром ты покинешь Ферелден. Ноги твоей здесь не будет, покуда я жив!***
Отец оказался почти пророком, хоть Натаниэль не был этому рад. Впрочем, если говорить начистоту, то его вообще ничего не радовало из событий последнего года. Отец убит позорной смертью. Томас, младший братишка, погиб на войне, даже не успев получить рыцарский пояс. Крепость разграблена. Делайла исчезла, как в воду канула. Он — никто, просто экзотическое дополнение к компании малефикаров, убийц, смертников и откровенно сумасшедших. Болтается по эрлингу, который полгода назад был его наследственным леном, и делает вид, что не замечает косых взглядов бывших знакомых — злых, удивлённых, иногда сочувствующих. Он мертвец среди мертвецов. Он Серый Страж с переломанными пальцами и судьбой. — Ух ты, какая цыпочка! Ты только погляди! — восхитился Андерс и сунул под нос Натаниэлю и Амеллу очередной печатный оттиск с изображением обнаженной девушки. Натаниэль отмахнулся. Фамильярность Андерса его иногда раздражала. — Ух ты, какие ёжики! — восхитился Амелл. — Ёжики? Натаниэль выхватил листок. Да, это уменьшенная копия его рисунка. Черты лица Делайлы немного изменёны, но сомнений быть не может, доску для гравюры резали определённо с оригинала. Но откуда? Он повертел в пальцах листок, ничего не понимая. Ведь отец наверняка уничтожил всё, что нашёл. — Андерс, а где ты это купил? — Я же говорю, цыпочка такая сладкая, что прямо съел бы! У меня еще несколько есть, показать? — Андерс вытащил из котомки еще несколько оттисков, которые Натаниэль узнал даже на таком расстоянии. — Я спросил, где ты это купил? — с нажимом повторил Натаниэль. — Да здесь же, в предместьях, пойдём, с хозяйкой лавки познакомлю!***
Он хотел незаметно подойти со спины, как в прошлом, но сюрприза не получилось. — Делайла... Она оглянулась, окинула его удивлённым взглядом и вдруг воскликнула: — Натаниэль? Неужели это ты?! О, Андрасте милосердная... — И замолчала, прижав руку ко рту, словно потеряв дар речи. А она изменилась за эти годы. Повзрослела, стала выше, черты лица утратили девичью гладкость, да и фигура из тростинки превратилась в песочные часы. Натаниэль подозревал, что в отличии от неё, он не сильно изменился, значит, она просто его позабыла. Или хотела забыть. — Дэлли, — заговорил он, быстро и суетливо, словно боясь, что его прогонят. — Я приехал за тобой. Тебе больше не надо здесь находиться, ты можешь вернуться в замок, домой, жить, как подобает благородной леди… — Натаниэль, подожди, — подняла она руку. — Ты ошибаешься. Мой дом здесь, я вышла замуж по любви, и у меня есть сын. Я счастлива здесь… — Счастлива? — Да. Мне нравится здесь, и я не хочу бросать свою семью. Натаниэль отстегнул поясной кошель, протянул его сестре. — Сейчас торговля в упадке, я знаю. Мор не сильно прошёлся по Амарантайну, но всё равно. Возьми. Тут довольно много денег… — О, нет, не надо! — улыбнулась Делайла, останавливая его. — Поверь, это мне следовало бы поделиться деньгами. — Что ты имеешь в виду? — спросил он, не опуская протянутый кошель. — Если бы не твои рисунки, нам пришлось бы трудно. А так наша типография не только не нуждается в деньгах, но и спонсирует развитие почти всех амарантайнских гильдий. Натаниэль почувствовал, что краснеет. — Ты их нашла? Делайла отвела взгляд в сторону. — Когда пару лет назад стали менять обстановку твоей комнаты, рабочий обнаружил тайник в спинке кровати. Но никто, кроме меня, в папку не заглядывал. Сначала я хотела сжечь… это, но решила оставить. Как видишь, это было верное решение. Натаниэль смог лишь издать какой-то невнятный звук. — Позволь спросить, — с непонятной интонацией спросила Делайла после короткой паузы. — Ты всё еще занимаешься … рисованием? — О, нет, я бросил… Это прозвучало настолько двусмысленно, что они смущенно замолчали. — Я слышала, ты стал Серым Стражем? — Делайла сменила тему, но интонации по-прежнему остались чужие, незнакомые. Натаниэль сглотнул. «Я слышала» — два тихих слова, но они прозвучали в ушах Натаниэля похоронным колоколом… Она знала о том, что он вернулся и ни строчки ему не написала. — Да, — произнёс он через силу. — У меня не было выбора, Дэлли. Иначе бы меня повесили. — Натаниэль, у меня к тебе просьба… — голос сестры стал таким виноватым, что он догадался, о чём она сейчас скажет. Он не дал ей договорить убийственные для него слова — шагнул к ней, наклонился и поцеловал в лоб. Она вздрогнула, но всё-таки сдержалась, не отстранилась от его прикосновения. — Я всё понимаю, Дэлли. Просто мне нужно было удостовериться, что с тобой всё в порядке. Если что случится и тебе потребуется моя помощь, или если вдруг тебе захочется написать мне письмо, то ты знаешь, где меня искать. Он положил кошель на прилавок, развернулся и пошёл прочь, навстречу дожидавшимся его Серым Стражам, порождениям тьмы и Глубинным тропам, надеясь больше никогда не вернуться в Амарантайн.