И в любви, и в ненависти

— Уже полтора года прошло, а ты до сих пор так злобно на меня смотришь, — раздался мужской голос с некоторой хрипотцой. Жасмин подняла свои холодные и озлобленные глаза на темного маги. — А ты упорнее, чем я думал. На данные слова девушка лишь высокомерно фыркнула и отвернулась. Лицо Джудала снова исказила недовольная гримаса. — Могла бы хотя бы поплакать или же по умолять меня о пощаде, принцесса. А ты словно воды в рот набрала, — буркнул он, как ребёнок, и подошел к ней поближе. Присев перед Жасмин на корточки, брюнет провел тыльной стороной ладони по её щеке. Недостаток солнца сказывался на её коже: она стала бледная, землистая. Сильно похудела, несмотря на хорошее питание, но так её баловали только в присутствии маги. Если же Джудал куда-то уезжал, то о ней никто не вспоминал. Сидела голодная и уставшая. Униженная, озлобленная на империю Рэм и Аль-Сармен. Ей хотелось увидеть кровь короля на своих руках — настолько жгучей была её ненависть. Первые два месяца маги относился к ней, как к обычной груше, на которой можно было отразить весь гнев и просто испытать свои силы. А вот после того, как она укусила его за руку, ему захотелось испробовать её плоти. С Жасмин он справлялся, удавалось на ура при использовании грубой силы. Она же девушка, хрупкий тонкий цветок, который не выстоит против града ударов. Она — кролик, а он — удав. Когда темный маги уходил от неё недовольный тем, что она ему не отдается по своей воле, девушка придавалась слезам. Она давила крики и визги, которые рвались наружу. Она не могла позволить себе, принцессе, лить слёзы. Ей не позволено радовать врага своей слабостью. Жасмин была наследницей престола одного небольшого государства, о котором империя Рем узнала, когда начала захватывать берега. Кто мог одолеть армию фаналисов? Верно, никто. Вот и её любимая Родина пала перед людьми с Темного континента. А титул принцессы разбился о тяжелые кандалы рабыни. Ее, как непослушную скотину, таскали по базарам, пытаясь продать гордую принцессу, но никто не решался взяться за перевоспитание своенравной женщины. А вот в империи Коу нашёлся желающий, Джудал. Такого унижения она не испытывала за всю свою жизнь. Бил её каждый, а она давала отпор. Но этот экземпляр оказался не по зубам. — Эй, я к тебе обращаюсь! — злобно процедил парень, схватив её за руку. Цепи кандалов звякнули, а хрупкая тонкая исхудалая тушка с легкостью сдвинулась с места. — Что ты хочешь услышать, а? Подскажи, я повторю, — снова злобно посмотрев на него, рабыня оскалилась. Джудал ещё сильнее сжал ладошку принцессы. — Не смей так со мной разговаривать, сучка! — влепив блондинке сильную пощечину, парень швырнул её в другой угол комнаты. Столкновение со стеной для неё уже не в первой. Тело настолько привыкло к боли, что та почти не ощутилась. — Проклятая тварь! — заорал брюнет, подходя ближе. Жасмин не шелохнулась. — Хотя бы каплю уважения проявила, глупая девчонка! Бездарная… — Шлюшка, — закончила его мысль принцесса. — Ты повторяешься. — Что? — зашипел темный маги, низко, опасно. Темная рух вихрем закружилась по комнате. Жас уже знает, чем это кончится. Побьет её пару часов, а затем снова унизит. Снова плюнет в её женское достоинство, растопчет её хрупкое сердце и насладится этим. — Уже третий раз за день, — снова добавила девушка, закрыв потускневшие глаза. Раньше она получала столько комплиментов по поводу их яркости и цвета, а теперь больше была похожа на мертвую рыбу. Впрочем, от реальности Жасмин ушла не так далеко. — Ты… — схватив тонкий и остренький подбородок рабыни, Джудал поднял её вверх и снова замахнулся. Его ладонь закрыла светящийся на потолке шар и тут в голове у принцессы что-то стрельнуло. Она вспомнила, как её старший брат указывал рукой на солнце, говоря, что она похожа на яркий луч, который никогда не должен переставать улыбаться. Внутри словно что-то оборвалось, загорелось и зарокотало. — Бей уже! — горячие слезы потекли по бледным щекам, падая, разбивались об холодный пол темницы. Джудал замер. — Чего ты ждёшь?! Ты же хотел ударить! Бей! — начала кричать и брыкаться принцесса. Металл на запястьях загрохотал, пока Жасмин пыталась схватить парня за шиворот. «Чего он молчит? Почему не бьёт?! Ему страшно? Или стало стыдно, что бьёт и так убитую жизнью принцессу?!» — мысли одна за другой вдавливались в её уставшее сознание. — Чего ты молчишь? Почему не двигаешься?! Добей меня! Что тебе стоит? Ты ведь рожден, чтобы убивать, разве не так ты мне сказал при первой нашей встрече? Джудал! — Замолчи! — раздался громкий шлепок. Жасмин рухнула вниз, грязные волосы скрыли её лицо. Старое кимоно, в котором она попала в рабство ещё 2 года назад, износилось до дыр, местами было перештопано раз по пять, а цвета его уже давно выцвели и истерлись. Маги словно прозрел: увидел, какие темные синяки цветут на её слабом теле, насколько глубокие царапины оставлял на коже. И заметил, как ужасно они смотрятся на его принцессе. Он искалечил её, изуродовал. Это сделал именно он, не кто-то другой, кого можно было бы убить за такое. Кроме него никто не смел прикасаться к его любимой Жасмин, к его единственному цветку, который ему так нравился. Он, как последний идиот, продолжал её мучить, пытаясь задавить тепло внутри себя. Джудал просто пытался избавиться от него! Он хотел искоренить чувство, сжигающее сердце, лишь бы не признаваться в собственной человечности. Она мучилась, страдала. И он это видел. Он ненавидел её за то, что она оставалась такой же гордой и сильной принцессой, несмотря на все ужасы, что он с ней вытворял. Такая крепкая духом, непоколебимая, но уже почти мертвая внутри, она продолжала жечь его душу своим существованием. Жасмин ненавидела себя за то, что испытывает к этому монстру. Ей было страшно, что этот знаменитый Аладдин убьёт Джудала и тогда он никогда не придёт к ней. Не поцелует нежно, когда она почти заснёт, не накормит с рук дорогой рыбой, не позволит прикоснуться к его волосам. Она ненавидела его за разрушенную жизнь и ненавидела себя за эту привязанность. — Дура! Почему ты так ненавидишь меня?! — разразился с новой мощью злобный и дрожащий голос маги. Жасмин замерла подобно камню. Слёзы сжали горло, нещадно жгли грудь. — Кто вообще сказал тебе, что я хочу убить тебя?! Идиотка! Почему ты делаешь это со мной?! — Почему ты так со мной обращаешься?! Почему ты так груб со мной? — рабыня сжалась, будто на неё сыпались раскаленные иглы. Будто каждое слово, сказанное Джудалом, обжигало болью. — Я ведь… я ведь ничего… ничего не сделала. Почему ты появился в моей жизни? Ненавижу тебя, ненавижу, Джудал. Он упал на колени, сжал её худые плечи и зашипел от боли. Как же ему не быть грубым с ней, если она не любит его? Не признаёт его силу, его превосходство и власть над ней. Жасмин всецело должна принадлежать ему, дышать им, думать о нем, повиноваться. — Ненавидишь меня? Продолжай делать это, — Джудал шумно втянул воздух через нос, зажмурился. Кровь стучала в его висках, оглушая. — Ненавидь меня, проклинай, считай дьяволом. Но ты всегда будешь со мной, слышишь? Я не дам тебе умереть. Я заставлю тебя признать себя единственным, кому следует подарить свое сердце, тело и душу. Ты будешь любить меня, даже если ты этого не хочешь. Я заставлю тебя сделать это, даже если ты будешь это отрицать. — Я ненавижу тебя. Мне больно. Лучше бы я умерла, — она плакала, не могла остановить поток слов, рвавшийся наружу. Жасмин хотелось прожечь собственные ребра, достать это болящее сердце и растоптать, лишь бы не ощущать этой противоречивой боли. Она не должна любить его, Джудал не достоин этого чувства, но оно продолжает травить её сознание. Она не может любить человека, убивающего её, но сердце продолжает забиваться в бешеном танце при мысли о маги. - Ненавижу тебя, лучше бы убил... — Ты будешь со мной, пока я этого хочу, поняла? Ты не сдохнешь, пока я тебе этого не позволю, - словно в полубреду, отзывался на её стоны волшебник, и сжимал измученное тело в своих жестких объятиях.