Смывая недуги

Маэда Йошиаки... Каково было мое первое впечатление о нем? Щупленький, мягкотелый, зажатый. Одним словом - пай-мальчик. Как только увидел его - сразу подумал: этот щенок и месяц тут не продержится. Либо прибьют ненароком, либо сделают из него подстилку и пустят по рукам. Вероятнее всего на его долю выпадет второй вариант. А что, лицо у него симпатичное, сам невысокий, да и задница почти под стать девичьей. Превосходный кандидат на роль объекта для удовлетворения всякого "мусора". Зажмут где-нибудь, а он поди и сопротивляться-то не сможет. Бедняга. Таких, как он, здесь приручают на раз-два, и плевать, девственник он или нет. А уж мнения жертвы никто и спрашивать не будет. Но, признаться честно, я бы не отказался стать свидетелем подобной сцены. Видеть, как его прилюдно имеют во все дыры, а тот заливается горючими слезами и молит о пощаде - это, должно быть, очень забавное зрелище. Что об охране, то на них надеяться не стоит. Эти зажравшиеся скоты даже пальцем не поведут, когда очередной заключенный станет жертвой того или иного насильника. Они привыкли к такому и не видят в поведении своих "подопечных" ничего необычного. Думаете, жестоко? Может и так, но, увы, от этого никуда не деться. В общем, как ни крути, а паренек попал по полной. Вне всяких сомнений. Клянусь всем, чем угодно, что он не уживется здесь. Никогда. Так я думал раньше... Дальнейший хаос и "игра на выживание" - вот что побудило его раскрыть свою истинную сущность. Обычно говорят, что попади человек в незнакомую ему устрашающую обстановку, то прежняя маска спадает, и на её месте образуется правдивая личина. Тот, кем он является на самом деле. И, черт побери, кто бы мог подумать, что за ясными глазами и милым личиком этого паренька кроется решительная личность. Вдобавок он, на удивление, достаточно смел и умеет принимать обдуманные решения даже в накаленной до предела ситуации. Каждый из нас, побывав в роли его напарника, лично удостоверился в этом. Не стыдно признаться, но после того, через какой Ад мы прошли вместе, я стал его уважать. Как брата. Как того, кому бы я без колебаний доверил свою жизнь. И, уверен, остальные думают так же. ... Если бы кто-нибудь сказал, что в будущем мне придется бороться с толпами живых трупов вместе с молчаливым качком, сумасшедшим умником и хлюпиком, я бы рассмеялся ему в лицо. Но сейчас понимаю, что ребята, сражающиеся со мной бок о бок, лучшие, на кого я только мог рассчитывать. Звучит довольно-таки смешно, знаю, но это чистая правда. Недавно произошел один случай, благодаря которому я смог получше узнать Маэду. Я вышел на крышу, дабы запечатлеть в памяти одну прекрасную картину: вхождение заката в глубокое небытие. Его красивую и медленную смерть. Помню, на тот момент солнце нехотя поглощал горизонт. Небо наливалось яркими теплыми красками, напоминающими цвет крови. Цвет трагедии и мрака. С одной стороны сей цвет тошнотворный, с другой - властный и притягательный. Именно этот закат врезался мне в душу, и именно его я возненавидел с первого взгляда. Спустя какое-то время на крышу поднялся Маэда и, ни говоря ни слова, присел рядом со мной на каменистую поверхность. Мы молча созерцали открывшееся перед нами полотно алых красок и причудливых волн. Понятия не имею, о чем он тогда думал, его взгляд казался пустым и холодным. Как будто сознание покинуло Йошиаки на время, превращая его в одного из тех мерзких тварей, пожирающих человеческую плоть. Легкая дрожь прошла по моему телу, но я не придал ей значения. Многое, конечно, произошло с тех пор, как мы избавились от тех религиозных фанатиков. Те жуткие события оставили на наших судьбах и уж тем более на нашей психике неизгладимый след. За это время Маэда не проронил не слезинки, что казалось вполне нормальным действом. Мне казалось, он достаточно стойкий, чтобы пронести весь этот тяжкий груз на своих плечах до скончания дней. Но это было ничем иным, как притворством. Я же видел, как ему хотелось плакать. Как он сдерживал потоки слез, не смотря на то, что огромный комок, застрявший в горле, практически душил его. Видимо, Йошиаки считал, что если расплачется, как дитя, то выставит из себя посмешище. Вот же дурак. Он, действительно, всё ещё ребенок... Сегодня в теплых лучах заходящего солнца я окончательно это понял. А потому разрешил ему поплакать. На моем плече, прямо здесь и сейчас, чтобы потом от сожалений, какими бы они ни были, не осталось и следа. Чтобы сердце не разъедала острая боль, а совесть больше не высказывала претензий. - Поплачь, дурачок, ты же, в конце концов, не каменный. Через несколько мгновений он повернулся ко мне. Его глаза ожили, засияли былым блеском. Все казалось бы давно погасшие слезы наряду с эмоциями выплеснулись наружу. Теперь же он не сдерживался. - Молодец. Не останавливайся. Маэда сидел рядом, уткнувшись в мое плечо и рыдал. Рыдал так искренне, как только мог. Соленые, полные горечи и обиды слезы катились из его покрасневших глаз и касались моего оголенного плеча. На какой-то момент мне тоже захотелось плакать, но я лишь усмехнулся и отбросил подобные мысли в сторону. Всё, что мне сейчас нужно, - принимать слезы. Принимать и покорно ждать, пока этот паренек не очистит от всех недуг свою покалеченную душу. А почти умерший закат впитает все, что увидел здесь. Впитает и забудет. Как это забудем и мы...